— Со-ня.

Белка наклонила голову то в одну сторону, то в дру­гую. Опять как наша Соня. Орехи у нас были, мы с Галкой к ним даже не притрагивались, берегли для белки, но они лежали в кухонном столе, пока сбегаешь туда, белка упры­гает. Хлеб наша Соня ела, когда уж очень была голодна, Я тихонько сползла с кровати, на цыпочках прошла к бу­фету. Там лежали вчерашние оладьи. Я взяла один и опять тихо-тихо подкралась к окну. Теперь белка была совсем рядом. Я протянула ей ладонь с кусочком оладушка. Она опять наклонила голову на один бок, потом на другой, опять подергала носом. Я кинула кусочек вниз. Белка на­клонилась, посмотрела, куда он упал, спустилась на землю, схватила его своими длинными зубами, опять взобралась на ту же самую ветку, взяла кусочек в передние лапки и ста­ла быстро-быстро есть. Так она съела целый оладушек и уже больше не служила, только все смотрела на меня., Я спросила ее:

— Ты кто, Соня?

Она подергала носом.

— Ты почему не живешь в нашем домике? — опять спросила я. Тут в комнату вошла мама. Я закричала:

— Смотри, смотри!— потом повернулась к окну, а белки уже не было, я спугнула ее своим криком.

Баба Ната приехала в воскресенье днем, даже почти утром. Копуша-Галка еще не домучила свою манную кашу, а мама еще не успела выйти из себя. Глаза у бабы уже бы­ли не усталые, а, наоборот, очень веселые. Она положила на стол сверток и сказала:

— Понимаете, девочки, это мороженое. Самое разное. Вот увидите, какая это прелесть.

Мы, конечно, спросили про бабушку Анисью. Баба На­та ответила, что у нее все хорошо, и стала рассказывать обо всем по порядку. Она рассказывала, а мороженое тая­ло, она рассказывала, а мороженое таяло. И мы его уже не ели, а пили из чашек.

— Ничего,— сказала баба Ната,— завтра я попрошу, чтобы мне положили побольше льда.

— Опять поедешь? — строго спросила мама.— Нет, это уже слишком, это просто возмутительно! Ты же сама ска­зала, что у бабушки все хорошо.

— Но... — ответила баба Ната,— у меня есть и другие больные, их тоже надо...

— Погладить! — закричали мы с Галкой.

Мама сделала две скамейки специально для нас, детей. Для меня, длинноногой цапли, новые скамейки были слиш­ком низки. Но мы все равно сидели на маминых скамей­ках. Не зря же она старалась.

Вот я сижу на одной скамейке, а Галка с Коляткой на­против меня, на другой. Сижу я и будто бы читаю, а сама подсматриваю за Галкой с Коляткой. Уж очень смешно они едят яблоки. Откусит Галка от нового яблока кусочек и протягивает яблоко Колятке:

— Вкусное. И совсем не жесткое. На, попробуй.

У Колятки зубы белые, крупные. Федя говорит, что он своими зубами может гвозди из стенки вытаскивать. Колятка отхрумкивает сразу половину яблока.

— Правда, хорошее? — спрашивает Галка. Колятка в ответ только мычит.

— А ты словами говори! — велит ему Галка.

— Нормальное,— отвечает Колятка и дает Галке отку­сить от своего яблока.

— Класс! — говорит Галка.

Федя завел дружков в совхозе и в Зареченске почти не показывается. А Колятка приходит часто. Мы берем его к Дмитрию Ивановичу. Данилка очень любит играть с Колят-кой. Приходит Колятка к нам рано утром, чтоб застать ба­бу Нату. Она рассказывает ему про бабушку Анисью. Вче­ра баба Ната сказала, что она уже неплохо видит.

— Правда? Видит? — громко переспросил Колятка.

— Лучше, чем можно было ожидать,— быстро ответила баба Ната.— Теперь подберем ей очки...

Но Колятка уже бросился бежать.

— Я это... Я в совхоз!

А сегодня вот опять пришел. У меня от кислых яблок сводит рот, но Колятка с Галкой так вкусно их ели, что и мне сегодня яблоки показались вкусными.

— Я вам загадаю загадку,— вдруг сказал Колятка.— Я тут одну книжку прочитал, так она все время у меня в голове сидит. И интересная же!

— Не рассказывай без меня,— крикнула мама.— Я сию минуту! — Она села рядом со мной и сказала: — Вот, Ко­лятка, опять я сапожным делом занялась. У моего отца домашние туфли давным-давно каши просят, а он никак не может с ними расстаться. Не любит обновок — и все.

