– Да, я знаю. И Господи, прости, что я так набросился на тебя, но прошла целая гребаная вечность с нашего последнего поцелуя, – сказал он. Я засмеялась, перекатываясь набок лицом к нему. Он повернулся, чтобы видеть меня и улыбнулся, прикасаясь к моим губам нежным поцелуем.

– Не надо извиняться. Мне понравилось, – сказала я. Он приподнял брови и ухмыльнулся.

– Да, сейчас? Хм-м-м, – сказал он, прикасаясь указательным пальцем к моей нижней губе. Она немного распухла от его поцелуев. – Может, я повторю это ночью. Но скоро надо спускаться вниз, думаю, отец и все остальные ждут подарки и прочее дерьмо.

Неуверенно кивнув, я села, чуть занервничав. Вся эта рождественская суета совершенно выбивала меня из привычного русла, меня постоянно пронизывало беспокойство. Теперь меня не пугало присутствие Эсме, только не после ее заверений, что она не причинит мне вреда. Но я боялась, что семье не понравятся их подарки, а еще я стеснялась открывать подарки у них на глазах. В некотором смысле то, что они дарят мне что-то – было неправильно, я ненавидела быть в центре всеобщего внимания.

Эдвард поднялся с кровати, встал и потянулся. – Я хочу, чтобы мой подарок ты открыла здесь, – сказал он, подходя к кушетке и подбирая сверток, который он туда кинул. Он вернулся ко мне и сел рядом на кровать. В его руке была маленькая коробочка, которую я с осторожностью взяла, волнение еще больше выросло, руки начали дрожать. Я прикусила нижнюю губу, безжалостно терзая ее зубами, и с содроганием разглядывала упаковку. Оглянувшись на Эдварда, я заметила на его лице сочувственную улыбку. – Просто открой его, это несложно.

Я кивнула и вернулась к подарку. Тяжело быть определить, с чего начать, он использовал кучу ленточек. Эдвард засмеялся, явно удивленный моим поведением, и я засмеялась в ответ, серьезно считая, что такое количество украшений и бумаги – это просто пустая трата денег, но, конечно, я его не критиковала. Как Эсме и сказала: я принимаю Эдварда вместе с его причудами. Вскоре мне удалось найти конец, за который я потянула и начала распаковывать обертку, отбрасывая ее на кровать позади себя. Когда все было снято, я осторожно открыла маленькую коробочку и заглянула внутрь. Нахмурившись на пару мгновений, я, широко распахнув глаза, разглядывала музыкальный плейер, такой же, как у Эдварда. Я удивленно посмотрела на него, а он непринужденно улыбнулся.

– Наверное, это дорого, – сказала я, ошеломленная потраченной на меня суммой. Он закатил глаза, наклонился и выхватил у меня коробочку.

– Первое правило Рождества, tesoro. Никогда не спрашивай, сколько люди потратили денег на подарки, – сказал он, вынимая плейер из упаковки. Он немного подвинулся ко мне и улыбнулся. – И нет, он не такой уж дорогой, расслабься. Я загрузил в него музыку для тебя, все то дерьмо, которое ты слушала в моей машине и тебе понравилось, и плюс, Элис мне помогла подобрать несколько девчачьих мелодий. Я все записал, так что можешь потом удалить, что тебе не понравится. Я хотел бы купить тебе украшение, но знал, что это будет приравниваться к самому огромному красному флагу в мире, если ты начнешь разгуливать по дому в бриллиантах, а моему отцу придут счета от Тиффани. Музыка много для меня значит, и я подумал, что ты сможешь использовать плейер во время уборки и прочей фигни, ну ты сама знаешь….

Я уставилась на него с шоком, когда он сообщил это. В тот же миг я осознала, что он нервничал и-за подарка. Удивительно, но я почувствовала себя лучше, когда поняла, что не одна я испытывала беспокойство по этому поводу. Он сидел рядом и поигрывал плейером, когда я накрыла его рукой. Он перестал болтать и посмотрел на меня, в его глазах плескалось предвкушение. Я ослепительно улыбнулась, и все его беспокойство ушло, он улыбнулся в ответ…

– Спасибо. Идеально, – сказала я. Он закатил глаза, но проложил улыбаться. Он явно был доволен моим проявлением радости.

