Кэт покинула дом Изабеллы в слезах. Грейс попыталась было с ней поговорить, когда та зашла на кухню, но Кэт была не в состоянии ничего слушать. В тот момент единственное, что она чувствовала, — это злость. Изабелла не могла бы более недвусмысленно выразить свое отношение к Тоби. С самого начала она держала его на расстоянии и смотрела на него с таким презрением, что Кэт бы не удивило, если бы он это заметил, — хотя он никогда об этом не говорил. Кэт, конечно, понимала, что у них разные взгляды на жизнь, но это, разумеется, не повод для того, чтобы Изабелла позволяла себе подобные высказывания. В отличие от Изабеллы Тоби не был интеллектуалом, но разве это важно? У них достаточно общего, и Тоби же не был невеждой, на что она неоднократно указывала Изабелле.

Но Изабелла сохраняла дистанцию и все время сравнивала Тоби с Джейми — не в пользу первого. Это особенно раздражало Кэт. Отношения между людьми — не повод для сравнения. Кэт знала, чего хочет от этих отношений: немного веселья — и еще страсти. А Тоби был страстным. Он желал ее с таким пылом, что это возбуждало Кэт. Джейми же не был таким. Он слишком много говорил и всегда старался доставить ей удовольствие. А как же насчет его собственных чувств? Они не имели для него значения? Возможно, Изабелла не понимает таких вещей. Да и как ей понять? Ее неудачный брак давным–давно распался, а с тех пор, насколько известно Кэт, у нее не было любовников. Так где же ей понять, а тем более рассуждать о том, в чем она совсем не разбирается.

К тому времени как Кэт добралась до своего магазинчика, ее гнев утих. Она даже подумала было вернуться и попробовать помириться с Изабеллой, но если она собирается встретиться с Тоби в шесть, как планировала, ей бы лучше поскорее вернуться в свою квартиру. В магазине было не так уж много покупателей, и Эдди, по–видимому, вполне справлялся. Последнее время он чувствовал себя гораздо увереннее, и Кэт сочла это хорошим признаком, но не хотела торопить события. Она понимала, что пройдет еще немало времени, — быть может, годы, — чтобы на Эдди можно было положиться целиком и полностью.

Перекинувшись парой слов с Эдди, Кэт направилась домой. Ее мысли все еще занимал разговор с Изабеллой, но она решила выкинуть его из головы. Сегодня они вдвоем отмечают помолвку, и ей не хотелось еще больше испортить этот день. Просто Изабелла неправа.

Вскоре появился Тоби — он несся по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. В одной руке у него был большой букет гвоздик, которые он преподнес Кэт, в другой — охлажденная бутылка шампанского, завернутая в папиросную бумагу. Они пошли на кухню, и Кэт начала наливать воду в вазу для цветов, а Тоби — открывать шампанское. Оно растряслось, когда он бежал по лестнице, так что пробка громко выстрелила и хлынула пена. Тоби отпустил по этому поводу такую рискованную шуточку, что Кэт зарделась.

Они подняли тосты друг за друга, перед тем как перейти в гостиную. А потом, незадолго до того как прибыло такси, направились в спальню и заключили друг друга в объятия. Тоби сказал, что ему нравится, как пахнет у нее в спальне. Он измял ее платье, и Кэт пришлось приложить усилия, чтобы сохранить самообладание. Никогда прежде я не испытывала столь сильных ощущений, подумала она, никогда.

За обедом они беседовали о житейских делах, о тексте объявления о помолвке в «Скотсмене», о реакции родителей Тоби, когда он сообщил им новость.

— Старик, кажется, вздохнул с огромным облегчением, — рассказывал Тоби. — Он проворчал: «Давно пора, черт возьми» — или что–то в этом роде. А потом я сказал, что теперь мне нужна прибавка к жалованью, и он сразу же перестал улыбаться.

— А твоя мама? — спросила Кэт.

— Она долго распространялась о том, какая ты милая девушка, — ответил Тоби. — У нее тоже отлегло от сердца. Думаю, она всегда боялась, что меня подцепит какая–нибудь стерва. Правда, у нее не было для этого никаких оснований.

— Ну конечно, — шутливым тоном произнесла Кэт.

Тоби улыбнулся ей:

— Я рад, что ты сказала «да». — Он взял ее за руку. — Я бы очень расстроился, если бы ты сказала «нет».

— А что бы ты сделал? — поинтересовалась Кэт. — Нашел другую женщину?

