— Нет, — твердо сказал Митька. — Я поеду. Так вернее.
— Ладно, — согласился Коваль. — Съездим с тобой вместе. Вот работу в коровнике закончим и поедем. Одному нельзя. Дорога дальняя…
— А как же… — растерялся Меркулов. — Вам же на завод надо.
— Ничего, дело серьезное, думаю, что отпустят. Мы же недолго.
— Конечно! Только увидим — и вы сразу же обратно.
— Я? — поднял брови Коваль. — А ты?
— Я у моря останусь, — сказал Митька. — Я должен быть там, а не у бабки Степаниды.
— Ты, выходит, моряком-то хочешь стать не с бухты-барахты, — одобрительно проговорил Николай Семенович. — В конце концов не произойдет трагедии, если по каким-то причинам ты моряком не станешь. Но то, что у тебя есть большая мечта, благородная цель в жизни, — это прекрасно. Такой человек верный, надежный. Такой с пути не собьется.
Митька собрал на лбу у переносицы складки. Жестко произнес:
— Нет, моя мечта сбудется. Обязательно.
И вновь они с помощью муфт соединяли трубы, делали отводы, орудовали газовым ключом, все увереннее держа его в руках.
Где-то часам к четырем у Митьки и Артемки начали саднить ладони, заныли плечи, и тут Николай Семенович сказал:
— Шабаш! Вторая половина дня у вас свободна. Распоряжайтесь ею, как хотите.
— Купаться! — крикнул Артемка, и мальчики помчались к реке.
Прицепив на трубу фонарь «летучая мышь», Коваль работал до глубокой ночи.
«Кварц-4»
Дня через три во время ужина в избу громко постучали, и в дверях появился младший лейтенант Глушко…
— Мир дому сему! — сказал он, застыв у порога.
— Добро пожаловать, — негромко проговорила Валентина Ивановна и растерянно обвела взглядом всех сидящих за столом. — Милости просим отужинать с нами.
— С удовольствием бы, но некогда. Служба! — засмеялся младший лейтенант.
Председатель вышел из-за стола.
— Случилось что?
— Да так… Кое-что… Мне бы ненадолго ваших пареньков.
Теперь отодвинул свою тарелку Коваль.
— Артема и Дмитрия?
— Да.
— А… Куда вы их?
— Недалеко. Да вы не волнуйтесь. Это мои помощники. Мы тут в один дом сходим, мне консультация ребят потребуется.
— A-a… — отлегло от сердца у Коваля. — Ну что ж, тогда забирайте их.
Вечер был прохладный. Над рекой, над заречным лугом бродил белесый туман.
— Шлыковых знаете? — спросил у мальчиков Глушко, плотно прикрыв за собой калитку.
Артемка с Митькой недоуменно посмотрели друг на друга.
— Нет, не знаем.
— У них еще парень есть. Рыжий такой…
— Рыжий! — вдруг догадался Артемка.
— Ну…
— Степаном зовут?
— Степаном.
— Знаем!
— Вот к ним и пойдем.
— Зачем?
— Увидите! Нам сюда…
Они свернули в проулок, миновали заросли репейника, колодец-журавль и поднялись на крыльцо дома с белыми кружевными наличниками.
В избе было много народу. Но все сидели почему-то пришибленные, молчаливые, будто кто-то в этом доме умер. Одна женщина плакала, уткнувшись в передник. Мужчина, усталый, небритый, опустил голову, уронил на стол сильные жилистые руки. На этом же столе лежала…
У Артемки вдруг перехватило дыхание.
— Вот она!.. — закричал он. — Вот она наша кинокамера… «Кварц-4»!
— Узнал? — Мальчики только сейчас заметили в избе Варю. — Не ошибся?
— Мы бы ее из тысячи узнали, — вмешался Митька. — Вот и ремешок… Его Женька Мельник приделал. Сначала был узенький, а он свой, широкий, приделал, чтоб на плече удобно было носить…
И только тут он увидел, что в углу, прижавшись к русской печке, замер бледный, перепуганный Степан.
— Ирод, ирод проклятый! — закричала женщина, которая перед этим плакала, уткнувшись в передник.
— Рассказывай, стервец, где аппарат взял? — ударил по столешнице кулаком небритый мужчина.
