Два глубоких вала и широкая полоса колючих, опутывающих деревья проволочных заграждений опоясывали лесную партизанскую крепость. Она нерушимо стояла, почти два года, и гитлеровцы напрасно пытались подступиться к ней.

Теперь в Берложоне оставались только сбежавшие из соседних сел женщины, старики и дети: партизаны ушли добивать засевших по лесам несдающихся гитлеровцев.

На тесной, ярко освещенной солнцем поляне толпились женщины с мешками, узлами и детьми, готовясь расходиться по своим дворам. Одни уже узнали, что дома их сожжены гитлеровцами, и плакали навзрыд, другие ругали своих мужей за то, что те оставили их в такой трудный момент, третьи сидели на своих пожитках в нерешительности, словно окаменелые, не зная, куда преклонить голову.

У одной из землянок, в тени громадного осокоря, сидели, пригорюнившись, две женщины — одна молодая, очень миловидная, с круглыми, поблекшими щеками и карими заплаканными глазами, другая — старая с темным, как дубовая кора, сморщенным лицом; глаза ее сухо и угрюмо блестели. Обе женщины — в грубых башмаках на босу ногу и старых ватных фуфайках. У ног их лежали небольшие узлы. Повидимому, женщины собрались в дорогу, но, узнав о несчастье, постигшем их дом, задержались. Первый приступ отчаяния их прошел, и они сидели молча, погруженные в безутешное раздумье.

Перед ними, на притоптанной траве, ходил, смешно раскачиваясь на толстых загорелых ножках, маленький хлопчик годков трех и, держа в руке хворостинку, усердно хлестал ею по ползущему в траве жуку. Уже потемневшие шелковистые вихорки на круглой голове мальчика колечками торчали во все стороны; синеватые, как тернины, глаза с детской забавной сосредоточенностью следили за рогатым неуклюжим жуком. На мальчике была одна ситцевая рубашонка, на ногах тряпичные туфельки. Наклоняясь, он смешно показывал голый задок, и по лицу Параси пробегала невольная улыбка.

— Ой, що мы будемо робыть? Тетка Марина? — как бы очнувшись от сна, спросила Парася. — Где мы будем теперь жить? Опять землянку выроем, в селе, або як?

— А уже можно и землянку, — бесстрастно согласилась Марина. — Переживем, пока колхоз опять на ноги встанет…

— Ох, горечко, горечко… — заплакала Парася и вдруг встрепенулась, вытерла слезы.

— Тетка Марина, а если мой Андрий заявится? Чую, вин прийде, я его во сне бачила. Ведь с Червоной Армией многие повертаются… Вот было бы счастье…

— Может, и заявится, сказала Марина. А у тебя дытына… Спытае, чья? Может, без его прижила. Що ты скажешь?

Парася покачала головой.

— Про Андрийку все люди знают, що знайшла. Андрийко! — позвала Парася. — Андрийко!

Мальчик, семеня и путая ножками, подбежал к нем.

— Риднесенький… Голопузик мий, — подхватила его на руки Парася и прижала к груди. — Ему и горечка нема, що машу хату спалили… Ой, да куда же мы теперь пийдем? Вот пороги трекляти, що наробыли…

И Парася, не отпуская от себя Андрийку, еще крепче прижала его к себе.

Андрийка рвался из ее рук, хныкал, ему хотелось побегать. Женщины на поляне загомонили громче, некоторые, взвалив на спины узлы, двинулись по тропке от землянок к опушке.

— Пойдем и мы, — предложила Марина. — Чего ще будем ждать.

— Пойдем, — согласилась Парася и глубоко вздохнула.

Женщины подхватили узлы. И в это время на тропе появились старик и шедший за ним Алексей. Увидев женщин, старик ускорил шаги, как будто боялся, что они побегут от него.

— Парася! Марина! — издали закричал он и замахал палкой. — А ну, подождите.

Женщины опустили узлы.

— Ой! — сама не зная почему, тихо вскрикнула Парася, — Дид Олексо… Чего це вин? И военный с ним…

Строгий вид незнакомого человека непонятно встревожил ее. У нее похолодело сердце.

Алексей, опередив старика, подходил к женщинам, не сводя с Параси и с державшегося за ее юбку Андрийки пугающе пытливого взгляда.

