— Прямо ночью,— Галка поежилась.— Стра-а-шно!
Баба Ната сказала нам, что человек, к которому мы идем, тяжело болен, что утомлять его нельзя, и мы пробудем у него недолго.
У Дмитрия Ивановича было бледное и очень худое лицо, Он сидел в каком-то необыкновенном кресле, у этого кресла было два больших, как у велосипеда, колеса. На улице было очень тепло, даже жарко, а ноги у Дмитрия Ивановича были укутаны теплым одеялом. Левая рука у него висела, будто неживая, и очень было жалко смотреть на эту руку. А правой рукой Дмитрий Иванович все время что-то делал. То приглаживал свои седые волосы, но они тут же лохматились, как у нашей Галки, то он расстегивал и опять застегивал пуговицу на рубашке. И когда Дмитрий Иванович говорил, он все время размахивал правой рукой. На эту руку было весело смотреть. Вообще скоро я совсем забыла, что Дмитрий Иванович тяжело болен, потому что никогда еще не видела таких веселых больных.
Баба Ната сразу начала рассказывать, как мы шли сюда, как все время «ныряли» в какие-то улочки-переулочки и в конце концов очутились почти у своего дома. Шли-то мы, конечно, неправильно, но к своему дому мы не возвращались, уж это баба Ната присочинила, чтоб посмешить Дмитрия Ивановича. Рассказывала она серьезно, даже не улыбнулась ни разу, а когда люди говорят о чем-то смешном совсем серьезно, то еще смешнее бывает слушать их рассказы. И Дмитрий Иванович все откидывал голову на высокую спинку кресла, хлопал правой рукой себе по колену и громко смеялся.
Мне очень понравилось, как он сказал нам о своем внуке.
— Это наш Данила Сергеевич. Толковый мужик и поболтать большой любитель. Но настоящих слов он еще знает маловато.
— Де-дя... Ди-ма,— вдруг громко, по складам, проговорил Данилка и показал пальцем на Дмитрия Ивановича.
Данилка сидел прямо на траве возле кресла. Он был толстенький, щеки у него были румяные, глаза круглые, голубые. Он что-то складывал из кубиков, дощечек, цветных карандашей. Мы с Галкой подсели к нему. Галка спросила:
— Ты дом строишь?
Данилка сердито нахмурил белые бровки, долго смотрел на Галку, на меня, потом поднял руку и сказал что-то непонятное. Но Дмитрий Иванович его хорошо понял, он сделал сердитое лицо, погрозил Данилке пальцем и сказал ему, что если он будет себя так вести, то тетя Маша завтра же увезет его в Москву. Данилка замотал головой и сказал что-то совсем непонятное.
— Слыхали? — спросил нас Дмитрий Иванович.— Данила Сергеевич говорит, что он хороший, что он больше не будет. Ну, как, поверим человеку?
— Поверим,— ответили мы все вместе.
— Тогда поездка в Москву отменяется,— сказал Дмитрий Иванович.— Ведь что меня удивляет, вот Алеша у нас такой обходительный парень, слово от него грубого не услышишь. И Данилка наш, уж кажется, души в нем не чает, а чуть что — сразу: «Ка-тям». В переводе на русский язык это означает: «Как дам!» Тут у нас мальчуган один знакомый есть, Алеша с ним в одной футбольной команде, так это от него Данилка научился, а ведь и видел-то его счетом раз.
Данилка слушал деда внимательно-внимательно, потом громко повторил, что он хороший, что он больше не будет. Мы все рассмеялись, а баба Ната сказала:
— Ну, до чего же человеку не хочется уезжать с дачи.
Дмитрий Иванович опять заговорил о Данилке, наверно, все дедушки и бабушки любят рассказывать о своих внуках. Наша баба Ната часто-часто вспоминает о том, что мы делали да что говорили, когда были с Галкой маленькими.
— Вчера Данилке два года стукнуло,— сказал Дмитрий Иванович.— Баба Маша привезла ему громадный мяч и самосвал, песок возить. А нынче глядим — мяч как блин, Данилка в него гвоздь загнал, самосвал тоже чуть дышит.
Тут уж Данилке, наверно, совсем сделалось стыдно, он сначала встал на четвереньки, потом совсем поднялся и потопал к дому. Ноги у него были коротенькие, толстые и кривые, но ростом он был уже довольно большой.
