– Она там, – сказал я. – Или была там.

– Хорошо, может, она там до сих пор. В любом случае, это лучше, чем ничего, – сказал он, складывая карту и пряча ее в карман. – Давай, покончим с этим. У нас всего сорок восемь часов.

Я закрыл ноутбук и встал, мы с Алеком вышли из комнаты. Он пронесся мимо Клары, стоявшей в холле и не сводившей с нас нервного взгляда. Я кивнул ей и последовал за ним, мы забрались в его машину. Он завел двигатель и выехал на подъездную аллею, покрышки громко заскрипели, когда он прибавил скорости. Солнце садилось, Чикаго накрывала темнота, когда мы въехали в Высокогорный парк.

Я пытался звонить Ройсу и Эдварду еще несколько раз на протяжении всей поездки, но безрезультатно, невозможность связаться с ними начинала действовать мне на нервы. Я не имел понятия, где мой сын, в какой он сейчас ситуации и будет ли с ним все в порядке. Ройс никогда не давал мне повода не доверять ему, он был достаточно хорош и быстро поднимался по служебной лестнице, но тот факт, что его подопечный поднялся против нас, выставлял его не в лучшем свете. Он должен был быть настороже, должен был увидеть это, понять, что происходит с его человеком. А он был слеп, не заметил того, что у него под носом, и это плохой знак, мне приходилось задаваться вопросом, способен ли он справиться с ситуацией. А голос в глубине сознания спрашивал, не ловушка ли все это. Я не хотел в это верить, но если Ройс с ними, мы все идем на смерть.

Алек выехал на высокогорье и приблизился к той области, мы медленно проезжали сквозь деревья. Большинство зданий казались заброшенными, старыми и износившимися, некоторые даже были полуразрушены. Стены были изрисованы граффити; изображения сердец с крыльями, вил и рогов дьявола, шестиконечные звезды. Это были знаки банд, я видел их бесчисленное множество раз, их рисовали уличные головорезы и бандиты, которые считали себя всесильными. Люди, которые никогда не знали верности друг другу, не знали уважения к своим – они противостояли всем, защищали свои позиции, но думали лишь о себе и своей выгоде. Мой отец испытывал к ним отвращение, его волновала их тактика, отсутствие цивилизованности. Он терпеть не мог, когда они называли себя «гангстерами», «мафией», он содрогался от их понимания слов «посвящение» и «братство».

Не сосчитать, сколько раз я слышал от него эти разглагольствования, он напыщенно повторял, что хоть у его организации есть чувство уважения. Можно нарушать закон и совершать разные отвратительные преступления, но в его глазах все это было обоснованным. Его организация не мучила людей только чтобы мучить. У его организации была настоящая власть и обязанности.

Отец со всей серьезностью принял клятву, и до конца своих дней организация была для него настоящей семьей, связи с Borgata были крепче кровных уз. Его не слишком любили за жесткость, но его чтили, и люди следовали его примеру. Никто не переступал границ, когда отец был рядом. Никто не перечил ему, и лишь отдельные идиоты сознательно нарушали клятву.

Он, наверное, перевернулся бы гробу, если бы узнал, что организация, которую он помогал строить и укреплять, упала до уровня безжалостных уличных головорезов, которые уничтожают чужую собственность и щеголяют преступлениями. Мы продолжаем называть себя людьми чести, но не было ничего напоминающего честь в том, чтобы заставить мальчика принять клятву по эгоистичным причинам, или позволить девушке, которую он любит, быть в опасности и просто отвернуться от нее. Мы с отцом уже никогда не увидимся, но я знал, что он никогда бы не позволил такому случиться при его жизни.

Он бы никогда это не потерпел.

– Ты в порядке, Карлайл? – спросил Алек.

Я повернулся к нему и увидел сосредоточенное выражение его лица.

– Мы должна быть готовы. Там не будет места для ошибок или колебания… не будет времени для задних мыслей.

– У меня нет задних мыслей, – сказал я. – Я просто думаю, как переживал бы отец насчет всего этого, будь он жив.

