– Я вас вижу впервые, – упрямо повторил Пендраковский и дерзко добавил:

– Обоих.

Ответом ему была пощечина. Звонкая, но тяжелая.

За ней вторая. И третья. И четвертая…

Даша била, но он не плакал – плакала она.

– Ах, мерзавец! Мерзавец! Ты клялся в любви! – рыдала женщина.

Щеки его горели, еще бы!

Но еще больше горели бока, которые энергично (ногами!) охаживал антиквар.

Атеист Пендраковский, теряя сознание, горестно вопрошал:

– Господи, за что мне?! За что?!

И господь явился.

И тихо сказал:

– Валера, за шкаф.

«Точно, крыша поехала! – прозрел Пендраковский. – И во всем виновата бабуля!»

Когда Далила составила психологический портрет покойной Маши Верховской, она осознала, что в нежных отношениях сестер имелись скрытые сложности.

В Наташу были влюблены все друзья брата. Некрасивая Маша завидовала красавице старшей сестре.

Одновременно с этими не очень хорошими чувствами Маша испытывала благоговение перед Наташей. В Наташе ее восхищало все: задорные ямочки на щеках, субтильная худощавость, высокий рост, тонкие длинные ноги, жирафья горделивая грация медлительных спокойных движений. Даже глупая привычка сестры говорить невпопад нравилась Маше.

Спортивная крепкая Маша не пыталась подражать хрупкой изящной Наташе Умная девушка быть смешной не хотела, но и смириться со своим положением не могла: Маша с Наташей соперничала.

Возникал вопрос: как она это делала?

Далила ответ быстро нашла и с сожалением констатировала, что этот ответ Верховскому категорически не понравится. Такой ответ он отвергнет вместе с Далилой. Верховский будет возмущен ее выводом, оскорблен и, конечно же, откажется от ее помощи.

«Стало быть, сей факт от Верховского придется скрывать, – решила Далила и озабочено заключила:

– Что значительно осложнит расследование».

Выяснив это, она отправилась в клуб в надежде застать там его «президентшу» и по совместительству подругу Наташи, Елизавету Бойцову.

Далиле повезло, Бойцова была в клубе, она бойко командовала садоводом. Компенсируя недюжинной силой голоса поразительную глупость своих команд, Елизавета с просветленным видом бодро вещала:

– Семеныч, этот фикус тащи под лестницу! Там у нас пусто и мрачно! Надо бы фикусом освежить!

Семеныч возражал устало и безысходно:

– Елизавета Давыдовна, это пальма, не фикус. Ей не выжить под лестницей.

– Почему это? – с напором, с угрозой осведомлялась Бойцова.

– Пальма в темноте не растет, – виновато пожимая плечами, просветлял «президентшу» Семеныч. – Ее бы на солнышко.

– Ну ты даешь! Где в Питере солнышко брать? Ладно, фикус поставим у входа.

Далила с усмешкой наблюдала за Елизаветой Бойцовой, мысленно поражаясь: «Как Лиза умудряется одновременно любить цветы и не уметь их различать?

Даже я вижу, что эта пальма не фикус, и даже я знаю, что нельзя пальму совать в темное место».

Но Елизавета, не замечая Самсоновой, намеревалась и дальше ее удивлять.

– Хватай алоэ и в бар тащи, – приказала она Семенычу.

Садовник аккуратно выбрал нужный горшок и тут же был остановлен:

– Не этот, а тот!

– Елизавета Давыдовна, – взвыл утомленный Семеныч, – вы же сказали «алоэ», алоэ я и несу. А в том горшке, на который вы указали, агава растет.

– Что-что? – презрительно осведомилась Бойцова.

Нервы садовника сдали.

– Агава маленькая, агавка! – рявкнул он раздраженно.

Тут Елизавета увидела наконец Далилу и с ходу пожаловалась:

– Видишь, что делается! Агавкают на меня все, кому только не лень!

– Нам нужно срочно поговорить, – постукивая наманикюренным ноготком по ручным часикам, сообщила Далила.

Воззрившись на садовника, Бойцова строго осведомилась:

– Справишься без меня?

Семеныч вздохнул с облегчением и, благодарно поклонившись Далиле, радостно возопил:

– Елизавета Давыдовна, конечно, я справлюсь!

Вы идите себе, президентствуйте, управляйте! А я тут тихонечко, по-стариковски…

– Да? Ну, тогда смотри, если что, без обид, – перебив его, предупредила Бойцова.

