– Спасибо, Изабелла, – сказал он теплым голосом. Было странно, что он так чертовски хорошо к ней относился все эти дни. Уже без грёбаного потока ударов, нанесенных моей девушке, и приковывания её к чертовой кровати.

– Prego, сэр, – немного улыбаясь, сказала она. Я усмехнулся, так как это я научил её этому дерьму, и посмотрел в лицо отцу, на котором застыло совершенно потрясенное выражение. Он разглядывал её с удивлением.

– Ого, – сказал он через минуту. Я начал смеяться над ним, а Изабелла старалась сдержать смех. Это было редкой удачей – застать моего отца врасплох, но она успешно справилась с этим.

– Она чертовски сообразительна, да? Ты бы слышал все то дерьмо, которое она произносит, почерпнув его из Джеопарди. Она как грёбаная губка, которая поглощает в себя всё, что мы пропускаем через неё, – сказал я. – Удивляюсь, как она ещё не начала ругаться, слушая то дерьмо, что говорю я.

Мой отец послал Изабелле усмешку, и я повернул голову, чтобы взглянуть на неё. Её глаза были широко распахнуты, и она покраснела, смущенно улыбаясь. Я в замешательстве нахмурился при виде её реакции, а она перевела взгляд на меня, выглядев при этом так, будто чего-то стесняется.

– О, она уже научилась у тебя брани, сын, – сказал отец. Я взглянул на него с удивлением и увидел, что он всё ещё ухмыляется. – Однажды утром я слышал, как она сказала нецензурное слово.

– Правда? – удивился я. Никогда прежде я не слышал, чтобы она ругалась, и это было глупо, но я почувствовал небольшой укол сраной ревности, что не присутствовал при этом, чего не скажешь о моем отце. Я с улыбкой повернулся к Изабелле. – Что ты сказала?

Она смотрела на меня в ужасе, но ничего не ответила, очевидно, не желая это повторять. Она взяла в рот свою нижнюю губу и нервно покусывала её, поглядывая между мной и моим папой. Я усмехнулся, качая головой. Она выглядела такой грёбано невинной и наивной, стоя здесь и краснея при одном упоминании о грязных словечках, но это не обмануло меня. Моя девушка может быть чёртовым тигром.

– Ну, давай, ты можешь сказать это. Это было «блядь»? Потому что я всё время говорю «блядь». Ублюдок? Дерьмо, может? Или как насчет «черт»? Грёбаный? Мудак? Шлюха? Сука? – её глаза расширились на последнем сказанном мной слове, её реакция ошарашила меня. – Ух… ладно, определенно не сука. Член? Хер? Моча? Писька? Киска? – Она в шоке смотрела на меня, её глаза расширились, и она ещё больше залилась краской.

– Я думаю, что это уже слишком, Эдвард, – сказал папа с легким весельем в голосе. Я посмотрел на него и увидел, что он пытается побороть улыбку. Я улыбнулся и пожал плечами, а Изабелла продолжала стоять и глазеть на меня. – Слово не имеет значения, но если ты так настаиваешь, то она сказала «дерьмо».

Я усмехнулся и кивнул. – Миленько, – сказал я. Мой отец начал смеяться, а я хихикнул. Она просто стояла и смотрела на меня, нервничая и краснея, черт, и покусывая свою нижнюю губу. Я мог видеть, как её зубы впиваются в плоть, и это было очень сексуально, я почувствовал, как мои штаны начинают оттопыриваться на глазах.

Она выглядела такой дьявольски невинной и готовой, и только Бог знает, как я хочу обладать ею. Тот факт, что с этих губ сорвалось грязное слово, завел меня, и я захотел услышать это дерьмо, хотел, чтобы она говорила пошлые словечки мне.

– Я думаю, что нам нужно спуститься на обед, пока у Эсме не начался припадок, – я оглянулся на папу и увидел, что он смотрит на Изабеллу и меня с любопытством. Я кивнул и встал, запуская руку в волосы. Изабелла развернулась и быстро вышла из комнаты, и я слышал её шаги по ступенькам, она практически бежала вниз.

Я вздохнул и вышел из комнаты, отец следовал за мной. Я спустился по лестнице и направился в гостиную, где все уже сидели и ждали. Папа шел позади меня, он легонько похлопал меня по спине.

