8. Врата Открываются
По узкой дороге, идущей мимо Озера Эдисона, я начал свой путь внутрь той местности, о которой однажды упоминал Сократ — вглубь и вверх, к сердцу гор. Я чувствовал, что здесь, в горах отыщу ответ… или умру. В известном смысле, я был прав относительно этих двух утверждений.
Подымаясь по горным пастбищам, меж каменных вершин, я пробирался сквозь зеленые заросли и хвойные леса, к стране горных озер, где люди встречались реже чем пума, олень или маленькие ящерицы, которые шмыгали в камнях при моем приближении.
Я разбил лагерь перед сумерками. На следующий день, налегке, я продолжил подъем к верхней границе лесополосы, дальше по широким гранитным пространствам. Я карабкался по огромным валунам, двигался через каньоны и ущелья. По пути я собрав съедобных кореньев и ягод, я улегся рядом с кристально чистым ручьем. Казалось, впервые за много лет, я был удовлетворен.
Ближе к вечеру, я пешком спустился вниз к базовому лагерю, собрал хворост для костра, съел еще одну пригоршню ягод и устроился под раскидистой сосной для медитации, глубже проникаясь духом гор. Если горы могли предложить мне что-либо, я был готов это принять.
После того как почернело небо, я сидел у потрескивающего пламени, согревая лицо и руки, как вдруг из темноты вышел Сократ!
«Я прогуливался тут по соседству и решил зайти на огонек», — сказал он.
В растерянности и восторге, я обнял его и, заливаясь смехом, повалил на землю, заставив нас обоих изрядно запачкаться. Мы отряхнули друг друга и вернулись к костру. «Ты выглядишь тем же зрелым воином — не постарел ни капельки». (Он, действительно, постарел, но в его серых глазах блистала та же озорная искорка).
«Ты, напротив, изрядно возмужал», — широко улыбнулся он, — «однако, выглядишь не намного умнее. Расскажи мне, чему ты научился?»
Я вздохнул, уставившись на огонь. «Ну что же, научился заваривать свой собственный чай». Я поставил небольшую кастрюльку воды на походную плитку и заварил крепкий чай из трав, собранных мною днем. Поскольку, я не ожидал гостей, то подал ему чай в своей чашке, а себе налил в маленькую миску. Наконец, меня прорвало. По мере моего повествования, отчаяние, накопившееся во мне за все эти годы, хлынуло наружу.
«Мне нечем похвастаться, Сократ. Я в растерянности… ни на шаг не приблизился к Вратам с тех пор, как я впервые встретил тебя. Я подвел тебя, а жизнь подвела меня; жизнь разбила мое сердце».
Он ликовал. «Да! Твое сердце разбито, Дэн… разбито, чтобы указать на свет Врат внутри тебя. Это единственное место, где ты не искал. Открой же глаза, глупец — ты почти у цели!»
Смущенный и расстроенный, я мог только беспомощно сидеть.
Сок заверил меня: «Ты почти готов…, ты очень близок».
Я ухватился за его слова: «Близок к чему?»
«К концу». В одно мгновение страх овладел мной. Я быстро заполз в спальник, Сократ развернул свой спальник. Последним моим впечатлением того дня были глаза учителя, которые смотрели поверх пламени костра, вглубь меня, в другой мир.
В первых лучах восходящего Солнца он уже сидел у ручья. В молчании, я присоединился к нему, бросая камешки в бегущий поток, прислушиваясь к плеску воды. Не говоря ни слова, Сократ повернулся ко мне и стал внимательно присматриваться.
Вечером, после целого дня беззаботных прогулок, купаний и загорания, он сказал мне, что хочет услышать обо всем, что я чувствовал с тех пор, как повстречался с ним. Мое повествование длилось три дня и три ночи…, я истощил свой запас воспоминаний. Сократ все время слушал и молчал, не считая того, когда он задавал короткие уточняющие вопросы.
Сразу после захода Солнца, он подал мне знак, чтобы я присоединился к нему у костра. Мы сидели совершенно неподвижно, скрестив ноги на мягкой земле, высоко в горах Сьерра Невада, старый воин и я.
