- Ой-бой! — восхитился Атамурад, но тотчас вновь усомнился: — А откуда ты знаешь, что земля круглая? Ты что — разве бывал в небе и оттуда видел, что она круглая?!

— Дуралей! — опять разозлился Сергей. — Чему же тебя учит твой мулла! Нет, ты извиняй меня, Аташ, но я вобью в твою голову все, что сам успел узнать... О картах ты, конечно, никогда не слыхал..,

Сергей только было сосредоточился, чтобы рассказать Атамураду о топографах и о том, как они составляют карты, и в это время от белой юрты донесся крик одного из подпасков, Сергей оглянулся и увидел скачущих к кибиткам всадников. По красным курте, круглым шапкам и поднятым пикам не трудно было догадаться, что это хивинцы. А раз хивинцы — значит, за Сергеем.

Взмыленные кони, вскидываясь на дыбы, остановились возле пушкаря. В ехавшем во главе сотни хивинце Сергей узнал Ниязбаши-бия. С ним рядом был Якуб — сын мехтера. Оба соскочили с седел и, улыбаясь, словно схватили за хвост жар-птицу, бросились к пушкарю:

— Сергей-ага, ты ли это, дорогой! — заверещал Якуб. — А мы думали, тебя уже нет в живых. Как хоро шо, что ты цел и невредим. Аллакули-хан давно ждет тебя!

— Подождет, — сурово ответил Сергей. — Поезжайте да скажите ему — нет для русского топчи-бия дороги Назад в Хиву.

— Сергей-ага, нельзя так, — испуганно сказал Нияз-баши-бий. — Наш маградит любит тебя больше, чем родного сына. Давай быстрей садись в седло — поедем.

Рузмамед стоял рядом, усмехался в бороду.

— Поезжай, Сергей, все равно теперь не отстанут. Возьми еды в дорогу.

— Эх, сердар... Кость бы им в горло! — выругался Сергей и обнял Рузмамеда. — Ладно, будь, как есть. Буду жив — найду тебя, а помру — плакать по мне некому.

Четыре дня небольшой отряд хивинцев с почетным пленником был в пути. На пятый въехали в столицу Хорезма.

Аллакули-хан принял Сергея сразу, пригласил в дастархану. Кроме хана и пушкаря, да еще слуг, которые подавали угощение, никого в комнате не было.

— Странные вы люди, русские, — говорил Аллакули-хан — У нас в Хиве по умершим женам вовсе не плачут. У каждого четыре жены, и если плакать по ним, то слез не хватит. А вы, русские, заводите себе по одной жене, оттого и жалости много. Завтра же, Сергей-топчи, поедем по дворам, и я сам выберу тебе самую красивую невесту.

Сергей, сконфузившись, возразил:

— Не надо, ваше величество. Когда потребуется, сам найду.

— Ну ладно, найди сам, — согласился хан. — А пока иди отдыхай, завтра я жду тебя...

Вернувшись на мехтеровское подворье, Сергей поднялся в свой дом. Торкнулся в дверь — закрыта. Вскоре откуда-то выскочила Меланья, пряча дряблое тело под хивинским халатом.

— Барин наш, Сергей Ликсеич... Боже ты мой! — засуетилась старуха. — А мы тут со своим мужиком, покуда тебя не было, обосновались.

— Вернулся вот... — мрачно сказал Сергей. — Иди-ка истопи мне баньку.

Часа через два Сергей, отмывшись, направился к цирюльнику.

Юсуп-ага сидел на пороге цирюльни, грелся на тускнеющем осеняем солнце. Увидев Сергея, не сразу узнал его. Лишь когда пушкарь заговорил, цирюльник встрепенулся:

— Вах, Сергей-джан, это, оказывается, ты! Прости старика... не узнал тебя... А если говорить по чести, то я совсем забыл о тебе. Думал иногда: Вот сбежал Сергей-ага от хана, и все равно кровь его в Хиве осталась...»

— Ладно, Юсуп-ака, не мути душу... Юлдуз жива-здорова?

— Жива, чего с ней сделается. Бабы они живучие.

— Одна... или мужа уже сыскала?

— О каком муже говоришь, Сергей-джан? Кому она нужна такая? Сын у нее уже большой. — Юсуп-ака повернулся и крикнул в мастерскую: — Эй, Азис, иди сюда!

