Я еще раз проиграл эту песню, поглядывая на то, как она наблюдает за мной. Я улыбался и ждал, что она попытается еще раз, когда позади нас раздался голос.

– Моцарт, верно?

Вздрогнув, я резко обернулся, и, черт возьми, чуть было не рухнул со скамейки. Алек смотрел на меня с удивлением, а я схватился за грудь: сердце билось неравномерно. Изабелла подняла на него шокированный взгляд, ее тело заледенело.

– Иисус Христос, Алек. Ты чертовски напугал меня! – огрызнулся я. – Ты не должен вот так вот подкрадываться ко мне, мать твою.

Он приподнял брови и посмотрел на меня, слегка забавляясь моей реакцией.

– Ты всегда был очень невнимательным, – сказал он. – Не самое полезное качество. Моцарт, правильно?

Я вздохнул и провел рукой по волосам.

– Ну, да, я думаю, можно и так сказать. Я имею в виду, что он сделал кучу вариаций этого.

Он кивнул, его глаза метнулись к Изабелле.

– Lei mi ricorda tua madre (5).

Я слегка напрягся, застигнутый врасплох его заявлением.

– Che cosa (6)?

Он вздохнул.

– Isabella e molto simile a tua madre… Elizabetta non e mai stato molto buono al pianoforte, sia (7).

Он помолчал и вздохнул.

– Если, конечно, я правильно помню.

Я кивнул, потому что это была правда. Я помнил, что пытался научить ее играть, и не важно, сколько раз мы повторяли «Ярко, звездочка, сияй», мама постоянно фальшивила. Но она была упертой, и ей всегда хотелось попробовать сыграть вместе со мной.

– Credi davvero che lei e come mia madre(8)?

– Si, e lo pensa anche tuo padre (9), – сказал он.

Он повернул голову, чтобы посмотреть на меня, а я лишь таращился на него, потрясенный его заявлением. Она напоминала отцу о матери?

– Lei ti rende felice (10)?

Я кивнул, стараясь привести мысли в порядок.

– Si, piu felice di quanto non sia mai stato (11), – я повернулся к Изабелле и увидел, что она смотрела в пол, ее брови нахмурились, а на лице отразилось замешательство.

Я понял, что она не поняла ни черта из того, что мы говорили, и это, вероятно, беспокоило ее.

– Я люблю ее.

Она быстро взглянула на меня, и я улыбнулся. Уголок ее губки поднялся вверх, и она, покраснев, отвернулась. Я посмотрел на Алека и увидел, что он смотрит на нас с любопытством.

– Sono felice per te. So che tua madre sarebbe felice anche (12), – сказал он через секунду. – Прошу меня извинить, но мне нужно взять что-нибудь выпить для твоей тети.

(5) Она напоминает мне твою мать

(6) Что?

(7) Изабелла очень похожа на твою мать. Элизабет тоже никогда не удавалась игра на фортепиано

(8) Ты действительно думаешь, что она похожа на мою мать?

(9) Да, так же, как и твой отец

(10) Она делает тебя счастливым?

(11) Да, счастливее, чем я был когда-либо раньше

(12) Я рад за тебя. Твоя мать тоже была бы счастлива

ДН. Глава 56. Часть 4:

Прежде чем я успел ответить, он прошел мимо нас и скрылся на кухне. Я снова повернулся к фортепиано, когда Алек, возвращаясь, пожелал нам спокойной ночи и начал подниматься по лестнице. После того как он скрылся из виду, я вздохнул и посмотрел на Изабеллу.

– Ты хочешь еще поиграть? – спросил я.

Она нерешительно покачала головой.

– Что он сказал? – тихо спросила она.

Я пожал плечами, опуская взгляд на клавиши.

– Он просто спросил, счастлив ли я с тобой. Ничего особенного, – пробормотал я.

И как только эти слова скатились с моих губ, я понял, что именно сказал, поэтому вздохнул и поднял на нее взгляд.

– Я не имею в виду, что это ни фига не важно, или что ты не важна для меня. Это не так. Я просто хочу сказать, ну, ты знаешь… это не такое уж большое дело, ну, вроде того. Ну-у, я о том, что это, конечно, большое дело, но…

Она протянула руку и прижала указательный палец к моим губам, и зашикала на меня. Я с удивлением уставился на нее, как всегда поражаясь, что она, б…ь, осмелилась меня заткнуть, а она улыбнулась.

