Я кивнул.

– Я слабо помню этот отстой. Имею в виду, не тот день или еще что-то, но я помню, как меня бросали с Алеком, и у меня ехала крыша, а ты кидал на меня взгляд типа «прекращай быть проклятой киской и устраивать хреновы истерики», – сказал я.

Он засмеялся.

– Да, ты ненавидел оставаться там, – сказал он.

Я кивнул, откусывая кусочек. Он сделал так же и вздохнул.

– Знаешь, это прекрасная история и всякое такое, отец, спасибо за воспоминания, но какое это имеет отношение к ситуации? – спросил я.

Он уставился на меня, улыбка сползла с его лица.

– Брось этот сарказм, – сказал он.

Я вздохнул, кивая, я знал, что это ерунда не поможет, но я был раздражен и нервничал.

– В тот первый уик-энд, когда мы оставили вас, мы поехали в Вегас, тогда позвонил твой дед и вызвал меня, прерывая наш отдых раньше, чем он успел начаться. Твоя мать сильно расстроилась, но я ничего не мог поделать. Он отдавал приказы, а я им подчинялся.

Он замолчал, возя еду по тарелке.

– Он сказал мне, что я должен поехать в Финикс следующим утром и взять кое-какие бумаги по казино.

Я застыл, глядя на него.

– Финикс? Это там, где Своны? – спросил я.

Он вздохнул, утвердительно кивая.

– Тогда я впервые увидел Изабеллу. Ей было три года. Мы просто выходили из машины, а маленькая хрупкая фигурка бежала прямо на твою мать. Буквально врезалась в нее, – сказал он.

Я не отводил от него глаз, внутри бушевал ураган эмоций, я был, нахер, шокирован, что он знал об Изабелле с тех пор, как ей было три. И еще больше я удивился, что ее видела моя мама.

– Вау, – промямлил я, не зная, что еще сказать.

– Она была смешной девочкой, очень общительной. Почти умоляла твою мать поиграть с ней, потому что у нее не было друзей, – сказал он. – Твоя мама, конечно, с радостью согласилась.

Я ощутил пульсирующую боль в груди – от того факта, что моя мать играла с моей девочкой, потому что та была одинока. Я ощутил, как во мне поднимается волна сильного чувства – смеси радости и боли, но я остановил это дерьмо прежде, чем на глазах появятся слезы, и я окончательно засмущаюсь.

– В мамином духе, – просто ответил я.

Он кивнул.

– Да. Когда мы уезжали, Изабелла попросила твою мать вернуться и еще поиграть с ней. Она даже обняла меня и поблагодарила за визит. Такая наивная, – он снова замолчал и, казалось, что-то взвешивал.

Потом он нерешительно поднял на меня глаза.

– Твоя мать и я несколько раз приезжали после того. Мы даже однажды брали тебя с собой.

Мои глаза распахнулись от шока.

– Вы брали меня к Свонам? – спросил я.

Он кивнул.

– Неудивительно, что ты не помнишь. Тебе только исполнилось пять. Тебя сильно баловали, ты постоянно ездил по миру, встречался с разными людьми, приобретал опыт. Многочасовая поездка в пустыню в возрасте пяти лет вряд ли осталась бы в памяти, как что-то стоящее. Я больше удивлен, что Изабелла не помнит. Она жила на отшибе, никуда не выезжая, и такое событие не было для нее рядовым. Но, опять-таки, ей было всего три, и она много пережила с тех пор, наверное, это нормально, что она забыла, – сказал он, пожимая плечами.

Я уставился на него, пытаясь уловить смысл в его словах.

– Ты говоришь, что мы с Изабеллой встречались, когда были детьми? – спросил я, требуя прояснения.

Он кивнул.

– Да, но это был очень короткий визит. Твоя мать осталась на улице с тобой и Изабеллой, пока я работал. Ты больше не видел ее до того времени, как я привез ее сюда несколько месяцев назад, – сказал он. – Как бы то ни было, я уже сказал, что она тоже не помнит. Я был для нее незнакомцем, когда забирал от Свонов. Да и все мы.

Я вздохнул и кивнул, все еще, нахрен, пораженный всем этим. Я сидел тихо какое-то время, пытаясь разложить вещи по полочкам.

– Эсме знала, что мама встречалась с Изабеллой? – с любопытством спросил я.

Он уставился на меня, а потом нерешительно кивнул.

– Да, а что? – спросил он.

