— Наша подруга Минти, — сказала в заключение Изабелла, — страдает расстройством личности. Большинство людей этого и не заметили бы, но она определенно страдает этим недугом.

— Это синдром леди Макбет? — спросил Джейми.

— Может быть, и это тоже, — ответила Изабелла, — если он существует. Я думала о гораздо более распространенной вещи. Психопатия или социопатия — называйте как хотите. Она — социопатка. Она без всяких угрызений совести сделает то, что в ее интересах. Все просто.

— Включая сталкивание людей с галерки в Ашер–Холле?

— Да, — ответила Изабелла. — Именно.

Джейми задумался. Объяснение Изабеллы казалось правдоподобным, но что им делать дальше? Ведь пока у них есть лишь подозрения, не более того. По–видимому, нужны какие–то доказательства, если они хотят что–то предпринять. А доказательств у них нет, совсем никаких. Все, что у них есть, — это теория относительно мотива преступления.

— Итак, каков наш план? — спросил он.

Изабелла улыбнулась:

— Понятия не имею.

У Джейми вызвала раздражение ее беззаботность, и он не смог это скрыть.

— Не понимаю, как же мы можем на этом остановиться. Мы так далеко зашли. И что же, мы бросим наше расследование на полпути?

— Я не предлагала ничего бросать, — попыталась она его успокоить. — И не имеет значения, что в данный момент я понятия не имею, что нам делать дальше. Период ничегонеделанья — это как раз то, что сейчас нужно.

Видя, что ее слова ошеломили Джейми, Изабелла пустилась в объяснения:

— Я думаю, что она догадалась. Думаю, она догадалась, зачем мы приходили.

— Она как–то дала это понять?

— Да. Когда я с ней беседовала — вы в это время болтали с Полом Хоггом, — она сказала, что слышала от своего жениха, будто я интересуюсь — она употребила именно это слово: «интересуетесь», — Марком Фрейзером. Она ждала, что я пущусь в объяснения, но я лишь кивнула в ответ. Она вернулась к этой теме позже и спросила, хорошо ли я его знала. Я снова увернулась от ответа. Это ее встревожило, я видела. И меня это не удивляет.

— Значит, вы полагаете, она поняла, что мы ее подозреваем?

Изабелла взяла бокал с вином и пригубила его. Из кухни донесся запах чеснока и оливкового масла.

— Слышите, как вкусно пахнет? — заметила Изабелла. — Думает ли она, что мы что–то знаем? Возможно. Но что бы она ни думала, я совершенно уверена, что рано или поздно она подаст нам весточку. Ей захочется узнать, что мы замышляем. Она придет к нам. Давайте–ка дадим ей несколько дней, чтобы она дозрела.

Казалось, ее слова не убедили Джейми.

— Эти социопаты, — сказал он, — что они чувствуют? В душе?

Изабелла улыбнулась:

— Они равнодушны ко всему, что не затрагивает их интересов. Посмотрите на кошку, которая только что набедокурила. Она не выказывает никакого беспокойства по этому поводу. Видите ли, кошки — социопаты. Такова их природа.

— И в этом их вина?

— Кошек нельзя винить в том, что они кошки, — ответила Изабелла, — и поэтому их нельзя обвинять в том, что они ведут себя как кошки, — например, едят птичек в саду или играют со своей добычей. Кошки просто физически не могут этого не делать.

— А как насчет таких людей? — поинтересовался Джейми.

— Довольно сложный вопрос, — сказала Изабелла. — Этой проблеме посвящено много исследований. Социопаты могут оправдываться тем, что их поступки — следствие их заболевания. Они ведут себя подобным образом потому, что такова их личность, но расстройством личности они страдают не по своей воле. Так как же они могут отвечать за то, что от них не зависит?

Джейми бросил взгляд в сторону кухни. Он увидел, как шеф–повар окунул палец в миску и задумчиво облизал. Шеф–повар, страдающий расстройством личности, стал бы настоящим кошмаром.

— Такого рода вещи вы могли бы обсуждать со своими друзьями, — сказал он. — В Воскресном философском клубе. Вы бы могли обсудить нравственную ответственность таких людей.

Изабелла грустно улыбнулась.

