– Не, – говорит Полуторка. – Мне так не суметь.

– Молчать! Сумеешь! Я научу. Сделаем тебе инвалидность.

Видит Полуторка: хрен у него будет, а не инвалидность. А делать нечего. Где месяц прогула, там и два: одна нехуть.

Утром жена к летчику приезжает. С курорта. Загорелая и отдохнувшая. И говорит она мужу:

– Милый, – говорит она, – дело к лету. Пора машину расконсервировать.

– Пора, – говорит летчик. – Чего ж не пора?

– Милый, – говорит она, – у меня такие планы, такие планы! Без машины – никак.

– Никак, – говорит летчик. – Как без машины? Никак.

Пошли они во двор, стали брезент поднимать. А Полуторка рядом стоит. Приподняли край – нет колеса.

– Ой! – кричит жена. – Грабеж! У нас колесо сняли!

– Четыре, – говорит летчик, не глядя.

– Ай! – кричит жена. – Караул! Четыре колеса сняли!

– И запаску, – говорит Полуторка.

– Ой-ой-ой! – кричит. – Милиция! Колеса украли, инструменты, руль!..

– И мотор, – говорит лётчик.

– И эту... – говорит Полуторка.– Чем заводится.

Приехал следователь из милиции: свидетелей опросил, место обследовал, стал протокол писать. Писал, писал – два часа писал. Потом летчик к нему подходит и шепчет на ухо:

– Написал?

– Написал.

– Всё написал?

– Вроде, всё.

– Теперь порви. Это я пропил.

Тот:

– Ну да?!

– Да. А чего?

– Завидно, – говорит. – Хоть бы позвал...

Полуторка услыхал и говорит:

– Много вас таких... На дармовщинку.

Тот обиделся:

– Тебе-то чего?

– Чаво, чаво – ничаво...

Тут жена летчику – скандал! Жена – развод! Жена – в суд! А он ей резонно:

– Чего шумишь? Развод – пожалуйста. Я тебе машину оставляю. Бери, пользуйся. Время к лету, без машины – никак.

И к Полуторке:

– Дело есть.

– Всегда-пожалуйста.

– Утром в деревню едем.

– К кому?

– К тебе.

– Да ну еще...

– Тихо! Приказ есть приказ. Понял, не понял – кругом!

А Полуторке деваться некуда. Бюллетеня нет, на завод нельзя: хоть в петлю, хоть в деревню – одна нехуть.

Утром Кланька хлебца ему порезала, колбаски, два пятака на метро, а они с соседом на вокзал – и в деревню. Там у Полуторки дом отцовский, заколоченный.

Приехали, доски с двери посшибали, внутрь зашли. Лётчик дом оглядел, хлев, амбар, участок и говорит:

– Как думаешь, за месяц пропьем?

– Должны пропить, – говорит Полуторка. – Ежели постараемся.

А по деревне крестный уже бежит, валкими ногами перебирает, хмелеет на ходу. Чует крестный: дело к выпивке.

– Здорово, Васёк!

– Здорово, крестный!

– Чаво приехал?

– Чаво, чаво... Дело есть.

– Избу, – говорит летчик, – пропивать будем. Ясно?

– Ну да?

– Точно.

– И я с вами! – кричит крестный. – И я!..

Лётчик на него поглядел, решил окончательно:

– За месяц успеем.

И успели.

Пропили поначалу амбар. Хороший амбар, крепкий, дедом еще сколоченный. Мужики на самосвале приехали, по гвоздочку вынули, по досточкам разобрали. Кругом строятся, тёс нужен, бревна: с материалом нехватка.

Потом пропили хлев. Потом сени. Забор. Стол с лавками. Ухваты. Божницу с иконами. Отцовскую кровать. На полу пили, на полу и спали. Крестный бежал спозаранку через деревню, бродил вокруг избы, заглядывал в окна, ждал, пока проснутся, чтобы опохмелиться. Они ему бутылку выставляли на крыльцо, только бы не будил.

Где-то к концу Полуторка и говорит:

– Сосед, а с инвалидностью-то как?

– Будет, – говорит. – Куда она денется? Через месяц вернемся в город и сделаем.

– Какой через месяц? Раньше всё пропьем.

И пропили.

Последние дни жили у крестного, допивали остатки, глядели в окно, как избу по бревнам раскатывают. Участок встал голый: ни строения, ни деревца.

– Вот ба, – говорит Полуторка, – землю еще продать...

А летчик:

– Это запрещено. Земля – она государственная.