— Только я, Анна Владимировна, не сам эти загадки сочинил,— сказал Колятка. Когда мама была с нами, он почти всегда обращался только к ней, а нас тут как будто и не было.— Я это из книжки...

— Ну, не тяни же, пожалуйста,— перебила его Галка.— Давай загадывай.

— Ладно. Значит, вот так. Сколько, по-вашему, кило­граммов весит медвежонок, когда он только народится?

Я понимала, что, наверно, очень много весит, но сказа­ла для смеха:

— Два килограмма.

— Ты что! — воскликнула Галка.— Мама говорит, что, когда я родилась, во мне и то было четыре килограмма. А медвежонок, наверное, десять или даже пятнадцать ки­лограммов весит.

— По-моему, тоже что-то в этом роде,— серьезно ска­зала мама.

Колятка чему-то очень радовался. Я еще ни разу не видела у него таких веселых хитрых глаз.

— А пятьсот граммов не хотите! Пятьсот граммов ве­сит новорожденный медвежонок, это я вам верно говорю, сам читал.

— Как белый батон за тринадцать копеек! — сказа­ла я.

— Нет, это просто чудо какое-то! — сказала мама.

А Галка закричала, что так нечестно загадывать за­гадки. Надо было спросить, сколько граммов весит мед­вежонок, а Колятка спросил: сколько килограммов.

— Ну ладно,— засмеялся Колятка,— теперь я без хит­рости спрошу: сколько граммов весила ваша белка Соня, когда народилась?

— Десять! — выпалила Галка.

— Почти что угадала,— сказал Колятка,— семь или во­семь, меньше, чем котенок. И родятся бельчата слепыми и голыми. Только уже через месяц они прозревают и покры­ваются шерсткой.

— А теперь я загадаю вам загадку,— сказала мама.— Сколько лет живет на свете ворона?

— Триста,— ответил Колятка.

— Правильно,— сказала мама.— Может прожить триста лет. Даже обидно, какая-то ворона живет триста лет, а человек — редко-редко сто.

Колятка заторопился в совхоз. Мать его подолгу была на ферме, за Федькой последить было некому. Галка пошла проводить своего дружка.

— Я сейчас вернусь,— пообещала она и взяла Колятку за руку.

Смешно было на них смотреть. Колятка шел прямо, с вытянутой шеей, а Галка шагала мелко-мелко.

Прошел час, прошел второй, а Галка не возвращалась.

— Раз она такая гулёна, иди к Дмитрию Ивановичу од­на,— сказала мама.— Терпеть не могу неточных людей.

— Никакая она не гулёна,— вступилась я за Галку.— Просто заигралась на лугу, вот и все. Она же еще малень­кая, давай я за ней сбегаю.

Я бежала всю дорогу, за Галку я не очень беспокоилась, ведь, если бы с ней что плохое случилось, Колятка бы нам сказал. Просто нас ждали Дмитрий Иванович с Алешей, вот из-за чего я торопилась.

На лугу ко мне подскочила Зойка.

— Куда это вы с Галкой запропастились? — спросила она.— Да ладно, не говори. Знаю, без тебя знаю, всё к свое­му Кабанчику шастаете? Интерес большой!

Я сказала ей;

— Никакой он не Кабанчик, понятно? Мы же вам уже рассказывали, какой он хороший мальчишка. Алеша он, А-ле-ша. Заруби себе это на носу!

— Видали-миндали, как раскричалась!

— А ты не приставай к человеку со всякими глупостя­ми,— сказала Зойке Сибирка.— Не обращай, Наташа, на нее внимания, она не со зла говорит, в ней зла нисколечко нет, просто язык у нее длинный. Пошли, Наташа, нырять. Мы в одном месте запруду сделали, здорово получилось.

Но я ответила, что мне не до купанья, что я ищу Галку с Коляткой, что вот ушли они и Галки все нет и нет, а обещала тут же вернуться.

— А может, они лимон пошли поливать,— сказала Зой­ка.— Побежали, девчонки, на гору, где им еще быть! 

Побежали мы на гору, но там их не было, и сосе­ди бабушки Анисьи их сегодня не видели.

— Ничего, найдем,— сказала Зойка,— всей на­шей компанией будем ис­кать. Передай своей мамке, чтоб ничего не боялась.

Побежала я домой, бе­жала и думала, что, навер­но, Галка уже вернулась, от мамы ей уже нагорело и сейчас мы пойдем с ней к Дмитрию Ивановичу. Но мама стояла возле калитки одна, меня она даже ни о чем не спросила, наверно, по моему лицу поняла, что Галку я не нашла.