– Готовы ли мы к еде, сестра? – спросил он, глядя на Эсме. Эсме улыбнулась и кивнула на стол. Эммет вскочил и практически побежал к столу, так как он всегда был там первым. Остальные следовали за нами, в том числе и Элис с Розали. Они всегда на Рождество ужинали у нас, так как дедушка и бабушка Розали не считали праздники большим событием, а семья Элис всегда устраивает большой ужин в Рождественский вечер.

Я вытащил стул и мотнул на него головой, глядя на Изабеллу. Она легко улыбнулась мне и осторожно села, а я пододвинул его к столу. Обошел стол и сел напротив неё, улыбнувшись ей. Джаспер и Элис сели с ней рядом, Эммет и Розали – возле меня, а Эсме и папа – на разных концах стола. Мы передавали друг другу по ложке всего, но еды было не так много. Белла привыкла есть с нами за столом, но сейчас выглядела взволнованной. Я начал есть свою еду, а она размазывала свою по тарелке, в то время как все остальные практически уплетали все, что было у них на тареклах.

Декларация независимости ИЛИ Чувства без названия. Глава 38. Продолжение

Они начали рассказывать истории о каждом прошлом Рождестве, а Изабелла внимательно слушала, как будто она, черт возьми, впитывала всё это. Её глаза горели, а улыбка играла на губах, когда она слушала рассказы Эсме и Карлайла о том времени, когда мы с братьями были детьми, каким я был долбаным привередой, и как много мы дрались по всякому дерьмовому поводу, вроде того, кому достанется последняя сахарная печенюшка. Она смеялась, когда они рассказали о том, как Эммет упаковал меня в грёбаную праздничную бумагу и ленту, когда мне было шесть лет, и как Джаспер в один год вышел из себя, когда застукал папу за поеданием печенья Санты.

Это было странно, но я окинул взглядом стол, за которым собралась вся моя семья и Изабелла, и впервые за долгое время я, наконец-то, черт возьми, почувствовал себя целостным. Дерьмо, всё это было настолько правильным, будто мы все должны были быть здесь. И она принадлежала этому кругу вместе со мной, вместе со всеми нами, и это какая-то грёбаная ирония судьбы свела нас здесь. И всё было хреново, мы были сломлены, а моя мать мертва, а Изабелла провела свою жизнь в страданиях, когда не должна была, но всё это дерьмо свело сейчас нас вместе. Сейчас, я сижу за столом с людьми, которых я, блядь, люблю больше всего на свете, и слушаю, как счастливо и беззаботно смеется моя девушка. Я знал, что прямо сейчас нахожусь там, где и должен быть, где должны быть все мы. У нас было много дерьма, которое необходимо уладить, куча проблем, с которыми предстоит разобраться. Я должен был выяснить, какого черта мне делать со своей жизнью, и найти способ, чтобы освободить её от невидимых оков, но в тот момент я, черт возьми, знал это. Я знал, что когда-то всё будет хорошо. Так или иначе, мы бы сделали всю ту ерунду, как нам и следовало. Потому что мы, черт возьми, выжили до сих пор, и будем выживать и дальше.

Я не согласен с дерьмом, о котором она говорила: счастье это гораздо больше, чем хорошее здоровье и плохая память. Это было счастье; это были она и я, здесь и сейчас. И трахать Альберта Швейцера, он может поцеловать мою сраную задницу. Счастье было реальным.

Я почувствовал толчок в икроножную мышцу и сморщился, потом взглянул на Изабеллу. Её улыбка стала чуть шире, когда она быстро подняла на меня глаза. Я улыбнулся и очумел от удивления, когда снова почувствовал, что её нога прикасается к моей ноге. Моя девочка, черт возьми, флиртовала со мной под столом.

Изабелла и я сидели в тишине, пока остальные болтали в перерывах между поеданием пищи. Казалось, она прислушивалась к ним, но я видел, как росла её ухмылка, когда она переводила глаза на меня, явно не обращая на них никакого внимания. Я старался выглядеть так, будто очень сосредоточен на себе или на сидящих за столом, но не мог сфокусироваться больше ни на чем, кроме как на ощущении ноги Изабеллы на своей. Она была без обуви и, шевеля пальцами, потирала мою кожу под штаниной, лаская ее. Это было щекотно, так что я должен был бороться с желанием не засмеяться или не испустить грёбаный стон, потому что чувствовал себя хорошо. Мою ногу покалывало, а мой член начал немного пульсировать, требуя к себе долбаного внимания.