— Параска, вот привел к тебе товарища начальника… Знакомого… Узнавай, — сказал старик. Он опустился на траву, тут же под деревом, ожидая, что будет говорить полковник и вообще чем все это кончится.

А Парася в эту минуту думала: военный пришел сказать ей, чтобы она не ждала вместе с Червоной Армией своего Андрия, потому что он давно погиб.

Она ждала, что Алексей скажет именно это и испуганно смотрела на него… Но Алексей не мог оторвать взгляда от Андрийки и, казалось, совсем забыл о ней. Это еще больше удивило и встревожило Парасю.

Так продолжалось с минуту, и каждый был по-своему взволнован. Дед Олексо и Марина, казалось, совсем забыли на это время обо всем, что происходило в сожженном селе, и с напряжением ждали, что скажет полковник, какую новость принес он Парасе.

Оробев при виде незнакомого человека, опоясанного ремнями и обвешанного орденами, Андрийка сначала уткнулся головой в широкие складки Парасиной юбки, потом отбежал в сторону и снова занялся своим прутиком.

— Это вы Парася Неделько? — спросил Алексей. — Мне надо с вами поговорить… Давайте познакомимся. Алексей Волгин, полковник Советской Армии…

Он протянул руку. Парася несмело пожала ее.

— Присядем, — предложил Алексей. — Так будет лучше… Вы только не пугайтесь. Я ничего худого вам не скажу.

Он попытался улыбнуться, хотя сердце его срывалось раз за разом и глаза все время устремлялись к бегавшему невдалеке Андрийке.

Алексей, Парася и Марина присели на лежавшее у входа в землянку бревно.

— Не удивляйтесь, если я буду задавать вам странные вопросы, — стараясь говорить спокойно, сказал Алексей. — Расскажите, при каких обстоятельствах вы нашли ребенка?

Парася продолжала изумленно смотреть на Алексея.

— А вы… вы хиба не от Андрия? — чуть слышно спросила она.

— От какого Андрия? — в свою очередь удивился Алексей.

— От моего мужа. Он ушел с Червоной Армией и еще не вернулся.

— Нет, Парася… Я вас буду так называть… К сожалению, я не знаю вашего мужа, — ответил Алексей.

Парася и Марина облегченно вздохнули и в то же время были разочарованы.

— Так вот, — продолжал торопливо Алексей. — Мне нужно знать, где и как вы нашли ребенка. Я сразу объясню вам, в чем дело. Три года назад, в начале войны, в Барановичах при эвакуации погибла во время бомбежки моя жена… С ней был ребенок… Мой сын… Он потерялся… Или погиб, не знаю… Вы тоже тогда были в Барановичах…

Парася всплеснула руками и переглянулась с Мариной.

— Ах, боже ж мий! Та была ж…

Дед Олексо еще более насторожился.

Алексей продолжал:

— Я узнал о вас случайно, от своих бойцов… Алексей коротко изложил историю с Дудниковым и Миколой. Конечно, установить трудно… Ведь тогда ребенку было всего три недели… прошло три года… Алексею хотелось привести какие-то доказательства. Он сбивался, путался, а взгляд его продолжал тянуться к бегавшему невдалеке Андрийке.

— В общем, вы понимаете, — закончил Алексей. — У меня есть предположение, что воспитываемым вами ребенок — мой сын.

Парася и Марина опять переглянулись.

— А як же вы узнаете, що вин ваш? — спросила рассудительная и быстро овладевшая собой Марина. В ней пробудилось недоверие.

Алексей смутился: в самом деле, как он может узнать?..

— У него должна быть родинка на левом виске, — привел он слабое доказательство. — Вот здесь… В крайнем случае можно установить…

Алексей уже не сознавал, что говорил: ему казалось — сейчас у него отнимут то, что он с такой надеждой искал.

— В конце концов, осталось же что-нибудь из вещей ребенка… — еще более неуверенно добавил он. — Во всяком случае, я надеюсь, — вы не будете возражать, если я сделаю все для установления моего отцовства…

Парася заплакала.

— Та що вы, бог с вами! — сказала Марина. — Як вона ваша дытына, то и возьмить ии. Мы же ии сбереглы и ухаживали за нею, як за своею, и все думали: маты або батько найдутся…