Я вытерся и почистил зубы, затем отправился обратно в спальню и заглянул в шкаф. Вытащил пару черных боксеров и одну из своих белых маек, потом натянул черные брюки. Достал из шкафа белую с черными полосками рубашку на пуговицах, надел ее и застегнул. Оставил несколько пуговиц не застегнутыми, потому что, если я не делал этого, то постоянно чувствовал, что задыхаюсь.

Я стащил с плечиков черный пиджак, потому что хотел хотя бы попытаться соответствовать ей, пусть и всего наполовину, и надел его, не застегивая. Надел носки и задумался над тем, какую выбрать обувь, после чего просто схватил свои черные с белым кроссовки «Найк», потому что они подходили по цвету. Я не собирался, мать вашу, провести целый день в неудобной обуви, и похуй на все.

Я закончил приготовления и убедился, что на этот раз надел часы, чтобы, как идиот, не таращиться всю ночь на свое запястье. Я надел ремень, чтобы брюки, черт возьми, не соскальзывали вниз, и побрызгался одеколоном. Провел рукой по волосам, чтобы хотя бы попытаться привести это блядство в какое-то подобие порядка, и глянул на себя в зеркало.

Я выглядел чертовски хорошо, я знал это, и большинство девушек средней школы Форкса набросились бы на меня, если б увидели. Но я знал, что подобное дерьмо вовсе не впечатлит Изабеллу. Она, конечно, находила меня привлекательным, но она не рухнет передо мной на колени, как остальные девчонки. Ее куда больше заботило то, что было внутри, чем внешняя привлекательность. Но все-таки я хотел хорошо выглядеть для нее. Я хотел попытаться поразить ее. Я не знал, как, черт побери, воплотить это в реальность, как произвести впечатление на кого-то вроде нее, но сегодня я сделал все от меня зависящее, в надежде, что у меня получится эта хрень. Я хотел, чтобы она увидела, как много значит для меня, как важна она для меня, потому что я постоянно твердил ей об этом, но никогда не имел возможности продемонстрировать. Боже, мы оба еще молоды, мы живем в доме моего отца и девяносто девять процентов времени проводим вместе в моей гребаной спальне. Я хотел, чтобы она поняла, что есть много всего и за ее пределами.

С тех пор, как я рассказал об этом Элис, она назвала это дерьмо «Операция «Золушка». Я закатил глаза и сказал ей, что это смешно, хотя в некотором смысле это так и было. Я очень легко мог вытащить ее «из грязи в князи», и ей, черт возьми, никогда больше не придется прислуживать другим людям, никогда не придется подстраиваться под кого-то или делать то, чего она не захочет. Я, блядь, имел в виду, что даже сам уже почувствовал, будто нахожусь в диснеевском фильме. Но суть дела была в том, что я вовсе не был Прекрасным принцем. Если я и был принцем, то Principe Della Mafia (Принцем мафии), и в этом дерьме не было ничего даже отдаленно романтического. Я надеялся на долгую и счастливую жизнь, как и остальные ублюдки, но знал, что не могу обещать ей солнечного света на протяжении всего нашего пути. Несмотря на то, что моя мать называла меня именно так, я даже и близко не был долбаным солнышком, даже если Изабелла утверждала, что у меня солнечный запах. В действительности же, я был больше похож на нелепые серые облака, которые затянули небо над Форксом и, казалось, задержатся надолго. Никогда не угадаешь, когда они разразятся ливнем, но знаешь, что в какой-то момент это произойдет, и что время от времени небо будет проясняться, и сквозь тучи пробьется немного теплого света. Вот таким я и был, а она вернула мне тепло, но мое предсказание будущего было примерно таким же точным, как прогнозы проклятых метеорологов. Это дерьмо изменчиво, и мы не имеем никакого контроля над ним, но мне хотелось, чтобы она поняла – у меня были на этот счет долгосрочные планы, и что я хотел, чтобы она была со мной во внешнем мире, и не имеет значения, какой жестокой эта херня может оказаться для нас.

Я щелкнул выключателем, вышел из спальни и стал спускаться по лестнице. Оказавшись в холле, я взглянул на часы. Было уже почти три часа дня, и это был офигенно длинный день, но на самом деле он только начинался.

Элис скоро доставит Изабеллу, и я нервничал из-за того, что скажу. Я пошел на кухню и забрал розу со стойки, затем вернулся в гостиную. Я снова начал ходить по комнате кругами, так же, как я делал это утром, моя тревога возрастала с каждым шагом. Я совершенно не мог устоять на месте и ужасно психовал, зная, что из-за этого еще больше выхожу из себя.