– А больше, – говорит крестный, – нечего. Чаво больше?

– Чаво, чаво – ничаво...

Всё продали, всё пропили: пора домой возвращаться. Сидят они на завалинке: вот бы опохмелиться на дорожку.

А напротив – сельпо. А из сельпо мужички вышмыгивают, бутылки выносят. Глядеть – одно раздражение.

– Пойди, – говорит летчик, – попроси. Может, подарит бутылочку?

– Ни в жисть не подарит, – говорит крестный. – Жила-баба.

– А в долг?

– И в долг. Удавится – не даст.

– Пойди, – просит Полуторка. – Мы жа ей план на год сделали.

– На пятилетку, – говорит летчик.

Пошел крестный, попросил, а она – дулю с маком!

Сидят дальше, соображают чего делать. Вот летчик и говорит:

– У вас колхоз передовой?

– Передовой, – говорит крестный. – С заду наперед.

– У вас председатель толковый?

– Толковый, – говорит крестный. – Из блохи голенища кроит. Из песку веревки вьет. С дерьма пенку снимает.

– Есть идея, мужики! Продам ему за бутылку.

Крестный сомневается:

– За бутылку он и сам кого хошь продаст.

– Дурак! – кричит летчик. – Озолотитесь! Орденов нахватаете! В передовых будете!

– А чего делать-то?

– Новый сорт выводить: арбуз с ручкой.

– На кой?

– Чтобы носить удобно. Как чемодан. Сразу на валюту пойдут да по начальству. Беги к председателю, бери бутылку!

Полуторка говорит:

– Не... Начальству такое не надо. Начальству и без ручки годится. Они сами не носят. У них холуев навалом.

Летчик расстроился:

– Об этом я не подумал... Тогда и выводить незачем. Раз начальству не нужно, так и вовсе не нужно.

А крестный говорит:

– У нас, мил друг, арбузы не родятся. У нас картошка, и та к весне поспевает.

Сидят дальше, соображают.

– Вот ба продать чаво... – говорит Полуторка.

А крестный затылок почесал – и вслух:

– Есть у меня одна штука... С войны стоит.

– Какая такая штука?

– Пушка германская. Немцы драпанули, оружья кругом навалом. Я ее в хлев закатил, соломкой завалил: пущай стоит, хлеба не просит.

– Кто ж ее купит? – говорит летчик. – Она, небось, ржавая.

– Нетути, – обижается крестный. – Я ее смазываю. Кажный год. Хоть теперь в бой.

– Не, – говорит Полуторка. – Пушку никто не купит. На кой она? Рыбу глушить?

Сидят дальше, на сельпо взглядывают, похмельем мучаются. А мужики с бутылками так и шастают, так и шастают.

Крестный говорит:

– Можно дорогу в лесу заминировать. Машина в сельпо пойдет – подорвется. Нам по бутылке.

– А мина есть?

– Есть, чего ж нет? В погребе они у меня. Какие хошь: хошь противопехотные, хошь противотанковые.

– Небось, отсырели, – говорит Полуторка.

– Нетути, – обижается крёстный. – Они у меня стружкой пересыпаны. Как яблоки.

– А машина когда пойдет? – говорит лётчик.

– Кто ж ее знает.

– Не... Не годится. Ждать долго. У него бюллетеня нету.

Сидят – маются.

Крестный за свое:

– Можно, – говорит, – гранату в сельпо кинуть. Всё вдрызг, нам по бутылке.

– А есть?

– Есть. На чердаке лежат. Два ящика.

– Их, небось, мыши съели, – говорит Полуторка.

– Нетути. Ящики железные, мышам не добраться.

– Не, – говорит лётчик. – Гранатой плохо. Бутылки побьешь.

– А мы лимонку.

– И лимонкой побьешь.

Сидят – невмоготу!

Тут Полуторка и говорит:

– А ежели по этому сельпу да из пушки?..

Лётчик – мужик военный. Сразу загорелся:

– Молоток, сосед! Угол снесем – всё цело будет.

И в хлев побежал.

А Полуторка следом.

– Вы чё? – орёт крёстный. – Вы чё?

– Чё, чё – ничё... Отваливай солому!

Отвалили солому: стоит в углу пушечка. Ладная из себя, крепенькая, вся в масле.

– Эй! – кричит крёстный. – Ночи хоть дождитеся!..

– Какой там ночи? Нутро горит! Выкатывай!!

Выкатили пушечку во двор, летчик к прицелу приник.

– Ты! – кричит крестному. – Где у них в сельпе водка стоит? С какого боку?