Почему именно миф о Думузи и Инане сделался столь популярным в Ниппурском каноне (который и сохранил до нас в письменном виде большинство памятников шумерской литературы)? Это имеет свое четкое объяснение. К нему близко подошел Ренгер, однако его выводы надо «перевернуть»: нельзя сказать, что обряд священного брака царя в облике Думузи с богиней Инаной — это лишь часть коронационной церемонии царей Ура, и только; но можно сказать, что песни именно о священном браке Думузи и Инаны, а не о каких-либо других совершенно аналогичных божествах были включены в покровительствуемый царями Ура Ниппурский канон потому, что именно обряд священного брака этих (а не других) божеств попал в коронационную церемонию царей Ура.

Каким же именно образом он туда попал и почему получил такое большое значение? Здесь надо отметить, что право номо-вых правителей (энси и лугалей) Нижней Месопотамии на роль царя-гегемона всей Нижней Месопотамии (lugal kalam-(m)a, может быть, и lugal kiši) опиралось на признание в центральном святилище бога Энлиля в Ниппуре — в Экуре, а это признание зависело от выполнения царем-претендентом функций главного жреца — представителя общины перед номовым божеством — в каждом по отдельности номе Нижней Месопотамии. Этот порядок был если не отменен, то оспорен впервые лишь после Хаммурапи (1792–1750 гг. до н. э.).[603] В большинстве важных номов Шумера и Аккада главным номовым божеством было мужское божество (Эреду: Энки-Эйа, Ур: Нанна-Син, Лapca: Уту (бог Солнца), Бадтибира: Думузи, Лагаш: Нингирсу, Ниппур: Энлиль, Киш: Забаба, Дер: Иштаран, Эшнуна: Тишпак, Вавилон: Мардук; Сиппар: Шамаш (бог Солнца) и т. д.) Исключение составляли лишь Адаб, где верховной богиней была Дингирмах, Урук, где верховной богиней была Инана, и Иссин, где верховной богиней была Ниниссина. Однако Иссин стал важен лишь после падения III династии Ура в конце XXI в. до н. э., Адаб вообще был второстепенным городком, Урук же имел огромное значение: это был большой и важный город, издавна соперничавший с Уром в роли столицы, и, что особенно важно, он был родиной царей III династии Ура. К тому же и Дингирмах в Адабе, и Ниниссина в Иссине были богинями старшего поколения, а божества, соответствующие Думузи, были их сыновьями: Даму, брат Нгештинаны (или Гунуры), в Иссине, и Лиль, брат Эгиме, в Адабе. В первом случае несомненно, а во втором — вероятно, что возлюбленной молодого божества была та же Инана (аккадская Иштар).

Поэтому только в Уруке верховный жрец нома был эном (ēn, *ewen), т. е. супругом богини, а следовательно, для утверждения законности здесь своей власти именно жрецом богини должен был стать царь. В других городах, и в частности в Уре, титул ēn или ^fēn, иначе nin-dingir, аккад. ēntu[m], был званием верховной жрицы, и для установления законности царской власти уже поэтому не мог иметь прямого значения. Однако же не позже как со времен Саргона Древнего (2316–2261 гг. до н. э.) старшая дочь царя всей страны непременно избиралась жрицей-супругой бога Луны Нанны в Уре, причем она получала новое, шумерское имя, всегда включавшее элемент en; например, жрицу — дочь Саргона звали Эн-Хедуана, дочь Кудурмабуга — Эн-Анеду.

