Анни оскорблённо сверкнула глазами и принялась угощать Сузи и белую мышь печеньем и малиновым желе. Но у Сузи, видимо, было скверное настроение. Она выплюнула чёрствое печенье и сунула голову в накладной кармашек рюкзака. В этом кармашке Горошек припрятал варёные макароны, а Сузи любила их больше всего.

Отец заглянул в дверь подвала и, почесав подбородок, сказал:

— Возможно, на чердаке тоже кто-нибудь сидит. В этом доме нужно быть готовым ко всему.

— Определённо, — сказала мама. — Госпожа Свобода давно бы лежала в обмороке. К счастью, нервы у нас покрепче, чем у неё.

— Бедная тётя Митци… — вздохнул Горошек. — Теперь у неё не осталось никого, кому она могла бы подарить пустые флаконы, катушки и старые календари.

Однако пора было осмотреть чердак. Затаив дыхание, отец, мать, Горошек и Анни гуськом поднялись по лестнице.

Посторонних мужчин под корабельным фонарём здесь не оказалось. Чердак приготовил более приятные сюрпризы. Например, два не очень дырявых матраца, набитых соломой, стиральную доску, посудину для керосина и большой кусок окорока. Он висел на тонком шнуре и распространял великолепный запах.

Штенгели просияли.

— Трижды ура людям, которые жили здесь до нас и забыли этот окорок! — воскликнул папа.

А мама добавила с признательностью:

— Это постный рулет.

Когда от рулета остался только крошечный кусочек, мама выбила из мешков пыль, заткнула внутрь пучки соломы, торчавшие из дыр, и сказала:

— Наши кровати будут здесь только в среду вместе с остальной мебелью. А посему соломенные матрацы — наше спасение.

После чего все улеглись спать. Минуту спустя Горошек поднял голову и проворчал:

— Здесь чем-то воняет, фу!

Никто ему не ответил. И Анни и родители уже успели заснуть. Но Горошек никак не мог успокоиться.

— Разве вы не слышите, — громко крикнул он, — что здесь воняет?

Мёртвая тишина.

— Эй, Анни! — позвал Горошек.

— Ну да, — ответил голос матери. — Пахнет керосином. Горошек, выстави посудину за дверь.

Горошек вынес посудину и вернулся к постели.

— Вы слышите губную гармонику? — вдруг спросил он.

— Я слышу, как лает собака, — сказала Анни.

— А я слышу, как свистит паровоз, — сказала мама.

Отец поднялся со своего матраца и просунул голову в слуховое окно.

— Ага, — сказал он. — Там на балконе кто-то сидит и играет.

— А почему это нужно делать именно ночью? — спросила мама, переворачиваясь на другой бок.

— Эй, почему ночью? — крикнул папа из слухового окна.

Снаружи последовал ответ:

— Раньше я работал ночным сторожем, и теперь по ночам мне ужасно скучно. Меня зовут Визенклее. Можно, я переберусь к вам и немножко поболтаю?

— Мы — Штенгели, — бесстрашно ответил папа. — Но мы не хотим болтать. Мы уже спим.

— Хорошо, тогда я сыграю для вас ещё несколько песенок! — крикнул Визенклее.

— Огромное спасибо, — ответил папа.

— Очень мило с вашей стороны. Если вы позволите, я всё-таки через пять минут приду и прихвачу с собой бутылку смородинного сока.

Папа шумно вздохнул, потом рявкнул:

— Господин Визенклее, в такой поздний час мы ни в коем случае не откроем вам дверь!

Визенклее в ответ засмеялся и радостно ответил:

— О чём речь! У вас же нет дверей. Какое счастье, что вам не придётся бежать вниз из-за меня!

Немного погодя его шаги прозвучали на улице, затем в парадном и, наконец, на лестнице. Постучав в дверь чердака, господин Визенклее впорхнул к Штенгелям. В одной руке он держал подсвечник с тремя толстыми восковыми свечами, в другой — бутылку сока. А из нагрудного кармана его куртки торчала губная гармоника.

— Добрый вечер, — улыбаясь, сказал Визенклее, — я очень благодарен судьбе за то, что этот дом больше не пустует и что у меня такие очаровательные новые соседи.

Мама и папа Штенгели протёрли глаза и сказали:

— Ну что ж, садитесь, пожалуйста, господин Визенклее!

