Внезапно откуда-то издалека донесся неясный рокот. Он прошумел, как порыв ветра в дальнем лесу, и затих. Старшая сестра и Таня продолжали работать. Стонали и вздыхали раненые. Звенели сверчки. О брезентовую крышу палатки ударили редкие дождевые капли. И снова где-то далеко полыхнул странный шум: «фрр… фр… фр…»
И вдруг с окраины села явственно донеслась автоматная очередь, за ней другая, третья… Пока еще не понятный шум стал расти, усиливаться, будто по степи, фыркая, оголтело несся конский табун.
В палатку быстро вошел начальник медсанбата, военврач третьего ранга Тихон Николаевич и, подойдя к старшей сестре, что-то шепнул на ухо. Таня увидела, как у Раисы Сергеевны побелело лицо и бинт выскользнул из пальцев. Красивая бородка Тихона Николаевича, за которой он ревниво ухаживал в трудных походных условиях, заметно дрожала. Шум, похожий на фырканье лошадей, теперь уже непрерывно доносился с окраины.
Тихон Николаевич, подчеркнуто твердо ступая, вышел из палатки. Со двора послышалась его приглушенная команда:
— Заводи машины! Давай подводы! Грузить раненых!
— Раиса Сергеевна, что случилось? — шепотом спросила Таня.
— Заканчивайте перевязку. Побыстрее, — ответила старшая сестра.
Раненый боец с тревогой взглянул на нее.
На койках зашевелились. Снова быстро вошел Тихон Николаевич.
— Товарищи раненые, вы в воинской части. Я ваш командир. Без приказа не выходить…
Но как только он вышел, раненые, еще не потерявшие способности двигаться, стали сползать с походных складных коек, ковыляя, спотыкаясь и падая, бросились к выходу Тяжело раненные тоже вставали и падали тут же. К счастью, грузовики были уже готовы, их моторы напряженно гудели у палаток.
Таня, Тамара и Раиса Сергеевна выносили раненых, грузили в санитарные машины. Кто-то хватал Таню за руки и умолял взять его первым. Некоторые легко раненные сами залезали в кузова грузовиков.
Автоматная стрельба усиливалась. Крайние хаты охватило бешено пляшущим заревом, и было видно, как вихрится в пасмурном небе метель искр. Совсем близко рявкнула пушка, по саду, цокая о стволы деревьев, засвистели пули. У плетня, недалеко от палаток медсанбата, замелькали фигуры занимающих оборону красноармейцев комендантского взвода.
Ноги Тани подкашивались Кто-то грубо кричал на нее, а она ничего не могла понять. Потом оказалось, что это кричал Тихон Николаевич. Она уронила носилки, на какое-то время совсем обессилев.
— Мамочка! Мамочка! — вскрикивала она, закрывая ладонями уши. Никогда еще не было ей так страшно. Она совсем забыла, что надо быть храброй.
Рядом с ней тонким голоском покрикивала Тамара. Как всегда, она не отставала от Тани. Вместе они подхватывали носилки, и Тамара катилась впереди в своей коротенькой смешной шинели, как серый шерстяной клубок.
— Волгина! — послышался среди стрельбы голос Тихона Николаевича. — Слушай мое приказание. Ты едешь с этой машиной и отвечаешь за раненых. Вот тебе… Держи! — Тихон Николаевич сунул в руки Тани две гранаты и винтовку: — Держи же, разиня! Живей в машину! Шофер знает, куда ехать.
Где-то за околицей затрещали автоматы, послышался крик:
— Мотоциклисты!
Пули зацвинькали над головой Тани, затолкали по плетню.
Действуя как во сне, она подпрыгнула и взобралась в переполненный стонущими ранеными кузов. Машина рванула с места и понеслась между деревьями, прямо через картофельную леваду, куда-то в сторону от села, в лес… Сидя на чьих-то ногах, Таня больно ударялась головой о перекладину брезентового навеса. В левой руке она сжимала две гранаты, в правой — липкую от масла винтовку…
Машина ревела и неслась на третьей скорости, подскакивая на ухабах и кочках.
Вдруг грузовик точно провалился в яму, круто повернул в одну сторону, потом в другую. Таня чуть не вылетела из кузова.
Раненые застонали громче. По крыше грузовика зашаркали ветви деревьев. Шофер мчался с потушенными фарами, вслепую, повидимому, куда вывезет, только бы подальше от деревни.
Снова сильно тряхнуло. Грузовик стал круто валиться на бок. Вот он обессиленно фыркнул и остановился, будто уперся в стену.