«Сократ все мои иллюзии разбиты, однако, кажется, не осталось ничего, что могло бы занять их место. Ты показал мне тщетность поисков. Однако, как насчет пути миролюбивого воина? Разве это не тропа, не поиск?»
Он засмеялся от удовольствия и потряс меня за плечи. «После стольких лет, ты, наконец-то, задал стоящий вопрос! Однако, ответ находится прямо перед твоим носом. Все это время я указывал тебе путь миролюбивого воина, а не путь к миролюбивому воину . Пока следуешь этому пути, ты и есть воин. В эти последние восемь лет, ты отказался от своего «воинства» и отправился на его поиски. Но путь есть сейчас; и всегда был».
«Что же мне тогда делать, сейчас? Куда податься?»
«Кому какое дело?» — закричал он восторженно, — «Дурак „счастлив“, когда его желания удовлетворены. Воин счастлив без причин. Вот что превращает счастье в наивысшую дисциплину — превыше всех премудростей, которым я научил тебя.
Когда мы забирались в свои спальные мешки, лицо Сока отсвечивало оранжевым сиянием, идущим от костра. «Дэн», — сказал он, — «вот последнее задание, которое я даю тебе, навсегда. Действуй счастливым, чувствуй себя счастливым, будь счастливым в этом мире без единой причины. Тогда, ты сможешь любить и делать то, что ты хочешь».
Я уже дремал. Когда мои глаза закрывались, я сказал: «Сократ, однако, есть люди и вещи, которые очень трудно любить; кажется, почти невозможно всегда быть счастливым».
«Как бы то там ни было, Дэн, вот что означает быть воином. Видишь ли, я же не говорю тебе, как быть счастливым, я говорю тебе, будь счастливым ». С этими словами я уснул.
Сократ легонько растолкал меня сразу после восхода Солнца. «Нам предстоит долгий переход», — сказал он. Вскоре мы отправились на высокогорье.
Единственным признаком слабого сердца Сократа был его замедленный темп подъема. Мне еще раз напомнили об уязвимости моего учителя и его жертве. Больше никогда я не мог воспринимать отведенное нам время, как само собой разумеющееся. Во время нашего подъема, мне вспомнилась одна история, которую я не мог понять раньше:
Женщина в здравом рассудке шла по краю обрыва. В нескольких сотнях футах внизу, она увидела мертвую львицу и маленьких львят, кружившихся вокруг нее. Без колебаний, женщина прыгнула вниз со скалы, для того чтобы львятам было что поесть.
Вероятно, в другом месте, в другое время, Сократ сделал бы то же самое.
Мы поднимались выше и выше, сначала по местности с редким лесом, а потом поднялись выше линии растительности к подножию высоких пиков. Мы двигались, по большей части, в молчании.
«Сократ, куда мы направляемся?» — спросил я, когда мы присели для короткой передышки.
«Мы идем к особой области, святому месту, самому высокому плато, находящемуся за несколько миль отсюда. Оно служило местом захоронения для одного из древних Американских племен, которое было настолько малочисленно, что в книгах по истории о нем нет никаких упоминаний, однако эти люди жили и трудились в уединении и мире».
«Откуда ты знаешь об этом?»
«У меня есть предки из этого племени. Пойдем дальше; мы должны добраться до плато до наступления темноты».
В тот момент, я хотел верить всему, о чем говорил Сократ…, хотя, меня не покидало острое ощущение смертельной опасности и того, что он мне чего-то не договаривал.
Солнце опускалось угрожающе низко; Сократ увеличил темп. Теперь, мы оба запыхались, перебираясь с одного огромного валуна на другой, уже в сумерках. Сократ исчез в разломе меж двух скал, и я последовал за ним в этот узкий тоннель, сформированный из двух массивных обломков породы, внутрь и снова наружу. «На тот случай, если тебе придется возвращаться одному, ты должен пройти через этот тоннель», — говорил Сократ, — «Это единственный вход и выход». Я стал задавать вопросы, но он жестом прервал меня.
Свет уже почти догорал в небесах, когда мы начали завершающий крутой подъем. Внизу перед нами открылась огромная каменная чаша плато, окруженного могучими скалами. Темнело. Мы стали спускаться вниз, в чашу, прямо к зазубренному пику.