— Я не брал… Я ничего не знаю… — заревел Степан. И оттого, что этот большущий парень так откровенно трусил, Артемке стало противно. — Пашка Пантюхин сказал: подержи у себя. Ну я и спрятал!..
— Ирод, ирод проклятый! — опять крикнула женщина.
Глушко подошел к столу, положил на него исписанные листки.
— Ну ладно. Пока все ясно. Хватит. Распишитесь вот тут, — сказал он небритому мужчине.
Тот расписался.
— И вы, — Глушко жестом подозвал к себе Артемку с Митькой, — распишитесь, что опознали кинокамеру. Об остальном поговорим позже, в городе.
Мальчики расписались тоже.
Потом к столу подходили еще люди. Пряча друг от друга глаза, молча ставили в конце исписанного листка свои фамилии, расходились.
— А Пашку поймали? — не удержавшись, шепнул Артемка.
Младший лейтенант легонько щелкнул его пальцем по носу:
— Много будешь знать — скоро состаришься!
Ребята вышли на улицу. Уже стемнело.
У ворот председательского дома их ждал Коваль. Едва завидев мальчиков, он шагнул им навстречу.
— Ну что?
— Все в порядке, — успокоил его Митька, — можно ложиться спать.
Из дневника Артема Скворцова
Запись шестая
Нынче у меня выдающиеся каникулы! Я стал рабочим человеком. Я получил первую в жизни зарплату! И какую! Но начну все по порядку.
В самом конце учебного года влип я, как дурак, в одну препаршивую историю. Еще хорошо, что есть на свете такие люди, как наш сосед Коваль Николай Семенович.
После экзаменов он увез меня в деревню. Там у него знакомый председатель — фронтовой друг.
Ну и мы — доложу вам — там поработали! Пока бригада строила коровник, мы внутри его прокладывали водопровод для автопоилок. Главное, конечно, делал Коваль. Мы только узлы собирали. Где две трубы соединить, где от них отвод сделать. Но это тоже не футбол гонять! Сначала у нас с Митькой с ладоней кожа сходила. А потом задубела, как на пятках. В руках такая вдруг силища появилась — я те дам! Работали как черти! (Ели после этого тоже ничего! Думаю, что у Валентины Ивановны в ее погребе теперь просторно.) И вдруг обнаружилось, что у Николая Семеновича отпуск на заводе кончается, а автопоилка не готова.
Стали выходить на работу пораньше, увеличили свой рабочий день. Хотя Ковалю увеличивать вроде уже и так некуда было. Он уходил в коровник на рассвете и возвращался поздно.
И все-таки не успели! Самую малость! Но Николай Семенович сказал, что бросать работу не доведенной до конца — последнее дело. Нам уж и самим с Митькой жалко было кинуть все — столько труда положили. Да и любопытно — что же из всего этого получится? И Коваль нашел выход. Он давал нам задание и уезжал в город.
Вернувшись в пятницу вечером, работал с нами субботу и воскресенье, а потом уезжал снова.
И вот наступил день, когда мы закрепили последний винт, закрутили последнюю гайку!
Пришел сам председатель Алексей Кузьмич и с ним члены правления колхоза. Пришли принимать нашу работу. Я даже на экзаменах в школе так не волновался! Честное слово. Все чудилось: вот что-нибудь случится, вот что-нибудь развалится…
Включили для пробы воду. В трубах зафырчало, зазвенело, забулькало. Но ни одна капля не просочилась. Муфточки везде закручены будь здоров! Коваль посмотрел на нас с Митькой и весело засмеялся: «Сразу видно, кто работал!» А как же, конечно! Фирма веников не вяжет! А если вяжет, то со знаком качества! Не халтурим!
У каждого отвода — это где тройник поставлен — на конце прикреплен специальный лоток. Корова к нему подойдет, мордой в лоток бух! — там появится вода. Напьется корова, морду в сторону — не хочу, мол, больше, напилась, — вода бежать перестанет. Вот так! Называется автопоилка.
Все остались ужасно довольны. Головами качали, языками щелкали, а потом столько нам всяких слов хороших наговорили — мама за всю мою жизнь столько мне не сказала!
Приглашали будущим летом в деревню: «Приезжайте просто так, отдыхать, мы вам будем всегда рады, вы теперь наши…»
Уж очень такое приятно было слушать.
После обеда Коваль ушел в правление и вернулся оттуда с пакетом.