Таня высунулась из-под брезентового полога. Кругом клубился мрак, разбавленный отблесками недалекого пожара. В игре света деревья, казалось, шевелились, как живые. По одну сторону возвышался крутой откос, с другой загадочно темнел глубокий овраг, поросший кустарником.
Из кабины доносился слабый стон. Не выпуская из рук винтовки, Таня осторожно вылезла из машины Со стороны зарева все еще долетала приглушенная автоматная стрельба. Таня подбежала к кабине, окликнула:
— Товарищ шофер! Товарищ шофер!
— Я-я… ой… Я ра-нен, — послышался слабый голос..
Таня приставила винтовку к крылу машины, гранаты она еще раньше сунула за пояс. Грузовик стоял, сильно накренясь, — уткнувшись радиатором в кусты. Никакой дороги не было видно.
Таня открыла дверцу, стала тащить за руку из кабины очень грузное, большое тело. Ватная фуфайка на левом боку шофера была мокрая от крови.
Таня знала всех шоферов медсанбата, а этого никак не могла припомнить. У него были длинные ноги, и, вылезая из кабины, он все время цеплялся ими за что-то. Наконец она вытащила его. Он совсем ее измучил.
Шофер тихо стонал. Таня склонилась над ним. Наконец она узнала его. Это был Андрюша, самый лихой шофер медсанбата.
— Волгина, что будем делать? — хрипло спросил он, — Меня это там, когда выезжали…
Таня ощутила на своей щеке его прерывистое дыхание. Она расстегнула на Андрюше ватник, нашла рану, стала ее перевязывать. Все это пришлось делать впотьмах, наощупь. Горячая кровь так и заливала ее руки. Просто удивительно, как Андрюша вел машину, а он вел ее и во-время затормозил, иначе она бы свалилась в овраг.
Таня услышала прерывистый шепот:
— Волгина, ты умеешь управлять машиной?
Шофер говорил торопливо, хватая ртом воздух, видимо собирая последние силы.
— Нет, Андрюша, не могу.
— Жаль… Отъехала бы еще… Спасай как-нибудь раненых, Татьяна. Слышишь? А меня, ежели что, прикончи сама…
— Андрюша, миленький, — со слезами в голосе запротестовала Таня, — Что ты…
Андрюша затих, дыхание его становилось все более слабым. Таня достала из своей сумки флягу со спиртом, поднесла к его губам. Андрюша почмокал ими, стал дышать ровнее. Таня погладила его кудрявые влажные волосы, сказала ему, чтобы он лежал спокойно, а сама поспешила к раненым, которые все время звали ее.
Время шло… Темнота в буераке становилась все гуще. Пожар в деревне стал ослабевать, потом совсем прекратился, и желтые отблески на верхушках деревьев померкли. Автоматная и пулеметная стрельба тоже прекратилась, и только слышно было, как где-то далеко ревели танки.
Погода изменилась, надвинулись плотные тучи, стал накрапывать мелкий дождь. Гуще запахло листвой и валежником.
Изредка откуда-то из глубины леса доносился крик совы, и Таня зябко вздрагивала. Она то ухаживала за ранеными, подавая им глоток воды или спирта, то вылезала наружу и, подойдя к Андрюше, вслушивалась в его дыхание. Ей казалось — ночь будет бесконечной.
Она обо всем передумала. Куда девались другие машины медсанбата? Где Тихон Николаевич, Раиса Сергеевна, Тамара, остальные врачи и сестры? Сумели ли они выбраться из села или все погибли? Потом мысли Тани перекинулись к последнему свиданию с братом. Она вспомнила, как высказывала Алексею желание перейти из медсанбата в санитарный взвод, как он сказал ей: «Не торопись, сестра».
Вот теперь наступил момент испытания. Сумеет ли она справиться сама, без посторонней помощи? С чего ей нужно начинать? Только сейчас ей стал ясен смысл всего, что произошло в этой несчастной Сверчевке. «Откуда нагрянули немцы? Неужели они могут прийти и сюда? Да, они где-то близко — Андрюша прав, и надо же что-то делать с тяжело раненными».
Она обошла грузовик, приглядываясь к еле видным в темноте кустам и прислушиваясь. Сердце ее усиленно билось. Она осторожно раздвигала кусты, напрягая зрение. С одной стороны тянуло сыростью и холодом. Там чувствовался глубокий овраг. Что, если перенести в него раненых? Но хватит ли у нее сил? И не лучше ли оставить их в машине?
