2) Вероятный сдвиг сезона разлива, а соответственно всех сезонов сельскохозяйственных работ, обусловленный изменением климата земли в течение длительных сроков. Так, в настоящее время Тигр может начать разливаться в феврале, Евфрат — в марте — апреле, высшая точка разлива падает на май — начало июня, спад — на июль — август. Между тем «месяцем сева» (šu-numun-a) в древней Месопотамии назывался не август — сентябрь (сейчас это — самое раннее время сева) и даже не июль — август, что можно было бы, как и в случае месяца жатвы, отнести за счет сдвига календаря, а июнь— июль. Вероятно, это следует отнести за счет более раннего окончания (а может быть, и начала) разлива в III–II тысячелетиях до н. э. (которые совпали с длительным периодом потепления климата Земли).
Все это мешает точно увязать праздники с сельскохозяйственными работами, но, как уже было указано, прямая связь, в общем, и не обязательна. Все же попытаемся по крайней мере наметить распределение праздников по сельскохозяйственным сезонам.
I. Год в старовавилонский период начинался с разлива Евфрата, приблизительно совпадавшего с весенним равноденствием (март — апрель, аккад. nisānu[m]).[567] Разлив этот приходил «не ко времени», так как на полях подоспевала жатва.[568] Поэтому воду нельзя было допустить до полей, а надо было срочно, через систему отводных каналов, согнать в водохранилища. Тем временем шла торопливая уборка урожая ячменя. Этот месяц в Ниппурском календаре назывался «Месяц установления окраинных (?) часовен» (bará[g]-za[g]-gar-a).[569] С него в Уре начиналась первая треть года (каждая из них называлась «похвала (Нингали)» — elūnu[m], elūlu[m]),[570] а также начиналось первое полугодие, обозначавшееся как «жара» (шум. é-me-eš, аккад. umšu[m], ummatu[m]) или «жатва» (шум. sibir, аккад. ebūru[m]). В этом же полугодии поминались умершие. Функционально это полугодие соответствовало нашей зиме, так как было полугодием мертвой растительности. На месяц bará[g]-za[g]-gar-a в Лагаше и других городах падал праздник «Принесения (первого) ячменя баранам» (ezen še udu-šè íl-(l)a) — лугов в Нижней Месопотамии практически не было; в заболоченных тростниковых зарослях пасся главным образом крупный рогатый скот, а мелкий мог пастись в степи — или, вернее, в полупустыне, — только пока она не высыхала, а затем откармливался зерном. В этом же месяце был праздник «Съедения непорочного козленка» (máš-ku[g]-kú, maš-du7-kú).
II. В следующем месяце (апрель — май, аккад. aiiāru[m]) продолжалась уборка хлеба. На стихийно затопленных участках, с которых была отведена вода, начиналась сложная работа по подготовке «целинной» земли путем специальной пахоты. Такие участки не годились сразу для посева. С обычных же полей в этом и следующем месяце урожай сваливали в амбары (še-guru7-a im-úr-(r)a) и затем свозили на пристани и сдавали в казну (se kar-(r)a gal-(l)a). Этот месяц в Ниппурском календаре назывался gu[d]-si-sá «Месяц приведения в порядок волов». А. Салонен[571] думает о приготовлении к сельскохозяйственным работам, но до посева было еще далеко; возможно, речь идет о кастрировании молодых бычков. В ряде городов в этом месяце справлялись поминки по родичам — праздник «Принятия пищи с родичами (=предками)», ezen šes-da kú. В конце месяца начинались сильные северо-западные ветры из пустыни, и жара и сухость воздуха быстро увеличивались.