Она решительно проследовала в свой кабинет, грохоча каблуками и сердито ворча:

– Нигде без меня нет порядку, нигде, ну нигде.

Далила, послав ободряющий взгляд садовнику, посеменила за ней. Едва подруги вошли в кабинет, Елизавета начальничьим тоном спросила:

– По какому ты делу?

Сообщила Далила, лишь тщательно прикрыв за собою дверь:

– Я по секретному делу.

– Отлично! – обрадовалась Бойцова, усаживаясь за свой президентский стол. – Страсть как обожаю секретные дела! Надо бы мне работать в разведке…

Осененная внезапной мыслью, она вдруг сама себя перебила, азартно спросив:

– А как там братец Наташкин? Он к тебе приходил?

– Приходил, – кивнула Далила.

– Ты ему помогла?

– Пытаюсь помочь, потому к тебе и пришла.

Елизавета, резко подавшись вперед, упала силиконовой грудью на стол.

– А что у него? Импотенция? – возбужденно прошептала она.

– Хуже, гораздо хуже, – скорбно сообщила Далила, закатывая глаза и нарочно ввергая Бойцову в ужас.

Трюк удался.

– Импотенции хуже?! – поразилась Елизавета и окончательно разволновалась:

– Да что ж у него?! Неужели изменила жена?

– У него нет жены.

– Ну, слава богу, – облегченно вздохнула Бойцова и, выдав команду:

– Рассказывай! – приготовилась слушать.

Далила начала осторожно:

– Я заметила, вы в последнее время с Наташей Замотаевой очень дружны.

Елизавета яростно возразила:

– Да ладно! Не ревнуй! Ерунда! Ты по-прежнему единственная моя подруга!

– А в качестве кого ты опекаешь Наташу?

– Опекаю ее, как «президентша» новую «членшу».

– Новую? Наташа в нашем клубе давно, кажется, больше года, – вынуждена была напомнить Далила.

– Ерунда, – отмахнулась Бойцова. – Раньше она просто так к нам приходила, а в последнее время ей советы требуются. Ты же знаешь, я страсть как люблю советы давать. Между прочим, ты тоже ее опекала.

– Когда?

– Да неделю назад.

– Каким образом?

Елизавета радостно возвестила:

– Ты ей советовала тайно от мужа заняться бизнесом! А я одобрила твой совет!

– Мой совет? – поразилась Далила. – Это твой был совет, а я рядом стояла.

– Значит, ты одобрила мой совет! – с пафосом поправилась Елизавета и прозаично добавила:

– Всего не упомнишь.

– Я молча стояла, – ядовито ввернула Далила. – Вы так трещали, что не дали мне рта раскрыть. Не понимаю, что ужасного в том, что ты дружишь с этой Наташей? Почему ты отказываешься эту дружбу признать? – удивилась она.

Бойцова сдалась без боя.

– Тебя не хочу расстраивать, – с наивной откровенностью призналась она.

– Да я только рада буду. Не суди по себе, – «брыкнулась» Далила.

Елизавета расплылась в самодовольной улыбке:

– Да, я ревнивая. Я такая. Я бы тебя ревновала, но ты не ревнуй.

– И не собираюсь.

– Зря ты ревнуешь, – пропуская заверения подруги мимо ушей, снисходительно продолжила Елизавета. – Наташка славная баба, но дура. Кой-какой капиталец имеет, а все равно живет у мужа на иждивении. Ей повезло, что она попала ко мне.

– В наш женский клуб, ты хотела сказать, – со змеиной улыбочкой ввернула Далила, подумав: «Иногда меня страшно злит эгоизм Лизы и ее патологическая самовлюбленность. Нельзя же постоянно всем демонстрировать, что ты пуп земли, но, с другой стороны, мне ли злиться? Я еще хуже».

Не подозревая о мыслях подруги, Бойцова вдохновенно продолжила:

– Наташка овца, а вот ее Замотаев совсем не дурак. Посадил дома женушку, ее капиталец пригреб и по девочкам шастает.

– С чего ты взяла? – удивилась Далила.

– Да я уверена! – рявкнула Елизавета.

– И в самом деле, такой сногсшибательный «аргумент» никак нельзя опровергнуть. А еще что-нибудь есть у тебя, кроме твоей уверенности?