Вопрос повис в воздухе. Она сказала это без всякой задней мысли, но теперь совершенно неожиданно почувствовала, что его рука чуть дернулась, как будто через нее пропустили слабый ток. Кэт взглянула на него и заметила, как в глазах промелькнула мимолетная тень. Это длилось всего лишь мгновение, но она заметила.

Она выпустила его руку и начала суетливо стряхивать крошки со скатерти возле своей тарелки.

— С какой стати? — спросил Тоби с улыбкой. — Я не такой.

Кэт почувствовала, как бешено бьется сердце: слова Изабеллы, которые она до сих пор гнала от себя, вдруг вспомнились ей.

— Ну конечно нет, — сказала она беззаботным тоном. — Конечно нет. — Но мысленно она представила себе Тоби вместе с той, другой девушкой, соседкой Фионы: он стоит у окна голый и рассматривает улицу, как делал всегда, встав с постели; а та девушка за ним наблюдает. Кэт закрыла глаза, чтобы избавиться от этой ужасной картины, но она не исчезла.

— Что мы будем делать? — вдруг спросила Кэт.

— Когда? Когда делать?

Она попыталась улыбнуться.

— Что мы будем делать сейчас? Мы вернемся в квартиру? Или поедем с кем–нибудь повидаться? У меня сейчас подходящее настроение, чтобы сходить в гости.

— Если кого–нибудь застанем дома, — сказал Тоби. — Как насчет Ричарда и Эммы? Они всегда дома. Мы можем захватить с собой бутылку шампанского и сообщить им нашу новость.

Кэт лихорадочно соображала. Подозрение подстрекало ее.

— Нет, мне не хочется тащиться в Лит. А как насчет Фионы? В конце концов, она твоя сестра. Мы должны отметить это событие вместе с ней. Давай поедем на Нельсон–стрит.

Она пристально наблюдала за Тоби. Его губы чуть раскрылись, когда она начала говорить, словно он хотел ее перебить, но он дал ей закончить.

— Мы можем повидаться с ней завтра у моих родителей, — возразил он. — Зачем нам ехать к ней сейчас?

— Нет, — настаивала Кэт, — мы должны поехать к Фионе. Должны. Мне действительно этого хочется.

Тоби больше не возражал, но она видела, что он нервничает. В такси он молчал и смотрел в окно, когда они ехали по Маунд–стрит, а затем по Джордж–стрит, круто спускавшейся под уклон. Кэт тоже молчала — только попросила остановить такси перед винным магазином, который был открыт допоздна. Тоби молча вышел и, купив бутылку шампанского, вернулся в такси. Он что–то сказал о каком–то мужчине в магазине, а потом не к месту упомянул об их визите к его родителям, запланированном на завтра. Кэт кивнула, хотя и не прислушивалась к его словам.

Они остановились перед домом на Нельсон–стрит. Тоби расплачивался с водителем, в то время как Кэт ждала его на ступеньках. В окнах горел свет — Фиона была дома. Поджидая Тоби, Кэт позвонила в дверь, бросив при этом на него взгляд. Тоби теребил бумагу, в которую было завернуто шампанское.

— Ты ее порвешь, — сказала Кэт.

— Что?

— Ты порвешь бумагу.

Дверь отворилась. Это была не Фиона, а другая женщина. Она в недоумении посмотрела на Кэт, а затем увидела Тоби.

— Фиона… — начала Кэт.

— Ее сейчас нет, — ответила женщина. Она двинулась к Тоби, который хотел было попятиться, и взяла его за запястье. — Кто это? — спросила она. — Тоби, кто…

— Невеста, — ответила Кэт. — Я Кэт.

Изабелла отправила Кэт письмо с извинениями за день до концерта Самого Ужасного Оркестра в Мире, и Кэт ответила ей спустя пару дней. Она прислала открытку с репродукцией картины Реберна,[48] на которой был изображен преподобный Роберт Уокер, катающийся на коньках по льду Даддингтон–Лох. Эта картина была не менее узнаваемой, чем «Рождение Венеры».[49] Великое искусство, подумала Изабелла, вносит покой в душу зрителя, заставляет замереть в благоговейном молчании. А вот произведения Дэмиана Хёрста и Энди Уорхола — безусловно нет. Перед ними не замираешь в благоговении. Возможно, они заставляют тебя остановиться, но это совсем не то же самое. Благоговение — это нечто совсем иное.