Затем все закончилось. Долгожданная цель была достигнута. Только тогда, я, по настоящему, осознал, что мое отношение к аплодисментам, результатам и победам изменилось. В корне изменилось. Мои поиски побед, наконец, завершились.

Это было ранней весной 1968 года. Моя учеба в колледже подходила к концу, и я понятия не имел, что ждет меня в дальнейшем.

Я ощущал пустоту, когда прощался со своей командой в Аризоне, садился на самолет обратно в Беркли, к Сократу… и Линде. Лишившись мечты, я праздно глядел на облака внизу. Все эти годы я жил иллюзией — счастье достигается через победу, а сейчас эта иллюзия обратилась в пепел. Все мои достижения не сделали меня более счастливым и более цельным.

Наконец, я увидел просвет. До меня дошло, что я никогда не учился радоваться жизни, только лишь достигать. Всю свою жизнь, я занимался поисками счастья, но никогда не мог найти и удержать его.

Самолет начал снижение. Я откинул голову на подголовник кресла. У меня в глазах помутилось от слез. Я зашел в тупик и не знал, куда идти дальше.

Прямо с чемоданом, я отправился на квартиру к Линде. Между поцелуями, я рассказал ей о чемпионате, но умолчал о своих недавних, мрачных прозрениях.

Линда известила меня о своем решении, на время отвлекая меня от моих собственных забот: «Дэнни, я бросаю учебу. Я много над этим думала. Я найду работу, однако, не хочу возвращаться обратно к родителям. Что скажешь?»

Мне тут же вспомнились мои друзья, у которых я восстанавливал силы после аварии на мотоцикле. «Линда, я мог бы позвонить в Санта-Монику Шарлотте и Лу. Они — замечательные, помнишь, я рассказывал тебе о них и готов биться об заклад, они, с радостью, примут тебя».

«Ах, это было бы чудесно! Я могла бы помогать им по дому, устроиться на работу, чтобы помогать с продуктами».

Пятиминутный разговор по телефону и у Линды появилось будущее. Как бы я хотел, чтобы все было так просто для меня.

Вспомнив о Сократе, я сказал ошеломленной Линде, что мне нужно сходить кое с кем повидаться.

«После полуночи?»

«Да. У меня… есть необычные друзья, которые подолгу не ложатся спать. Мне, действительно, нужно идти». Еще один поцелуй и я ушел.

Все еще с чемоданом, я вошел на заправку.

«Переезжаешь ко мне?» — пошутил Сок.

«Я не знаю, что мне делать, Сок?»

«Ну, на Чемпионате ты же знал, что делать. Я читал новости в газете. Поздравляю. Должно быть, ты очень счастлив».

«Тебе очень хорошо известно, что я чувствую, Сок»

«Конечно, известно», — с легкостью сказал он и пошел в гараж воскрешать трансмиссию старого Фольксвагена, — «Ты делаешь прогресс… точно по расписанию».

«Я восхищен», — ответил я без энтузиазма, — «Но по расписанию куда?»

«К Вратам! К подлинному удовольствию, к свободе, к радости, к беспричинному счастью! К той самой, единственной цели, которая у тебя когда-либо была; и, для начала, пришло время снова разбудить твои чувства».

Я помолчал, переваривая то, что он мне сказал. «Снова?» — спросил я.

«О, да. Однажды, ты уже купался в сиянии и находил удовольствие в простейших вещах».

«Давненько это было, осмелюсь доложить».

«Нет, не давненько», — сказал он, берясь за мою голову руками, отправляя меня обратно во младенчество.

Широко раскрыв глаза, я полз по кафельному полу, сосредоточенно всматриваясь в формы и цвета под моими ладонями. Я прикоснулся к коврику, а он тронул меня в ответ. Все так ярко и живо.

Крохотной ручкой я хватаю чайную ложку и начинаю колотить ей по чашке. Звонкие звуки восхищают мой слух. Я громко кричу! Затем, я подымаю голову и вижу юбку, колышущуюся надо мной. Меня подымают, а я лепечу. Погруженное в материнский аромат, мое тело растворяется в нем. Меня наполняет блаженство.

Чуть позже, я ползу по саду. Свежий ветерок касается моего лица. Повсюду надо мной возвышаются яркие сочетания цветов, вокруг меня новые запахи. Я срываю один цветок и кусаю его; мой рот заполняет горькое послание. Выплевываю его.

