– Б…ь, прекрати, я уже знал, – быстро сказал я. – Я уже знал, что ты была той, кого она пыталась спасти, Белла.

Она шокировано посмотрела на меня.

– Ты… знал? – спросила она.

Я кивнул и отпустил ее руку, нервно пробегаясь по волосам.

– Да, знал. Знал уже несколько месяцев, – ответил я.

– И не сказал мне? – быстро спросила она, голос у нее был расстроенный. – Ты знал, что это была я, и скрывал от меня?

Она смотрела на меня с выражением непонимания и боли, я видел, как ее глаза наполняются слезами.

– Я пытался защитить тебя, – сказал я.

– Ты пытался защитить меня? – спросил она, повышая тон. – А ты не думал, что я должна знать?

– Я не хотел делать тебе больно, я знал, что ты будешь страдать, – сказал я, пытаясь объяснить. – Было неправильно так с тобой поступать, заставлять тебя проходить через это дерьмо. Я не видел смысла…

– Ты не видел смысла? – с недоверием спросила она. – Твоя мать умерла из-за меня, а ты не видел смысла говорить мне? Я уничтожила твою жизнь, Эдвард!

– Иисусе, Белла, тебе было всего четыре гребаных года, когда она сделала свой выбор, – сказал я. – Ты не сделала ничего неправильного.

Она покачала головой, по ее щекам бежали слезы.

– Я забрала у тебя маму, – сказала она, ее голос надломился.

– Нет, не ты, – ответил я. – Ее забрал тот человек, который нажал на курок. Тебя нельзя винить за это дерьмо.

Она неуверенно глянула на меня.

– Ты ошибаешься, – сказала она, стирая с лица слезы, которые продолжали бежать. – Если бы меня не было, ничто из этого не случилось бы. Как ты можешь даже смотреть на меня, Эдвард? Как можешь любить меня после такого?

– А как я могу, черт подери, не любить тебя, Белла? – спросил я. – И тот простой факт, что ты была такой особенной для моей матери, что она рисковала ради тебя своей жизнью, лишь подтверждает это. Я не буду лгать. Было больно, когда я впервые узнал, но это дерьмо лишь подтвердило все, во что я верил в отношении тебя. Я столько раз говорил тебе, что умру за тебя, так как я, б…ь, могу винить тебя за то, что моя мать чувствовала то же самое?

– Это не должно было случиться, – пробормотала она. – Я того не стою.

– Никогда не говори это дерьмо, – с силой сказал я. – Ты, черт подери, стоишь этого, и мое мнение ничто не изменит. Ты не можешь просто, на хер, закрыться и отстраниться от меня из-за такого. Я боролся за тебя, моя мать, б…ь, боролась за тебя, за то, чтобы у тебя была настоящая жизнь, и ты не можешь просто забить на эту хрень и не бороться за себя сама.

– Но ты сказал… – начала она, но я быстро покачал головой, обрывая ее.

– Никаких долбаных «но», Белла. Я знаю, что говорил в прошлом, но мне было просто чертовски больно, и я злился. Мы все говорим и делаем дерьмо, когда расстроены, и часто так не думаем, – сказал я. – Я не сожалею ни об одной гребаной случившейся вещи, и тебе тоже советую. Это охеренно трудно, но мы справимся. Я слишком много потерял, я не хочу потерять и тебя.

Она вытерла слезы и всхлипнула, в ее глазах вспыхивала целая гамма эмоций. Я приблизился и снова взял ее за руку, в этот раз она не отшатнулась. Я притянул ее в объятия. Она крепко вцепилась в меня, ее рыдания стали громче.

– Черт, tesoro, ты же знаешь, я люблю тебя. И я не знаю, что за фигня творится с нами, и как, святые небеса, мы справимся, но мы должны, это дерьмо не может нас уничтожить. Я понимаю, почему ты не говорила мне, что не так – и я ненавижу это, но понимаю – но не закрывайся от меня. Я охеренно жалок без тебя, – сказал я.

– Прости, – прошептала она. – За все. Мне так жаль.

– Не извиняйся, – сказал я. – Я не виню тебя.

– Хотя должен, – тихо сказала она между всхлипами.

Вздохнув, я крепче сжал ее, от боли в ее голосе мое сердце сжалось.

– Что я сказал об этом дерьме? – спросил я. – Я, б…ь, не виню тебя, и ты не должна винить себя. Мы будем над этим работать. И я пока не знаю, как, но мы разберемся. Сколько раз ты говорила мне, что мы выжили? И если нам до сих пор удавалось, то получится снова. Мы выживем в этом дерьме.