Итак, если в других номах претендент на звание царя всей Нижней Месопотамии должен был исполнять разные другие жреческие функции, то в Уруке он должен был выступать в роли Думузи, супруга Инаны. В такой роли впервые выступал второй и самый деятельный и могущественный царь всей Месопотамии при III династии Ура — Шульги. Урук наряду с Ниппуром и Уром был в числе трех важнейших номов «Царства Шумера и Аккада», поэтому включение именно урукского священного брака (Думузи и Инаны) в состав коронационных обрядов имело совершенно исключительное политическое и идеологическое значение. Не потому существовал обряд священного брака Думузи и Инаны, что он был частью коронационного обряда, а потому он был включен в коронационный обряд, что это был ведущий, важнейший обряд одного из ведущих, важнейших номов, а совершение главных номовых обрядов было обязательно для лица, претендующего на царскую власть во всем Шумере и Аккаде; среди этих номов Урук был одним из самых главных, а стало быть, и основной для Урука обряд священного брака с Инаной был одним из важнейших для коронации царя Шумера и Аккада. Однако же в стране было много обрядов священных браков, и в частности одним из важнейших был священный брак бога Луны Нанны в образе быка с богиней-телицей Нингаль. Это были главные божества города Ура, который до 2017 г. был столицей «Царства Шумера и Аккада», а при царстве Ларсы был важнейшим идеологическим центром, лишь после отвоевания Ниппура у Иссина уступившим Ниппуру первое место.

Но как бы ни были важны различные обряды, связанные со священным браком, их, как хорошо показал В. Я. Пропп, можно правильно понять только в контексте всей сельскохозяйственной обрядности, осуществлявшейся, как во время, так и помимо специальных праздников, в течение всего года.

О характере многих из перечисленных выше праздников нам судить трудно, потому что в большинстве случаев они не отражены ни в каких текстах.[604] Кое-что можно извлечь из сухих хозяйственных документов о выдаче животных, продуктов и утвари на определенные праздники или определенные дни календаря — но эти тексты не расшифровывают для нас ни содержания, ни смысла самого обряда, с которым они связаны.

Однако сельскохозяйственные обряды во всем мире типологически довольно единообразны, так как основываются на одинаковых эмоционально-ассоциативных и социально-психологических основах, даже если отвлечься от несомненных фактов заимствования отдельных черт обрядовости от одного народа к другому. Поэтому, чтобы представить себе характер месопотамских аграрных праздников и обрядов в самом общем виде, довольно помимо изложенного выше мифа об Инане и Думузи привести аналогию с любой достаточно архаической полной серией аграрных праздников и обрядов.

Мы не имеем возможности приводить весь громадный сравнительный материал, накопленный этнографами (ср., например, двенадцать томов «Золотой ветви» Дж. Фрэзера и многие тома трудов Б. Малиновского, К. Леви-Стросса и др.). Ограничимся кратким изложением системы земледельческих праздников, наблюдавшихся еще сравнительно недавно, хотя они и восходят к глубокой древности, — в Восточной Европе (России, Белоруссии и Украине, по В. Я. Проппу) и отчасти в Юго-Восточной Азии (Камбодже, Бирме и Вьетнаме, по Г. Г. Стратановичу).[605] Сравнение с отрывочными месопотамскими данными покажет, что последние легко укладываются в систему довольно похожую. Изложенное нами преднамеренно сжато; отдельные черты праздников, наблюдавшиеся преимущественно в XIX в. разными этнографами и в разных местах, в ряде случаев собраны для наглядности в общую картину. Более точные данные читатель найдет в соответствующей специальной литературе по славянской и сравнительной этнографии. Кое-где мы привлечем отдельные сравнения из материала также других стран.

Необходимо подчеркнуть, что характер русских дохристианских земледельческих праздников, имеющих в любом случае одну установку — способствовать земному (растительному, животному и человеческому) плодородию, как и в Нижней Месопотамии, фактически мало зависит от их положения в календаре. Известные календарные отличия, безусловно, существуют: например, святки — главным образом (хотя, конечно, не исключительно) праздник холостой молодежи, масленица — женатой; черты поминовения и культа мертвых больше проявляются в праздниках зимних и весенних, чем в летних и осенних,[606] в русальной неделе и «семике» есть черты, восходящие к «инициационной» солидарности девушек, в празднике Ивана Купалы — черты, может быть связанные с инициацией юношей. Но множество черт в обрядах стимуляции плодородия являются общими для всех земледельческих праздников, независимо от времени года.