Сама старушка родилась уже после Гражданской войны в Праге, потом ее перевезли в Париж, и дедушкиного имения она не видела никогда. Было понятно, что рассказывает она о родовом поместье в который уж раз, как хорошо выученный урок.

И все же и хозяева и гости были так милы, заботливы, что Агния в этом тихом уюте наконец расслабилась и забыла о том ужасе, который случился днем на «Радио Франс».

А потом неожиданно заговорили о России прежней и новой, а также о том, как тихо, незаметно умирал полный изящества русский язык, о чем не догадывались те, кто пришел к власти после Октябрьского переворота. Потому что для них этот язык был чуждым, как помещичьи дома в усадьбах, которые полагалось разрушить до основания.

— Я читала об этом, — проговорила Агния. — Когда после войны Константин Симонов с женой навещали Бунина, то жена Симонова вслух удивилась тому, как красиво разговаривала жена Бунина. А жена Симонова, Серова, была знаменитой актрисой. «Милочка, так, как разговариваете вы, у нас говорила только прислуга», — сказала ей хозяйка дома.

Неожиданно история, рассказанная Агнией, вызвала у хозяев и гостей сомнение.

— Да? — удивился Андрей Константинович. — Скорее всего, это миф. Не думаю, что Вера Николаевна могла выразиться столь неделикатно.

— Все наши беды случились оттого, что мы поставили этих худородных Романовых на царство, — подытожил разговоры престарелый гость, представившийся князем Долгоруким. — И кстати, не пора ли нам включить телевизор? В это время мы всегда смотрим новости из Москвы.

— И верно, пора. — Хозяин принялся перебирать каналы, включил на мгновение какой-то парижский, и тут неожиданно на экране крупным планом появилось лицо Агнии. А потом во всех подробностях были показаны кадры о том, как она и двое солидных мужчин выбирались из здания «РадиоФранс».

— Боже мой! — ужаснулась етарушка-гостья. — Агния Евгеньевна, вы ли это?!

— Я, — смущаясь, подтвердила Агния.

— Какой ужас! Зачем вам понадобилось убивать этого русского художника? .

— Я не убивала, я просто пришла на пресс-конференцию без пропуска, — сказала Агния, и даже сама почувствовала, насколько фальшиво прозвучали ее слова.

— Комиссар Симон Пернье настоятельно просит мадам Агнию Самарину и господина Лосева немедленно с ним связаться, — проговорил диктор за кадром.

— Да-да, вы обязательно должны это сделать! — воскликнула хозяйка. — Но только не из нашей квартиры. Лучше из того отеля, где вы остановились.

— Лучше из уличного автомата, — поправил ее хозяин. И строго добавил: — Мы должны быть уверены в вашем полном алиби, только тогда состоится передача известных записок.

У Ольги Васильевны неожиданно лопнула батарея парового отопления.

Случилось это прямо среди ночи. Она видела себя во сне — сначала с ней происходило что-то вполне разумное, а потом она вдруг оказалась в бане. В бане Ольга не бывала уже несколько десятилетий и даже во сне удивилась тому, как она сюда попала. Кругом было пусто, Ольга стояла одна среди каменных скамеек, из крана с шипением рвался пар, и она чувствовала его теплую влагу на своих щеках.

«Как все-таки интересно, — с удивлением подумала Ольга, — не посещала это место сто лет, а вот же — буквально ничегошеньки не изменилось с тех пор, как мы с мамой, жительницы ленинградской коммуналки, здесь мылись». Она стала оглядываться в поисках мамы, но потом вспомнила, что мама давно умерла. Но зато услышала, как доносится откуда-то громкий зов перепуганной кошки Пуни.

«Да ведь это все сон, — подумала Ольга. — И баня, и Пуня мне снятся…» И тут же вспомнила, что мытье во сне в бане — не к добру. Дурная примета. С этим она и проснулась.

Где-то поблизости что-то продолжало шипеть, и кошка Пуня тоже звала истошно из глубины квартиры.