– Я все поняла, – тихо сказала она. – И я тоже тебя люблю. Можем мы просто пойти спать?

Я кивнул и с нежностью поцеловал ее пальцы.

– Конечно, можем, tesoro.

Я взял ее за руку и повел наверх, где мы оба разделись и легли в постель. Она поудобнее устроилась в моих объятиях и быстро заснула, а я лежал в глубокой задумчивости в безмолвной комнате. Я думал о матери, о том, какой была бы моя жизнь, если б она выжила. Я думал об Изабелле и о том, какой путь она уже проделала, и сколько нам обоим еще предстоит пройти. Я чувствовал себя виноватым из-за того, что закрывался от нее, скрытничал, но мне не хотелось ее мучить. Менее двадцати четырех часов назад я чувствовал себя мудаком, не достойным ее, но и теперь продолжал делать это дерьмо.

Я не стал вдаваться в подробности того, что сказал мне Алек в гостиной, не желая вновь поднимать тему матери. Я поймал себя на том, что поступаю так очень часто – преуменьшая для нее какие-то вещи или что-то не договаривая. И это было чертовски несправедливо, но я просто не знал, как быть. Что ответить на ее вопрос о тех словах Аро, которые он перед отъездом говорил мне в фойе – я сказал ей, что он пригласил меня в гости, но это была даже не половина правды. Я не признался, что он хотел, чтобы мое пребывание у него было постоянным, что он умолял меня пересмотреть свои планы. Я не стал говорить ей, что он внушал мне, что это моя судьба, что я рожден для того, чтобы идти именно по этому пути. Я не сказал ей, как он заявил, что единственная возможность для мужика вроде меня быть с такой женщиной, как она, и при этом чувствовать себя в безопасности – это присоединиться к той жизни.

Аро пытался убедить меня, что только власть Боргата сможет позволить мне обеспечить Изабелле защиту. Ни хера я ему не поверил, так как отец и Алек предупредили меня заранее, что он наверняка заговорит об этих вещах, но часть меня от его слов все еще сжималась от страха. Часть меня не могла не задаваться вопросом: а что если мы ошиблись, а Аро был прав? Что делать, если я не смогу обеспечить ее безопасность в этом мире без какой-либо поддержки или защиты?

В конце концов, я заснул, а проснувшись на следующий день, обнаружил, что кровать пуста. Я приподнялся на локтях и, окинув взглядом комнату, вздохнул. Было уже пятнадцать минут двенадцатого, и, конечно же, она ушла, оставив меня одного третий день подряд. Да уж, это, безусловно, начинает становиться дурацкой привычкой.

Я встал и, натянув штаны от фланелевой пижамы, направился в спальню. Я, пошатываясь, спустился на второй этаж и остановился посередине коридора, когда услышал ее смех. Я улыбнулся, подошел к двери спальни Джаспера и ухватился за ручку. Попытался повернуть ее, но эта хрень не сдвинулась с места, оповещая, что по каким-то причинам он, черт возьми, запер дверь. Я поднял руку и постучал.

– Проваливай! Мы тут заняты! – раздался изнутри голос Эмметта.

Я услышал смех Джаспера и прищурился.

– Проваливай!? – клацнул зубами я. – Что вы, мать вашу, имеете в виду, заявляя, что вы заняты? – там с ними была моя девушка, и мне ни фига не нравилось не иметь доступа к ней, меня бесило, что я не могу войти и увидеть ее, когда захочу.

Это дерьмо мне ужасно не понравилось.

– Я хочу сказать, что мы пипец как заняты, братан, – отозвался Эмметт. – Твоя очередь. Выбей на хрен эту сраную дверь, а не ной там. Нам нужно показать Иззи Биззи, как это делается.

Я нахмурился, услышав, что Джаспер снова засмеялся. Я услышал звук, похожий на шлепок, и Изабелла вскрикнула, что вызвало новый приступ смеха у моих братьев.

– О да, Джаз! Вот так нужно вставлять!

Я начал стучать в дверь с удвоенной силой, сконфуженный тем, что ни хрена не понимал, какого черта они там делают, но мне офигеть как не нравились эти звуки.