– Это не то, что я хотел тебе подарить, но… – начал он. Я подняла руку и прижала указательный палец к его губами, призывая к тишине. Он замолк, и я склонилась, заменив палец своими губами.

– Идеально, – шептала я ему в рот, так оно и было. Это было так искренне с его стороны. Музыка играла большую роль в его жизни, и он пытался разделить эту часть со мной, для меня это много значило.

Я оторвалась от него и забрала плейер из его рук, положив его рядом. Осторожно встав, я пошла на другую сторону кровати, испытывая неуверенность. Нервы были накалены, почти до предела, я снова и снова думала, что же я делаю, понимая, что я не должна, да и он еще ничего не знает. Но уже второй раз за день Эдвард сделал мне подарок, будь то музыкальный плейер, или его музыка, я хотела сделать ему приятное в ответ.

Он скептически за мной наблюдал, было видно, что он не уверен в моих действиях. Я улыбнулась. – Я… э-э… нарисовала тебе кое-что, – мягко сказала я. Его глаза распахнулись от удивления и он несколько раз моргнул, когда его лицо внезапно засветилось. Мое сердце забилось быстрее, беспокойство ушло.

– Я думал, ты забыла, – сказал он. Я улыбнулась и покачала головой.

– Я никогда не забывала, Эдвард, – ответила я. Он тихо засмеялся и кивнул, приглаживая рукой волосы.

– Я постоянно держал это на заметке после того вечера, хоть это и случилось нечаянно, – игриво сказал он. Я засмеялась и открыла ящик прикроватной тумбочки, доставая лист белой бумаги. Закрыв ящик, я еще раз глянула на рисунок, держа его так, чтобы он пока не видел. Я начала покусывать губу, руки снова задрожали.

– Это… это не слишком хорошо, – нервно сказала я. Он вздохнул.

– Я уверен, что рисунок прекрасен, детка, – мягко сказал он. Я оглянулась и увидела его нежное выражение лица, в его глазах плясало нетерпение. Вздохнув, я поняла, что пути назад нет, и протянула ему лист. Он ухмыльнулся и быстро схватил его, поворачивая и внимательно рассматривая. Я присела на кровать, наблюдая за его реакцией, и заметила, как расширились его глаза.

Меня затошнило, во рту появился горький привкус, и пришлось несколько раз сглотнуть в попытках успокоить нервы, прежде чем я буду вынуждена лететь в ванную комнату к унитазу. Кроме мамы, ни одна живая душа никогда не видела моих рисунков. Мама всегда преувеличенно хвалила мой талант, но она же моя мать, разве она и не должна так делать? Боюсь, она просто пыталась улучшить мое настроение, ведь на самом деле таланта у меня не было.

Он притих, совсем замолчал, пока рассматривал подарок. Я вздохнула и прикрыла глаза, уже жалея, что отдала ему картину. Пока я рисовала, я видела одни недостатки, но правда в том, что я всегда вижу только недостатки. Так я и чувствовала, что рисунок незамысловатый, простой, точно так же, как и тот, кто на нем изображен. Я долго перебирала варианты, что изобразить, может его или его машину, или фортепиано, пока, наконец, я не остановилась на себе самой. Это с самого начала казалось неправильным, будто во мне вдруг появилось тщеславие, но ведь он подарил мне свое изображение, и я решила вернуть ему это одолжение.

А теперь… теперь он так внимательно его разглядывает, и я снова взвешиваю правильность своего поступка.

– Иисус Христос, – наконец сказал он, спустя некоторое время, его голос звучал шокированно. Я приоткрыла глаза и заметила, что он напряженно на меня смотрит, его глаза широко распахнуты, а выражение лица совершенно серьезное. Я нахмурилась.

– Я сказала тебе, что он не очень хороший, – прошептала я дрожащим голосом. Его брови нахмурились на миг, а потом глаза расширились еще больше.

– Блядь, Белла, это удивительно! Я нахер потерял дар речи, а ты решила, что рисунок плохой? Он ошеломляющий. У тебя офигенный талант, – убедительно сказал он. Я не сводила с него глаз.

– Правда? – нерешительно спросила я. Он сухо засмеялся, снова опуская взгляд на рисунок и взлохмачивая рукой волосы.

– Да, правда. Это лучшая, блядь, вещь, которую только для меня делали, лучший подарок в моей жизни. Ты действительно офигенно удивительная, ты должна это видеть, – сказал он.