Незаметно пришел ноябрь. Холодные туманы повисли над Гудзоном, деревья на скверах сгибали оголенные ветви.

Пол жестоко мерз, но не обращал на это внимания.

Он купил себе теплое пальто (такое теплое, какого у него никогда не было на родине) и полностью отдался матчу с Людвигом Паульсеном. Ставка была велика, Нью-Йорк и вся страна следили за борьбой. Время легких побед миновало, против Пола играл опытный и хладнокровный мастер, готовый сражаться до конца. Людвиг Паульсен вообще был очень сильным шахматистом, в игре же без часов (а часов еще не было) он становился поистине тяжелым партнером. Медлительность его мышления вошла в поговорку.

Редкая партия длилась у него менее восьми часов. Полу удалось выиграть первую партию после сложной, изнурительной борьбы. Вторая партия длилась пятнадцать часов. Пол и в ней добился выигрышного положения, но поторопился и упустил победу. Он не мог простить себе этой поспешности, плохо спал ночь – и в результате проиграл на следующий день третью партию матча. Это было первое поражение за много лет.

Ночью он долго ворочался в постели, сна не было.

В середине ночи Пол встал, оделся и пошел бродить по пустынным улицам чужого города. Шел дождь, такой мелкий и холодный, какого никогда не бывает на Юге.

Газовые фонари бросали желтые блики на мокрые плащи полицейских. Редкие прохожие бежали, прикрывшись зонтами, отлакированными дождем. Пол шагал, не чувствуя, как стекают водяные капли по его лицу.

Неужели Паульсен сильнее его? Нет, этого не может быть.

Ведь я выиграл первую партию и должен был выиграть вторую. Это значит, что я могу выиграть у него. Я должен выиграть. Я проиграл третью лишь потому, что слишком расстроился из-за второй. Это ценный урок: шахматист не может, не имеет права расстраиваться из-за того, чего уже нельзя поправить. Он должен уметь отказаться от всех и всяческих сожалений. Сделанного не вернешь, а сожаления могут погубить тебя завтра. Шахматы жестоки, середины в них нет. Надо быть либо победителем, либо побежденным.

Так вот, я хочу быть победителем – и буду им. Это моя единственная возможность показать миру, кто я такой. Второй такой возможности, вероятно, не будет никогда. Мне надо только одно – откинуть путы, заставить себя играть в полную силу. Этой силы я и сам еще не знаю, но я знаю твердо, что она есть. Я должен добраться до нее, вытащить ее на поверхность.

Паульсен силен в защите, но в атаке я сильнее его, он тяжел и медлителен. И я должен победить, ибо ставки неравны: Паульсен и проиграв останется Паульсеном, а я…

Мгновенный холод обжег ступню, башмак захлюпал.

Пол продолжал шагать по земле древнего индейского острова Манхэттена, ставшего сердцем одного из самых больших городов мира.

Паульсен избегает открытой игры, черными он играет любимую свою сицилианскую с ранним выходом ферзя. Неужели это хороший вариант? Навряд ли… Вернее, он должен как-то опровергаться, и мне придется поискать – как именно… Игру белых наверняка можно усилить. А что, если…

Пол остановился и постоял минуту. Затем он бегом кинулся в гостиницу и расставил шахматы.

Утро застало его за доской. Он не ложился, но любимый вариант Паульсена был детально изучен, и в игру белых были внесены важные усиления. Четвертая партия окончилась вничью, хотя и протекала с преимуществом Пола.

В следующей партии (снова была сицилианская) Пол пожертвовал пешку в дебюте. Паульсен неосторожно принял жертву, черный ферзь запутался среди белых фигур и вскоре погиб.

Это был перелом.

Боевой дух Паульсена пошатнулся. Пол начал выигрывать. В нем быстро росло горделивое сознание собственной силы, он начал рисковать, комбинировать, жертвовать фигуры и пешки. В одной из партий он пожертвовал Паульсену ферзя за легкую фигуру. Две ладьи и два слона развели такую бешеную активность, что белые были вынуждены сдаться на двадцать восьмом ходу.