— Если бы только я могла собрать клуб на заседание… — произнесла она со вздохом. — Да, если бы только мне удалось собрать всех вместе…

— Воскресенье — не очень–то удачный день для философствования, — заметил Джейми.

— Да, — согласилась Изабелла. — Кэт тоже так говорит.

В воздухе повисла пауза. Она предпочитала не упоминать Кэт в присутствии Джейми, потому что он всегда после этого погружался в задумчивость, а порой даже выглядел каким–то потерянным.

Что мне нужно, подумала Изабелла, так это несколько дней, свободных от нашего импровизированного расследования. Мне нужно вернуться к работе над «Прикладной этикой», к моим утренним кроссвордам, от решения которых меня бы никто не отрывал, к прогулкам в Брантсфилд, чтобы иногда поболтать с Кэт о пустяках. И мне не нужно тратить время на то, чтобы в барах и ресторанах строить непонятно какие планы с Джейми, а потом якшаться с коварными финансистами, вкладывающими деньги в шотландскую живопись.

Она плохо спала этой ночью. Распрощавшись с Джейми после обеда в ресторане, она добралась до дому после одиннадцати. Устроившись поудобнее в постели и выключив свет, она полюбовалась тенью на полу, которую отбрасывало освещенное луной дерево за окном, и, не в состоянии заснуть, предалась размышлениям о том безвыходном положении, в которое они попали. Даже если следующий шаг сделает Минти Очтерлони, придется принимать трудные решения. А еще остается открытым вопрос с Кэт и Тоби. Она жалела о том, что ей пришло в голову следовать за ним, так как теперь то, что она узнала, отягощало ее совесть. Изабелла решила пока что ничего не предпринимать, но понимала, что рано или поздно ей все равно придется с этим разбираться. А еще она не знала, как ей теперь вести себя с Тоби, когда они в следующий раз увидятся. Сможет ли она с ним общаться как прежде? Ведь хотя она и не питала к нему симпатии, она всегда была по крайней мере вежлива, как того требовали приличия.

Она забылась беспокойным сном и все еще крепко спала, когда на следующее утро появилась Грейс. Иногда Грейс брала на себя труд относить Изабелле чай наверх.

— Плохо спали? — заботливо спросила Грейс, поставив чашку на ночной столик Изабеллы.

Изабелла села в кровати, потягиваясь и протирая заспанные глаза.

— Думаю, я проворочалась до двух часов, — ответила она.

— Одолевали тревожные мысли? — поинтересовалась Грейс.

— Да. Мысли, сомнения.

— Мне знакомы подобные чувства, — сказала Грейс. — Со мной так тоже бывает. Я порой начинаю сокрушаться о мире. Думать: интересно, чем все это кончится?

— «Не грохотом, а нытьем», — витиевато выразилась Изабелла. — Это сказал Т. С. Элиот,[38] и все всегда цитируют это его высказывание. Но на самом деле он сказал большую глупость, и я уверена, что пожалел об этом.

— Глупый человек, — согласилась Грейс. — Вот ваш друг мистер Оден никогда бы так не выразился, не так ли?

— Конечно нет, — подтвердила Изабелла, потянувшись за чашкой. — Хотя он и сказал несколько глупостей в молодости. — Она сделала несколько глотков чаю, от которого у нее всегда моментально прояснялись мысли. — А потом он сказал еще несколько глупостей в старости. Правда, в промежутке он обычно демонстрировал очень острый ум.

Изабелла собралась вставать с кровати и принялась нащупывать пальцами ног тапочки на коврике.

— Если ему случалось написать что–то неправильное, он возвращался к этому и исправлял. Некоторым из своих произведений он впоследствии вообще отказывал в праве на жизнь — такая участь, например, постигла стихотворение «1 сентября 1939».

Она раздвинула шторы. Был ясный весенний день, по–летнему начинало пригревать солнце.

— Он сказал, что это стихотворение нечестное, хотя я считаю, что там есть несколько чудесных строчек. А потом, в «Письмах из Исландии», он написал то, что не имеет никакого смысла, но звучит великолепно. «И у портов есть названия для моря». Это потрясающая строчка, не правда ли? Но она не имеет никакого смысла, не так ли, Грейс?