Через минуту зазвонил телефон моего отца, и он со стоном разочарования отодвинул кресло и полез в карман. Он вытащил его, посмотрел на экран и, вздохнув, поднёс его к уху:
– Говорит доктор Каллен, – по-деловому твёрдым голосом произнес он. Я знал, чёрт возьми, что его сейчас вызовут на работу. Он вздохнул и дотянулся рукой до переносицы, потирая её. – Вы не можете вызвать кого-нибудь ещё? Прекрасно. Я буду там.
Он захлопнул телефон, после чего посмотрел на Эсме. Она понимающе улыбнулась. Мой отец не должен был работать доктором, он не должен был работать в этой грёбаной больнице, но он делал это, так это была одна из немногих вещей, занимаясь которыми он чувствовал удовлетворение. Я думаю, что он испытывал желание лечить людей, взамен тех, которым он лично нанес вред.
– Ты должен мне завтрашний день, братик. Только ты и я, – сказала Эсме. Спустя минуту папа кивнул, смущенно улыбаясь.
– Я весь твой. Подремлю немного в больнице, так что буду отдохнувшим, – сказал он. – И ты сможешь расположиться в моей комнате сегодня вечером, так как меня не будет дома.
Эсме улыбнулась и поблагодарила моего отца, а я попытался сдержать свою грёбаную ухмылку, потому что был в восторге от того, что мне вернут мою комнату обратно. Да, я хотел быть хорошим и уступил Эсме место для сна, но я любил свою кровать, и, чёрт возьми, знал, что сегодня вечером смогу без особых проблем затащить свою девушку к себе в кровать, так как ни у кого теперь не было причин прийти на третий этаж и проверить.
Мы закончили обед, и папа извинился перед всеми. Он отправился наверх по лестнице, чтобы собраться на работу, а Эммет и Джаспер – провожать своих подруг домой. Элис обняла нас всех, а Розали продемонстрировала присущую ей стервозность, но не вела себя чересчур плохо. Он толкнула меня локтем в бок и сказала что-то Изабелле о том, чтобы та непременно использовала её подарок, что заставило её густо покраснеть. Я подозрительно посмотрел на неё, теряясь в догадках, о чем, черт возьми, шла речь, но она проигнорировала меня и начала собирать тарелки со стола и уносить их на кухню. Эсме пошла в гостиную, чтобы позвонить Алеку, а я стал помогать Изабелле, ну насколько мог. Я был не самым полезным помощником, скорее, я только мешался у неё под ногами.
– Так что тебе подарила Роуз? – тихо спросил я, открывая дверцу посудомоечной машины и вытаскивая стойку. Изабелла принялась кусать свою нижнюю губу, покраснев еще сильнее, но вела себя так, будто она, черт возьми, не слышала моего вопроса. Я вздохнул, гадая, что за хрень она скрывает от меня?
Она резко остановилась, её глаза в шоке распахнулись. Она отчаянно качала головой, а я прищурил глаза. – Что ты скрываешь от меня?
Она пожала плечами. – Я имею в виду, это просто… вещь, ничего такого…
Я в замешательстве нахмурился. – Что ты имеешь в виду? – не понимающе переспросил я. Она вздохнула, пожав плечами.
– Это всего лишь вещь… – повторила она. Я приподнял бровь, и она снова вздохнула. – Я не хочу об этом говорить, – умоляла она. Я вздохнул и провел рукой по своим волосам.
– Хорошо, я просто чертовски любопытный. Не хочешь, не говори. Я не требую этого дерьма, – взорвался я, не имея понятия, что такого важного там было, и меня раздражало, что она скрывает от меня это дерьмо. Она громко вздохнула, будто была раздражена так же, как и я, но продолжила складывать тарелки в посудомоечную машину. Я взглянул на неё и увидел складку, образовавшуюся у неё на лбу, её глаза были прищурены. Аха, я переживал, что мой отец испоганит ей праздник, но сейчас я сделал эту хрень собственными руками.
Я уж было хотел открыть рот и сказать ей что-нибудь, сказать, что я не стараюсь сейчас быть подонком, когда мой отец спустился по лестнице и направился в кухню. Я отступил в сторону, и он прошел мимо меня к холодильнику. Достал бутылку воды и выпил, с любопытством разглядывая нас с Изабеллой. – Доброй ночи, дети, – сказал он, разворачиваясь и выходя из кухни. Он вытащил свои ключи и помахал Эсме, после чего вышел за дверь.