Паульсен защищался угрюмо и молчаливо, но ничего не мог противопоставить ему, кроме усидчивости и упорства.

Пол выиграл еще две партии подряд и закончил матч со счетом 5:1 при двух ничьих.

Цель его была достигнута, Америка обрела чемпиона.

Сент-Деннис – отель, Нью-Йорк. 16 ноября 1857 года. Мистеру Шарлю Амедею де Мориану, эсквайру, Новый Орлеан, Луизиана.

Оба твоих милых письма дошли до меня. Я счастлив, что могу сообщить тебе о том, что твое поручение, в основном, выполнено. За исключением «Тысячи партий» Дж. Уокера, я достал для тебя все шахматные книги, которые ты хотел иметь. Ты должен оценить финальный результат моего матча с Паульсеном – счет 5:1 при двух ничьих. Можно бы написать тебе очень много, но лучше мы поговорим обо всем, когда я вернусь в Новый Орлеан. Есть новости, которые тебя удивят; если ничто меня не задержит, я покину Нью-Йорк на будущей неделе. Однако меня вполне могут задержать.

Я предложил любому игроку Нью-Йорка матч на пешку и ход вперед. Если этот вызов будет принят, я надеюсь, что шахматисты Нового Орлеана поддержат меня и не побоятся на меня поставить. Кроме того, я собираюсь сыграть несколько партий против нью-йоркцев, играющих по консультации (т. е. совещаясь между собой).

Пожалуйста, не подумай сгоряча, что между мной и нью-йоркскими шахматистами пробежала черная кошка. Мой вызов направлен исключительно против мистера X, обладающего непомерным шахматным тщеславием. Он проиграл мне на равных восемь партий подряд, но отказался принять фору в пешку и ход, которую я вполне успешно давал Маррашу и другим сильным шахматистам. Пусть скажут другие, имел ли я право предложить ему такую фору. Однако высокомерие и самомнение мистера X оказались столь велики, что больше мы никогда с ним не играли.

ПОСТСКРИПТУМ. Не забудь поговорить с Руссо, дедом ле Карпантье и всеми новоорлеанскими шахматистами, которые захотят на меня поставить.

Однако Пол пробыл в Нью-Йорке дольше, чем рассчитывал. Вызов всех желающих получить пешку и ход вперед отнюдь не привлек несметных толп: нью-йоркцы успели понять, с кем они имеют дело. Весьма благоразумны оказались они и при определении суммы ставок. Лишь три игрока приняли дерзкий вызов – Шультен, старый Стэнли и неугомонный судья Мик. Они были разбиты один за другим без всякого сопротивления.

На скромном чествовании, которое было устроено победителю турнира, Пол получил в подарок красивый ценный сервиз из шести серебряных кувшинов и двенадцати стаканчиков. На каждой вещи было выгравировано, кому и в честь чего она преподносится.

Нью-йоркские и провинциальные газеты вцепились в Пола мертвой хваткой. Все они напечатали статьи о первом чемпионе Соединенных Штатов, и все уговаривали юного героя не останавливаться на достигнутом, а идти дальше. Газеты не жалели красивых слов, они называли Пола «глубочайшим стратегом всех времен», «южным чудом», «надеждой и гордостью Америки».

Пол только усмехался, читая эти статьи, он понимал, чьих рук это дело. Однажды у Гиппа к столику Пола подсел Фред Эдж, ставший одним из самых рьяных его поклонников.

Долговязый и бледный Эдж долго сидел возле завтракавшего Пола, пощипывая белобрысые усики. Затем он заговорил напыщенно и витиевато, в южном стиле.

– Мистер Морфи, сэр! Я англичанин по крови, по воспитанию и чувствам. Тем не менее, я ваш самый искренний и горячий поклонник. Через неделю я уезжаю в Англию навсегда. Вы разрешите мне быть там вашим герольдом?

– Чем? – удивился Пол.

– Вашим герольдом, сэр. Американская шахматная ассоциация собирается на днях опубликовать от вашего имени вызов всем шахматистам мира.

Этого Пол не знал, никто не предупреждал его. Он задумался и отвечал Эджу рассеянно, не слыша собственных слов.