Я вздохнул, пожимая плечами.

– Просто вспомнил, как она говорила, что мама не сможет не полюбить Изабеллу, поэтому я подумал, может, она не придумала эту байду, а уже ее знала, – сказал я.

Он наблюдал за мной пару секунд, и могу сказать, что его мозг усиленно работал, он что-то тщательно обдумывал. С каких это пор люди стали такими, нахер, скрытными и уклончивыми со мной?

– Да, думаю, можно сказать, что твоя мать была в восторге от девочки. Она была очаровательным ребенком. Она до сих пор очаровательна, полагаю, если ей удалось покорить тебя, – сказал он.

Я кивнул. Мы оба замолчали, и я отставил тарелку в сторону. Отец прочистил горло через несколько минут, и я поднял на него взгляд, заметив, что его лицо серьезно.

– Я собираюсь сказать тебе то же, что сказал Изабелле, Эдвард, и я хочу, чтобы ты внимательно меня выслушал, – сказал он сухим тоном.

Я кивнул, нетерпение росло.

– Я не собираюсь прекращать то, что между вами происходит, потому что прямо сейчас это будет очень болезненно. Вы оба кажетесь счастливыми, и, во имя всех святых, пользуйтесь этим, пока можете. Но именно сейчас я заявляю тебе: я не хочу это видеть или слышать. Кое-что ты не смог утаить, и я уже в курсе. С разных сторон до меня доходят сплетни, обычно от Хайди, и я не хочу винить тебя за это. Но в тот момент, когда я приду домой и увижу вас вместе, или обсуждающих свою сексуальную жизнь в моем присутствии, как ты делал это со своими девками, я вмешаюсь. Ты можешь заботиться об этом ребенке, Эдвард, но она не твоя. Ты будешь презирать меня за такие слова, и мне тошно говорить моему сыну, что та, кого он любит, не принадлежит ему. Не забывай это. Что бы ты ни чувствовал к ней, я за нее в ответе, и стоит ей пренебречь моими указаниями относительно тебя – я вмешаюсь.

Я прищурился, внутри закипел гнев, и, наверное, он ощутил приближающийся взрыв, потому что поднял руку, чтобы остановить меня прежде, чем я начну. Выражение его лица моментально из спокойного превратилось в разгневанное. Этого было достаточно, чтобы я сдержался, и он мог продолжить.

– Я не собираюсь причинять ей физический вред. Но я могу отослать ее подальше, и я так и сделаю, если ты меня заставишь. Я не прошу много, Эдвард, и, думаю, я достаточно справедлив. Я не даю тебе своего благословения на эти отношения, но и не запрещаю. Я нейтрален, может, не очень счастлив, но сейчас это не относится к делу.

Он замолчал, вздыхая.

– Думаю, Изабелла сказала бы, что я – Швейцария.

Я смотрел на него пару секунд, прежде чем кивнуть.

– Хорошо, – сказал я, немного удивленный его позицией, но, не собираясь начинать спор, если он не давал мне запрет на эти отношения. Откровенно говоря, я бы не послушался никаких запретов, я бы просто не позволил этой хреновине случиться, но я рад, что он не пытается.

– Просто следи за собой, слышишь меня? Я не даю гарантий на будущее, потому что никто не знает, что случится. Но одно я знаю точно: легко не будет. Я ненавижу осложнения, ты знаешь, а это огромное осложнение. Вы двое, держитесь от меня подальше, занимайтесь собой и не лезьте не в свои дела, и я не буду лезть в ваши. Я не хочу превращаться в плохого парня, Эдвард. Не заставляй меня, – сказал он.

Я кивнул.

– Достаточно справедливо, – сказал я.

Он наблюдал за мной, прежде чем вернуться к еде.

– Знаешь, я раздумывал, точно ли ты понимаешь, во что влезаешь, будучи с ней, – сказал он, покачивая головой.

В его тоне была веселая нотка, но я этого не оценил, он просто насмехался надо мной.

– Знаешь, отец, я просто, нахер, надеюсь, что тот ублюдок, который ею владеет, не будет владеть вечно, – резко сказал я.

Он скользнул взглядом в моем направлении, я заметил вспышку гнева. Он наблюдал за мной какое-то время.

– Хорошо сказано, но я говорил не о рабстве, – холодно произнес он.

– Тогда о чем мы говорим? – спросил я, приподнимая бровь.

Он вздохнул и покачал головой.