Баба Ната с Дмитрием Ивановичем смотрели на Данил-ку и ласково улыбались. Потом баба Ната вздохнула и сказала:
— Внуки — это большое утешение в жизни, но, когда они еще такие маленькие, как ваш Данилка, уж больно много с ними хлопот.
Лицо у Дмитрия Ивановича стало печальным, он помол- чал немного, потом сказал:
— Данилка — это еще полбеды, он у нас серьезный, самостоятельный. Со мной хлопот куда больше. Вечером приезжает с работы моя жена Мария Васильевна и до самой ночи волчком крутится. Дочь-то моя с зятем в экспедиции, никак нельзя им было не ехать.
Баба Ната огляделась вокруг, будто поискала кого-то глазами, и спросила, кто же с ними здесь бывает днем, до приезда Марии Васильевны с работы.
— Днем — Алеша,— ответил Дмитрий Иванович.— Потом я вам все объясню.— И он громко крикнул:
— Алеша, где ты там пропадаешь?
Из дома вышел Алеша. Он опять был в своих клетчатых штанах и в белой рубашке от пионерской формы.
— Здравствуйте,— еще издали поздоровался он с нами,— спасибо, что пришли. Я, Дмитрий Иванович, лекарство вам немного подогрел, а то оно озябло в холодильнике.
В одной руке у Алеши был маленький стаканчик с чем-то коричневым, а в другой обыкновенный стакан, наверно, с водой.
— Угощайтесь! — сказал он весело, совсем не так, как говорил в магазине. И глаза у него были другие — веселые, добрые. И еще наша мама правду сказала: не такой уж он был толстый.
Лекарство, наверно, было невкусное, но Дмитрий Иванович даже не поморщился, еще сказал:
— Хорошо, травкой пахнет!
Вдруг мы услышали громкую музыку. Из дома вышел Данилка с транзистором в руках. Транзистор был не очень большой, но Данилка нес его с трудом, даже покраснел. Он поставил транзистор своему деду на колени и тоненько пропел:
— Ля-ля-ля.— И опять сел на траву,
Дмитрий Иванович выключил музыку и спросил Данилку:
— Где это «ля-ля-ля» стояло?
Данилка ничего не ответил, только высоко поднял руку.
— Понятно,— сказал Дмитрий Иванович,— транзистор стоял на полке. Значит, ты залезал на стул?
— Да,— ответил Данилка. Он посмотрел на бабу Нату, на нас с Галкой и опять пропел:
— Ля-ля-ля.
— Все ясно,— сказал Алеша,— ему захотелось угостить наших гостей музыкой. Молодец, Данилка!
Алеша опять ушел в дом. Он все время то входил в дом, то выходил оттуда. Галка складывала с Данилкой кубики и что-то тихонько ему рассказывала. Наверно, сказку, она недавно вдруг начала выдумывать сказки. Я еще по дороге сюда нарвала белой кашки и теперь тоже сидела на траве и плела венок, а у самой были ушки на макушке, уж об очень интересном разговаривали баба Ната с Дмитрием Ивановичем.
Баба Ната не очень-то любила, когда мы слушали разговоры взрослых. И теперь я боялась, что она скажет: «Поиграла бы с Галей и Данилкой». Но она будто и не замечала, что я тут, рядом. Немножко мешала Галка. Она все заговаривала с Алешей, когда он выходил в сад.
— Чего ты всё ходишь и ходишь? — спросила она.— Посидел бы с нами.
— Извините, пожалуйста, не могу, я занят,— ответил он вежливо. Но все равно было видно, что он еще немножко сердит на нас. С бабой Натой он разговаривал совсем по-другому.
— А чем ты занят? — не отставала от Алеши Галка.
— Обед готовлю,— ответил Алеша.
— Ты сам готовишь обед? — удивленно спросила его баба Ната.
Алеша покраснел.
— Очень-очень редко, вообще-то Мария Васильевна по вечерам готовит,— ответил он быстро.
Когда мы возвращались домой, Галка все твердила про Данилку. Мне Данилка тоже понравился, но я думала о Дмитрии Ивановиче, об Алеше, потому что я слышала, о чем говорил Дмитрий Иванович с бабой Натой! Галка сказала ей:
— Ну, теперь давай рассказывай. Ты же обещала рассказать все после того, как мы навестим Дмитрия Ивановича. Вот мы и навестили.
Баба Ната ответила ей, что она выполнит свое обещание, но позже, когда вернется из Москвы дед Володя.
— Правильно,—сказала я.— Деду Володе тоже будет интересно послушать.