На пороге появился мальчишка лет восьми, в грязной рубахе и плисовых потертых штанах, боязливо взглянул иа высокого плечистого незнакомца. Сергей внимательно оглядел его и перевел взгляд на цирюльника.

— Знает он, кто отец?

— Как не знать! Ты же не простой человек в ханстве!

Не только Азис — все его сверстники из нашего порядка знают о тебе...

Старик не договорил — увидел дочь. То ли услышав разговор, то ли почувствовав сердцем близкого ей чело века, вышла она из мастерской.

— Ну, ладно, Юсуп-ака, — заговорил Сергей.— Вид но, судьба меня привела к вам в дом... Подойди ко мне, Азис. Не бойся... Ты знаешь, что я твой отец? Знаешь?.. Это хорошо. Это для нас с тобой самое главное... А теперь пойдем к матери...

Летом бухарский эмир Насрулла объявил хивинскому хану войну, обвинив его в незаконном присвоении земель по Мургабу.

На обоих берегах Амударьи гремели пушки. Тяжелые ядра со свистом перелетали через реку, круша стоявшие у берегов каюки и поражая воинов. С десяток весельных каюков, набитых бухарскими сарбазами, попытались прорваться сквозь пушечный огонь, но половина судов была сожжена и люди пошли ко дну, остальные повернули назад. У Питняка ночью бухарцы сумели переправить несколько тысяч сарбазов на надутых бурдюках и приступили к штурму Хазараспа. Начались затяжные бои. Успех переходил то на одну, то на другую сторону, и Аллакули-хан впервые за годы своего царствования почувствовал, как уязвима его великая столица. Собрав сановников, хан высказал свои опасения. Совет амал-даров принял решение: немедленно обнести столицу второй, более прочной, несокрушимой стеной с девятью воротами. Уже на другой день потянулись к Хиве десятки тысяч рабов. На берегах канала Палван-ата и его ответвлениях были разбиты строительные лагеря, и закипела работа. Рабы рыли ямы, везли измельченную солому в мешках на арбах, ишаках и верблюдах, замешивали глину и приступали к кладке стен. Новая крепостная стена окружала все городские окраины вместе с мусорными ямами и кладбищами. И без нее в столице стояла гнилая вонь, а теперь от смрада некуда будет деться.

В самый разгар работ по ее возведению, когда Аллакули-хан объезжал столицу, ему донесли, что из Кунграда в Хиву движется русское посольство. Хан, хмурясь, полюбопытствовал, сколько их едет и кто возглавляет. Услышав, что русских немного, а командует ими полковник, решил не задерживать послов на карантине, а принять сразу. Это было выгодно хану. Прием русского посольства в Хиве может недвусмысленно воздей ствовать на Бухару. Эмир Насрулла наверняка перетру сит, когда узнает, что Хорезм вступает в дружбу а Россией. Хан приказал встретить русских с почестями и привезти их в загородное поместье Гульбанбаг. Неожиданно для Аллакули-хана повел себя эмир Насрулла. До этого он проводил бесчисленные атаки на Хазарасп, а тут отвел войска от города и затаился в Шураханских камышах. Причиной, о которой и не подозревал хивинский хан, послужило то, что в Бухару, и тоже с мирной миссией, ехал другой русский посланник — Бутенев. Он попросил эмира хотя бы на время переговоров прекратить военные действия.

Затишье на Амударье позволило правителю Хивы отозвать с боевых позиций биев и других военачальников, входящих в совет амалдаров, на встречу с русским посланником. В назначенный день и час они прибыли а Гульбанбаг и предстали перед повелителем.

19 октября русское посольство после 43-дневного перехода, пропыленное с головы до ног и пропеченное жарким солнцем, въехало в столицу Хорезма. Впереди на сером аргамаке ехал сам посланник полковник Данилевский. Он был в треуголке и голубом мундире при золотых эполетах. Слева и справа от него держались офицеры-топографы — братья Зеленины. Следом — натуралист Базинер, письмоводитель Григорьев, переводчик Набиев и приказчик одного из богатых оренбургских купцов Бочаров. За свитой полковника мягко покачивалась на рессорах белая, отделанная золотом, карета, запряженная двумя аргамаками, а за ней следовал взвод казаков под начальством хорунжего Кипиченкова. По обеим сторонам дороги теснились многочисленные толпы, мешая продвижению русских. С трудом достигли они ханского дворца и остановились на площади. Данилевскому сообщили, что Аллакули-хан пребывает в летней резиденции и надо ехать туда.