Всю ночь Визенклее провёл на чердаке Штенгелей. Когда он уставал играть на гармонике, то тут же принимался рассказывать различные истории.

Он поведал, например, как ему пришлось сражаться с одним толстым и с одним худым грабителем. Будучи ночным сторожем, Визенклее пережил массу всяких приключений. Горошеку и Анни эти приключения очень нравились, но в полночь дети уснули, а папа и мама вежливо слушали Визенклее до трёх часов утра. Наконец они тоже не выдержали и, зевая, вытянулись на своих матрацах, а папа Штенгель повёл себя настолько бестактно, что просто-напросто заткнул уши.

Однако Визенклее и не думал уходить домой. Едва только показалось солнце, он постучал пальцем по своей гармонике и громко сказал:

— С добрым утром, дорогие Штенгели!

— Вас также, — печально отозвался папа Штенгель.

— У меня прямо голова раскалывается! — пожаловалась мама. — Ну и ночка была!

— Совершенно верно! — подхватил Визенклее. — А какая чудесная луна! А сок! И вообще всё!

Папа Штенгель сделал три приседания и один кувырок, чтобы хоть немного прийти в себя.

— Сегодня у нас куча дел, — объявил он. — Мы; должны замуровать подземный ход и сколотить] дверь. Дом без двери всё равно что кастрюля без крышки.

— Или блоха без хоботка, — добавил Визенклее.

Он поймал в воздухе остатки рулета и стал жизнерадостно жевать. Покончив с едой, он сказал:

— Не бойтесь, я помогу вам. Из чувства благодарности.

Визенклее сдержал своё слово. Не прошло и часа, как он притащил в подвал целую гору кирпичей, корыто с глиной и ящик с инструментами, а потом принялся командовать:

— Глину — налево! Кирпичи — направо! За дело, друзья!

Он так рьяно взялся мешать раствор, что покраснел весь до ушей. Папа и мама Штенгели озабоченно следили за его действиями. Только Горошеку и Анни было не до забот. Они перелезали через стол и стулья, прыгали вокруг корыта и груды кирпичей, а иногда, хихикая, прятались в подземный ход, которому предстояло быть замурованным. Всё это было очень весело.

Визенклее, не произнося ни звука, ряд за рядом, укладывал кирпичи. Когда отверстие было почти замуровано, Визенклее выпрямился и торжественно провозгласил:

— Итак, мой труд будет сейчас завершён. Я кладу последний кирпич. Станьте все полукругом и внимательно смотрите.

Папа, мама и Горошек попробовали образовать полукруг и только тут заметили, что не хватает Анни.

— Анни, где ты? — крикнула мама.

В ответ раздался странный хохот, и непонятно было, откуда он исходит.

— Сдаётся мне, здесь есть привидения, — сказал Визенклее.

Папа и мама побледнели.

— Батюшки! — шёпотом сказали они.

А Горошек заглянул в дырку, куда должен был лечь последний кирпич, и увидел… кончик носа.

— Господин Визенклее, — закричал он, — вы же замуровали Анни!

Вслед за тем прозвучал замогильный голос:

— Выпустите меня, господин Визенклее! Я заблудилась и хочу выбраться назад, в погреб.

Но Визенклее заупрямился. Ему ни за что на свете не хотелось ломать свою замечательную стену. Он просунул в отверстие коробок спичек и сказал:

— Ты выйдешь с другой стороны, Анни. Там, где живёт женщина с кошками, поняла?

— Мне бы лучше карманный фонарик! — крикнула Анни. — Спички так быстро сгорают, и я опять заблужусь!

— Ничего, не заблудишься, — строго сказал Визенклее и положил последний кирпич. — Словом, теперь нужна извёстка — и готово дело.

— Бедная моя Анни… — сказала мама.

— Вы — самый безжалостный из всех сторожей, — сказал папа.

А Горошек добавил:

— Если Анни в темноте набьёт себе шишку, я буду вынужден вызвать вас на дуэль, господин Визенклее!

Визенклее высокомерно посмотрел на него и вытер мастерок о правую штанину.

— Смешно, — сказал он. — Ни один человек в мире не вправе требовать от меня разрушить эту изумительную стену. Эта стена — произведение искусства. Анни же легко найдёт выход через квартиру кошачьей хозяйки.