Изабелла продолжала ставить посуду в посудомоечную машину и потянулась за средством для мытья посуды. Я вздохнул и подошел к ней сзади, она замерла, когда столкнулась со мной лицом к лицу. Я забрал бутылек из её рук и слабо улыбнулся, чуть наклоняясь и нежно целуя её. – Прости, – пробормотал я, почти касаясь губами её губ. Она вздохнула и отступила, кивнув.
Она принялась вытирать столешницы, а я влил средство в посудомоечную машину и включил её, чертовски гордясь собой, что запомнил, как она работает. Никаких грёбаных ужасных пузырей на этот раз.
Она всё ещё не говорила со мной, выполняя свою работу молча. Это капало мне на нервы, и я просто отошел и наблюдал за ней, желая, чтобы она, чёрт возьми, сказала хоть что-нибудь. Она закончила всё протирать и направилась в прачечную, чтобы бросить тряпку в корзину. Я подошел к кухонной двери и прислонился к ней, сложив руки на груди, и стал ждать. Я услышал сигнал стиральной машины, так как она начала загружать её. В конце концов, она вышла из прачечной, а я в замешательстве нахмурился, так как она промчалась буквально в паре шагов от меня, так и не обронив ни слова. Она ускорила шаг, и я застонал, дернув себя за волосы. Я оттолкнулся от дверного проёма и направился к лестнице вслед за ней.
Поднявшись на третий этаж, я остановился, так как двери обеих спален были закрыты, и я понятия не имел, в какую из них она вошла. Я поразмышлял, прежде чем отправиться в свою и, когда моя рука дотянулась до ручки, услышал, как в её комнате включился телевизор, по какой-то программе транслировали рождественскую музыку.
Я подумал с минуту. Понимая, что если она ушла к себе в комнату, то я на самом деле её достал, и ей захотелось уйти, но я был слишком эгоистичным мудаком, чтобы позволить ей избегать меня.
Я легонько постучал в дверь, но не стал дожидаться ответа, потому что понимал, что она, скорее всего, мне не ответит. Она больше не была той испуганной и покорной девушкой рядом со мной, она не откроет дверь только потому, что будет думать, что обязана это сделать. Она, скорее всего, оставит мою задницу стоять за дверью в коридоре и продолжит меня игнорировать.
Поэтому я толкнул дверь и был чертовски рад, что она оказалась не запертой. Я не думаю, что смог бы заставить её открыть мне, даже несмотря на то, что был ублюдком. Я зашел в её спальню и тихо запер за собой дверь. Через минуту Изабелла вышла из ванной и посмотрела на меня, но быстро отвела взгляд. Я вздохнул и опять запустил руку в свои волосы, потому что меня нервировало это чертово молчание. Я ненавижу это дерьмо.
– Прости меня… – начал я свое грёбаное извинение, потому что просто хотел, чтобы она со мной разговаривала, и не любил, когда она выглядела расстроенной. Я погорячился, но это было не впервые, я говорил всё это время, не задумываясь над словами, и, казалось, её это не беспокоило. Он протянула свою руку в не-беспокойся-жесте, и я замолчал, потому что она имела надо мной огромную долбаную власть. Моя собственная грёбаная реакция ошеломила меня, и я стоял в замешательстве. Какого черта она так влияет на меня?
– Верхний ящик, – просто сказала она, наконец-то заговорив. В замешательстве я сморщил лоб, не имея понятия, о чем она говорит. Она вздохнула и кивнула головой в сторону своего комода. – Верхний ящик, Эдвард. Ты хочешь знать, что подарила мне Розали на Рождество, ее подарок в верхнем ящике.
В крайнем изумлении я смотрел на неё. – Ящик для белья? – нерешительно спросил я. Она вздохнула и пожала плечами.
– Это проблема? Мое белье пугает тебя? – резко спросила она с раздражением. Мой вспыльчивый характер, естественно, проявил себя, но я попытался бороться с ним, мне не нравился её тон и мое непонимание, в чем, черт возьми, её проблема. Это было глупо, но часть меня чувствовала, что она пытается втолковать мне что-то про свое нижнее белье, как будто я был слишком, чёрт возьми, нежен, чтобы принести его ей. Я знал, что она совсем не это имела в виду, и я лишь защищаю собственную хреновую неуверенность в ней, но ничего не мог с этим поделать.