Какое-то время я стоял на месте и держал ее, пока она пыталась успокоиться, мне было приятно, что она в моих руках. Я не был наивен, и знал, что предстоит гребаное количество работы, чтобы вернуть вещи на свои места. Простое признание, что мы в курсе правды, не исправит все между нами. Дело зашло слишком далеко и вышло из-под нашего подчинения, сожрало нас обоих, чтобы можно было просто, на хер, забыть о случившемся. Гнев во мне все еще бушевал, и я знал, проклятье, что просто слова, сказанные ей, не будут достаточными. И ее чувство вины не испарится магически ко всем чертям.

Наконец, она оторвалась от меня, на ее щеках застыли слезы, глаза покраснели. Я все еще видел опасение в ее взгляде, она явно переживала, что, б…ь, случится при следующем шаге, но я ощутил облегчение, что хотя бы страх ушел.

Подняв руку, я вытер влагу с ее щек кончиками пальцев, тихо вздыхая.

– Ты знаешь, на этих скалах опасно, – сказал я. – Ты могла, на хер, упасть или еще что-нибудь.

Она мягко улыбнулась.

– Ты когда-то прыгал с этих скал, – сказала она.

Мои глаза расширились от удивления, что она знает.

– Джейкоб сказал? – спросил я.

Она кивнула и я тихо засмеялся.

– Да, я был чертовски безрассудным.

– И все еще остаешься, – ответила она. – Приезжать сюда было безрассудно. Ты мог попасть в серьезные неприятности.

Я пожал плечами.

– Ну, не попал же, – просто ответил я.

После этого последовала минута тишины, между нами оставалось столько недосказанного, что напряжение не уходило.

– Значит, я знаю, почему ты поехала в Ла Пуш, но как ты оказалась на скале с Джейкобом? И как, черт возьми, Элис узнала, что ты тут?

Она вздохнула и повернула голову к воде, нервничая.

– Я поехала сюда наугад, не зная, что буду делать и куда направляюсь. Мне было больно, ты продолжал звонить, но я не знала, как поступать после случившегося. И не знала, с кем можно поговорить, хотя отчаянно нуждалась в собеседнике.

– А ты не могла поговорить с Элис? – прервал я ее. – Я понимаю, почему ты не говорила со мной, но, Иисусе, Элис бы выслушала.

– Я не могла взвалить на Элис такую ношу, – сказала она. – Я бы поставила ее в ужасно неудобное положение, ей бы пришлось хранить секреты от Джаспера, или разбить ему сердце, сказав это, а я так не хотела. Она знала, что я тут, потому что позвонила Джейкобу, узнать, видел ли он меня, а он сказал, что я в порядке и ей не следует переживать. И именно так узнал Джейкоб. Я, э-э… позвонила ему.

Я в шоке уставился на нее, ее слова задели меня за живое.

– Как, черт побери, ты звонила ему? У тебя же нет его… – я замер, прищуриваясь. – У тебя есть его сраный номер, Белла?

Она с осторожностью глянула на меня и кивнула, нервно покусывая губу.

– Он записал свой номер в мой телефон, когда Эммет брал меня на пляж. И, клянусь, никогда прежде я не пользовалась им, и даже не думала, что буду.

– Так почему ты, б…ь, не сказала мне? – спросил я, раздраженный, что она хранила от меня секреты.

– Потому что знала, что ты разозлишься, как сейчас, а я не хотела еще больших проблем, – сказала она. – Я должна была удалить его, но… Я не знаю… Что-то подсказало мне оставить номер.

Я был чертовски зол и боролся с желанием заорать или посмеяться над ее решением, я чувствовал себя обиженным.

– Но он, Белла? – спросил я. – После всего, что я говорил тебе о нем, о его поступках, о том, как он проходился своим грязным ртом по имени моей матери, ты говорила с ним о ней? Я, б…ь, не понимаю.

– Я не говорила с ним о твоей матери, Эдвард. И не могу поверить, что ты так думаешь, – ответила она, мое утверждение ранило ее. – Я бы никогда так не предала тебя, я тебя люблю.

– Тогда о чем вы говорили? – спросил я, не понимая.

Она безразлично пожала плечами.

– Мы говорили о его маме, – сказала она. – Джейкоб ощущает вину за ее смерть. Ему всегда казалось, что это его вина.