Приближается моя мама. Я вытягиваю ручку, чтобы показать ей ползущую черную штучку, которая щекочет мне руку. Она наклоняется и смахивает ее. «Противный паук!» — произносит она. Потом, она прижимает что-то нежное к моему лицу; оно разговаривает с моим носом. «Роза», — произносит она, потом опять повторяет этот шум, — «Роза». Я смотрю вверх на нее, потом вокруг себя и снова погружаюсь в этот мир пахучих красок.

Я смотрю на антикварный стол Сока и ниже на желтый коврик. Встряхиваю головой. Все кажется каким-то блеклым; не хватает сочности цвета. «Сократ, мне кажется, я еще наполовину сплю, будто мне нужно окунуться в холодную воду, чтобы очнуться. Ты уверен, что это путешествие не причинило мне вреда?»

«Нет, Дэн, вред причинялся на протяжении многих лет. Как? Ты скоро сам увидишь».

«Это место… Это сад моего дедушки. Я помню его; он был словно Райские Кущи».

«Абсолютно верно, Дэн. Это и были Райские Кущи. Каждый младенец живет в ярком Саду, где все воспринимается непосредственно, без вмешательства мысли».

«Изгнание из рая» происходит с каждым из нас, когда мы начинаем думать, когда мы становимся теми, кто дает названия и теми, кто познает. Понимаешь, не только Адам и Ева, все из нас. Рождение ума — это смерть чувств… это совсем не то, когда мы едим яблоко и это нас немножко волнует!»

«Как бы я хотел вернуться туда», — вздохнул я, — «Там все было таким ярким, таким ясным, полным радости».

«То, что приносило тебе радость ребенком, может быть твоим снова. Иисус из Назарета, один из Великих Воинов, однажды сказал, чтобы войти в Царствие Божие, ты должен стать подобно дитяти малому. Теперь, ты это понимаешь».

«Прежде чем ты уйдешь от меня сегодня, Дэн», — сказал он, наливая себе кружку воды из емкости, — «хочешь еще чая?»

«Спасибо, Сок. Мой бак на сегодня полон».

«Ладно. Встретимся завтра в восемь часов утра возле Ботанического Сада. Пора нам побывать юными натуралистами».

Я ушел, уже с нетерпением ожидая этого момента. Проспав несколько часов я проснулся свежим и бодрым. Может сегодня, может завтра, я открою секрет радости.

До Клубничного Каньона я пробежался трусцой и стал поджидать Сократа у входа в Ботанический Сад. Когда он прибыл, мы прошлись под сводами всех вообразимых деревьев, кустов, растений и цветов.

Мы вошли в огромную куполообразную теплицу. Воздух был влажным и теплым, и резко отличался от прохладного утреннего воздуха снаружи. Сок обвел рукой тропическую растительность вокруг нас и сказал: «Когда ты был ребенком, весь мир представал перед твоим зрением, слухом и осязанием, как будто впервые. Однако, сейчас ты узнал названия и категории для всего — это хорошо, это плохо, это стол, это стул, это машина, дом, цветок, собака, кошка, цыпленок, мужчина, женщина, закат, океан, звезда. Тебе становится скучно от явлений мира, потому что они существуют для тебя только как названия. Сухие умственные понятия ограничивают твое видение».

Сократ указал на высоченные пальмы, которые почти казались стеклянного потолка купола. «Сейчас ты воспринимаешь окружающее сквозь пелену ассоциаций о вещах, окутывающую прямую, простую осознанность. Ты „уже видел все это раньше“; это все равно, что смотреть кино в двадцатый раз. Ты видишь только воспоминания о предметах, и таким образом, тебе становится скучно. Понимаешь, скука — это фундаментальная неосознанность жизни; скука есть осознанность, попавшая в капкан ума. Тебе придется послабить ум, чтобы „прийти в чувство“.

В следующую ночь я зашел в его офис как раз тогда, когда он ставил чайник на плиту. Я осторожно снял обувь и поставил ее на коврик рядом с диваном. Не оборачиваясь, он сказал: «Как насчет маленького соревнования? Ты делаешь трюк, потом я, и посмотрим, кто победит».

«Ну, ладно, если ты настаиваешь». Мне не хотелось ставить его в неловкое положение, поэтому я просто выполнил стойку на одной руке на его письменном столе, затем, распрямляя руку, сделал обратное сальто, легко приземлившись на ковер.