III. В мае — июне (аккад. simānu[m]) разлив достигал высшей точки, доходя до 3 м выше ординара; объем воды в реках увеличивался в 10 раз но сравнению с минимумом. Однако воду, как мы уже говорили, пытались не допустить до полей. Урожай был убран, и те, кто брал зерно в долг, расплачивались с ростовщиком. Как всюду на древнем Ближнем Востоке, при жатве колосья срезали высоко, и солома оставалась стоять высоким жнивьем (šulpu[m]); конечно, среди него было немало осыпавшегося во время жатвы зерна, и по полям кишели птицы. Поэтому это был «Месяц птицеловства», и тогда же справлялся «Праздник поедания птицы искупления» (ezen u5-bimušen kú). Велись садовые работы (поспевали огурцы, тыква). Одновременно из мокрой глины лепили кирпичи, почему этот месяц и назывался «Месяцем кирпича» (sig4-a) или «Месяцем укладывания кирпича в форму» (sig4 ù-šub-(b)a gal-(l)a — таково название в г. Умме, но там оно относилось к несколько более раннему месяцу). В Уре в этом месяце происходил «великий плач о жребии бога Нанны» (ír-gu-la gišru dNanna), а в Лагаше справлялся праздник богини Лисин, вероятно в это время разыскивавшей своего утонувшего сына.[572]
IV. В июне — июле (аккад. du'ūzu[m]) разлив идет на спад, а в более раннюю эпоху, видимо, и вовсе прекращался. На «целинных» влажных землях шла вторичная обработка земли мотыгой. На орошенных полях к этому времени появлялся естественный травяной покров, который можно было запахивать в землю как удобрение.[573] Начинались предварительные полевые работы: сначала земля глубоко перепахивалась одним плугом (maiiārī mahāsu) несколько раз, затем боронилась (šakāku), разбивались комья земли (šebēru), подготавливались борозды, а затем поле еще раз пропахивалось (erēšu) плугом-сажалкой, причем семена вносились в землю; после этого землю разравнивали и орошали в первый раз (всего поле орошалось 3–5 раз). Хотя этот месяц и назывался «Месяцем сева» (šu-numun-a; его аккадское название du'uzu — по-видимому, народное произношение имени бога Думузи-Таммуза), но основную культуру — ячмень на самом деле не сеяли. Перечисленные работы занимали все время по сентябрь. Только в Лагаше — вероятно, как дань какой-то старине — в этот месяц справлялся и «Праздник сева» (ezen šu-numun-a); в Уре же справлялись «Поминки Ниназу» (ki-sìg dNin-a-zu). Ниназу — хтонический бог, по ниппурской легенде зачатый в Преисподней божествами Энлилем и Нинлилью. Очевидно, это был праздник из цикла поминовений усопших.
Поскольку к этому времени хлеб бывает полностью убран в закрома и его удобно похищать, постольку этот месяц был месяцем военного похода, обычно совершавшегося ежегодно.
V. В июле — августе (аккад. abu[m]) от разлива не оставалось и следа; жара достигала днем 45–50°, а ночью падала не ниже 30–35° и держалась на этом уровне около двух месяцев. Непрерывно дул жаркий, сухой ветер с северо-запада, по нескольку раз в месяц доходя до бури. Начиналась уборка фиников, продолжались полевые работы перед посевом. В средневавилонском (?) месяцеслове об этом месяце сказано, что «Огонь спускается с неба и равняется с Солнцем». Это, может быть, означает не просто пылающую жару в воздухе, но и обрядовое зажигание огней (жгли солому или тростник?). Поэтому этот месяц (если правильно наше чтение клинописных знаков) назывался «Месяцем устроения всех огней» (izi-izi-gar).[574] В Уре на него падает конец второй трети года «elūnu[m] или elūlu[m] богини Нингаль»; в этот же месяц «Плач в святилище (доме) юного» (ìr-èš-bànda — имеется ли в виду Думузи или другой бог, неясно) и «Праздник бога Ниназу» (ezen dNin-a-zu; если в прошлом месяце справлялись его «поминки», то теперь, возможно, его воскресение (?). В Лагаше справляли «Праздник съедения солода» (ezen-bulug-kú).
VI. В августе — сентябре (аккад. elūlu[m], ulūlu) начинался сев ячменя (še'u[m] harpu[m]), если он уже не был начат раньше. Продолжалась уборка фиников. Жара все еще держалась за +40°, во всяком случае до середины месяца; погода была ветреная. Лишь к концу месяца температура слегка уменьшалась. Этот месяц был гранью между первым (летним, шум. é-me-eš, аккад. umšu[m], ummatu[m]) и вторым (зимним, шум. en-te-en, аккад. kussu[m]) полугодием. На грани двух полугодий справляли один из двух праздников á-ki-ti (позднее это означало «Новый год» и отождествлялось с zag-mu(-k) «Краем года»). Специально в Уре этот праздник назывался á-ki-ti šu-numun-a dNanna — «Акити посева Нанны»; на этот же месяц здесь падали также «Праздник ладьи (Нанны?)»[575] (ezen má-[…]) и праздник sinūru, а также «Великий плач» (ír-gu-la), но порядок этих праздников неясен, как и их значение. Месяц этот назывался месяцем «Службы богини Инаны» (kin-dInana), по-видимому, потому, что в это время в Уруке начинался — вероятно, по мере некоторого спада жары — великий цикл обрядов и праздников, связанных со свадьбой богини Иннин-Инаны и ее супруга, пастуха Думузи. На этой важной для всей культуры древней Месопотамии легенде мы остановимся ниже.