– Этого бы не случилось, будь твой отец жив, – ответил он. – Я знаю, ты обижался на него за то, что он заставлял тебя следовать по его стопам, но твой отец был человеком чести… если только в нашем мире возможна честь. Он заставил тебя сражаться за то, что тебе было необходимо, вместо того, чтобы просто дать это тебе, даже если он мог; он хотел, чтобы ты стал тем человеком, который будет бороться за свое. Если бы твой отец не умер, уважение все еще сохранялось бы. Мы бы не связывались с разными мелкими силами и не разделялись. Организация твоего отца была сильной и единой. Никто не смел идти против него, а если бы и посмел, он действовал согласно законам.

– Мы не лучше тех людей, которые разукрасили эти строения, – пробормотал я, качая головой.

– Я бы так не говорил. У большинства из нас все еще осталось чувство чести, например у меня, – сказал он.

– Какая может быть честь, когда невинные гибнут? – спросил я. – Джейкоб мертв. Доктор в Порт-Анжелесе…

– Они умерли ради невиновного, – сказал он. – Это плохо, но их жизни были пожертвованы Изабелле. И, может, так не должно быть, но так произошло. Иногда мы должны делать некоторые вещи, чтобы защитить свое. Может, ты это не замечаешь, но то, что ты сделал ради Изабеллы Свон, несмотря на все, чего она стоила тебе лично, делает тебе честь. И я не знаю, был бы я способен на такой поступок, если бы встал на твое место. Если бы мою жену убили из-за девочки, наверное, я бы уже давно убил ее в гневе.

– Я почти убил, – сказал я. – Я хотел. И не раз.

– Но не убил, – сказал он. – Напротив, ты рискуешь собственной жизнью, чтобы найти ее, и это и есть честь, Карлайл. Мы делаем для ее спасения то, чем трудно гордиться, но мы ее спасаем. Иногда нужно смотреть на вещи в большем масштабе.

– Никогда не думал, что услышу подобное воодушевляющее напутствие от тебя, – сказал я, качая головой, пока он парковал машину около мусорного контейнера возле пустого здания.

– Да, но ты же слышал мою жену, – сказал он, вынимая ключи. – Я нарушаю клятвы организации, пока занимаюсь этим, но я не намерен нарушать клятвы жене. Она сказал мне вернуться домой, и я именно это и собираюсь сделать.

Мы вылезли, и я последовал за ним, он обошел вокруг дома и скрылся в тени. Застыв, когда достиг угла, он глянул через дорогу. Я тут же заметил черный «Мерседес», припаркованный между деревьями у небольшого здания.

– Это машина Ройса? – спросил я, замечая на ней итальянско-американское маркирование. – Я думал, он водит «БМВ».

– Водит. Это машина Джеймса, – сказал Алек, доставая из-под пальто один из пистолетов.

Я удивленно глянул на него, когда он дважды проверил, заряжен ли он.

– Я собираюсь перейти через дорогу и проверить. Оставайся тут и прикрой меня.

– Хорошо, – сказал я, доставая свой пистолет и снимая его с предохранителя.

Он быстро осмотрелся и перебежал через дорогу, приблизившись к машине и проверив двери, но они были заперты. Я наблюдал, если ли где-то признаки движения, пока он оглядывался, затем он заглянул в окна большого здания, которое казалось давно пустующим. Он вернулся через минуту и покачал головой.

– Похоже, оно заброшено, насколько я могу судить. Никого не увидел, – тихо сказал он.

Я кивнул и сжал переносицу от расстройства чувств, я уже было заговорил, когда услышал позади нас громкий шум. Я резко развернулся и навел пистолет, но Алек перехватил меня и затянул за угол, убираясь с пределов видимости.

– Что за… – начал я, но он покачал головой и поднял руку, приказывая молчать.

Я услышал множественные голоса, которые смешивались, Алек схватил меня за руку, указывая головой, что нам следует перейти улицу. Я последовал за ним вдоль пустого здания, которое мы уже проверили, вглядываясь в темноту. Из большого склада вышло три человека, они замерли на месте. Я тут же узнал Джеймса и заметил незнакомца со светлыми волосами, который безразлично опирался на AK-47 (8). Что-то в третьем человеке показалось мне странно знакомым, но было темно, и он повернулся ко мне спиной, так что я плохо его рассмотрел.