Ольга Васильевна тряхнула головой, убедилась, что уже не спит, и поняла, что шипит тот самый пар, который вырывался из крана во сне. Его тепловатое влажное дыхание она продолжала чувствовать. Ольга вскочила, нащупала шлепанцы и, зажигая повсюду свет, помчалась по квартире. Первая ее мысль была о том, что кто-то из сыновей попросту забыл закрыть кран с горячей водой. Квартира была забита этим самым паром, но то, что вода из крана не плещет, — это ей разглядеть удалось. Зато она текла горячим потоком через высокий порог комнаты исчезнувшего мужа. Когда Ольга Васильевна раскрыла двери пошире, она, сквозь клубы горячего пара, разглядела то, что было ясно и так: прорвало батарею.

У нее была отличная память на цифры, и телефон аварийной она помнила наизусть. Удивительно, что аварийщики появились минут через пять после вызова, сразу вслед за полуодетыми соседями снизу, пришедшими было со скандалом — да и кто не станет скандалить, если ощутит, как среди ночи на него льются с потолка струи ржавой горячей воды. Но увидев, что потоп произошел не по вине Ольге, соседи начали громко ругать жилконтору.

Аварийщики, ступая в резиновых сапогах по дымящимся лужам разливанным, немедленно отключили горячую воду и сообщили, что водопроводчиков поутру пришлет к Ольге сама жилконтора, а ей, следовательно, положено никуда не уходить и дожидаться их. Соседи убрались сразу, а вслед за ними и аварийщики. Оставшись одна, Ольга села посреди кухни на табурет и с трудом удержалась, чтобы не завыть от тоски.

Именно завтра с утра она должна была вести свой класс от метро «Политехническая» в Институт цитологии, на экскурсию по лабораториям. Об этом за две недели вперед она договаривалась с завлабами в институте и с учителями в школе. И сейчас, в четыре то ли ночи, то утра, было уже ничего не изменить. Не обзванивать же всех с сообщением о своем прорыве.

Следующие два часа она убирала растекшуюся по квартире остывающую воду. И удивлялась на своих сыновей, Петрушу и Павлика, которые продолжали дрыхнуть как ни в чем не бывало. Просто невероятно крепкий у них всегда сон! Какой-то убийственный. Впрочем, к ним-то в комнаты горячие потоки так и не проникли — порожки у них были высокие, а двери закрывались плотно. Зато потолки и стены в большой комнате, у которой дверей не было, на кухне и в коридоре плакали горячими слезами. В таких случаях полагалось бы открыть форточки, а еще лучше — окна. Особенно если летом. Но в том-то и дело, что на дворе было не лето, а отключенные от тепла батареи уже едва сохраняли температуру покойника.

Собрав насколько возможно всю воду, Ольга в шесть утра все-таки набралась наглости и позвонила своему другу, который был в Институте цитологии ее непосредственным начальником, а также доктором биологических наук и, вообще говоря, светилом молекулярной биологии. Он и тут проявил свою мгновенную реакцию — Ольга только довела до середины рассказ о своих бедствиях, а он уже спрашивал:

— Время и место? Как говорят нынче, хронотоп?

— Метро «Политехническая», девять-тридцать.

— Ложись, поспи, дорогая, все сделаем.

Все-таки это счастье — иметь верных друзей…

Сон у Ольги Васильевны получился коротким. Только положила голову на подушку да удобно устроилась под одеялом, так едва ли не сразу пронзительно затрещал будильник. Взглянула на него: оказывается часа полтора все же поспала. И помчалась она варить своим сыновьям замоченный с вечера в молоке геркулес, а пока это месиво закипало на медленном огне, успела приготовить и бутерброды. Заодно выяснила, что старший, Петр, давно уже не спал и сидел за компьютером — плавал по волнам Интернета. Недавно кто-то из друзей свел его с фирмой, где делал кое-какие работы. Фирма оплачивала для себя круглосуточное пребывание во всемирной паутине, но, понятно, между шестью и восьмью утра вряд ли у кого из ее штатных сотрудников была необходимость залезать в сеть. И Пете были отданы эти часы в домашнее пользование, а он за это тоже исполнял для них мелкие компьютерные работы.

— Мама, что тут произошло? — спросил сын, оторвавшись от экрана, когда она заглянула в рабочую комнату.