Пока я ждал эту чертову желтую машину, которая должна подъехать к крыльцу, мозг продолжал рисовать мне все возможные катастрофы, которые могли произойти.

Я обязательно скажу что-нибудь не так, я уверен в этом.

Я обижу ее.

Я сделаю что-либо, что огорчит ее.

Она будет разочарована ночью, или подавлена всем этим и поддастся панике.

Пикник с треском провалится, я уже знал это.

Черт, намечалось треклятое вторжение муравьев, или, если они не доберутся до нас, и Изабелла все же сможет поесть, то она, скорее всего, получит гребаное пищевое отравление. Иисусе, я никогда ничего не готовил, так что не имел ни малейшего представления, как это вообще было возможно, но если была хоть какая-то чертова вероятность, что это случится, то оно наверняка произойдет.

Черт, а что если у кого-то из нас проявится аллергическая реакция, как в фильме «Метод Хитча»? Я хочу сказать, что у меня нет этой сраной аллергии ни на что, так же, как и у нее, по крайней мере, из того, что я знал о ней, но я ведь никогда и не спрашивал. Боже, что со мной не так, почему я не спросил об этом дерьме?!

Если ничего этого не случится, то наверняка будет долбаная гроза, хотя метеорологи обещали абсолютно ясный вечер. Но как я уже, блядь, сказал минуту назад, эти придурки ни хрена не знают! Они не могут предсказывать будущее.

Землетрясения.

Торнадо.

Цунами.

Сезон дождей.

Ураган.

Пожар.

Потоп.

Град.

Снежная буря.

Господи, да я даже не знаю, возможна ли хотя бы половина из этих природных явлений в наших краях, но с моей-то удачей эта гнусность просто обязательно случится!

У нас могут возникнуть проблемы с машиной, или мы попадем в гребаную аварию. Боже, я очень надеялся, что мы не повредим «Вольво». Вероятно, чертов пьяный водитель врежется в нас в тот единственный день, когда я собираюсь оставаться трезвым.

Слишком много всего могло пойти не так, и поэтому, пока я мерил шагами комнату, мне в голову приходили все возможные сценарии развития событий. Я был в панике, и чертовски близок к тому, чтобы сойти с ума, а моя рука практически приклеилась к волосам. Я был в шоке, и, не опуская руку, дергал это дерьмо. Но я нервничал и не мог ничего с этим поделать, потому что все должно быть идеально, а не было.

Что-то было неправильно. И я не мог понять, в чем дело, но просто не чувствовал, что все хорошо.

Я продолжал ходить взад и вперед и смотреть на часы, снова и снова, нервно вертел розу в своих руках, радуясь, что флорист уже срезал с нее все шипы, иначе мои руки уже были бы расцарапаны к чертям, и я бы залил кровью весь гребаный этаж. И если бы со мной случился этот отстой, то Изабелла пришла бы сюда и захотела все убрать, потому что ей, черт возьми, не нравились пятна крови на полу, а я, нахрен, свихнулся. О Боже, у меня же был еще один чертов сценарий, о котором следует беспокоиться…

Прошла, казалось, целая вечность, когда, наконец, я услышал снаружи хруст гравия и повернулся лицом к двери, весь напрягшись. Я услышал звук хлопнувшей дверцы автомобиля, и мое сердце начало дико стучать, а нервы вскипели. Господи ты Боже мой, по тому, как я себя вел, можно было подумать, что я готовился участвовать в перестрелке, или что в дверь ломились долбаные федералы. А ведь это была всего лишь Изабелла – девушка, которая почему-то любила мою дурацкую задницу и мирилась с моими глупостями, та, которая спала рядом со мной каждую ночь в моей постели. Она видела меня в самые худшие моменты, видела меня взбешенным и выходящим из себя, и ей все-таки удалось полюбить меня. У меня не было ни одной гребаной причины вести себя подобным образом – даже если у меня получится превратить эту ночь в полную катастрофу, ей будет все равно, она, скорее всего, посмеется над этим дерьмом или просто пожмет плечами и поблагодарит за попытку. Ведь я, на самом деле, никогда не делал ничего подобного, и неважно, сколько раз Элис говорила мне, что мой план хорош, или что у меня все получится, мне все еще было не по себе. Это как собирать долбаные пазлы из рассыпанных по всему полу кусочков, и если даже собрать небольшую часть картинки, кажется, что все они не на своих местах, потому что ты потерял один из пазлов. И проблема в том, что даже не знаешь, какой именно пазл ты потерял, насколько важен он для целостности рисунка, – ты лишь знаешь, что он утерян.