– Ну, если инспектор Ребус не против, – улыбнулся Флауэр, – то я бы предпочел паб. Это ближе к моему дому.

– Интересный выбор, – заметил Ребус. Он сидел, сложив руки на груди и вытянув ноги.

Лодердейл закивал, переводя взгляд с одного на другого:

– Значит, решено. А теперь перейдем к деталям.

К тем самым деталям, что Ребус и Лодердейл битый час оговаривали до прибытия Флауэра. Ребус пытался сосредоточиться, но не мог. Ему отчаянно хотелось вернуться к чтению материалов по отелю «Сентрал». Но чем больше он кипятился, тем медленнее двигалось дело.

План был прост. Ростовщики действовали в пабе «Ферт» на Толлкроссе. Они цепляли там на крючок новых клиентов и поджидали должников, приходивших с еженедельными взносами. В какой-то момент деньги доставлялись в офис на Горги-роуд. Должники приносили взносы и туда, и именно там можно было накрыть главного из засвеченных игроков.

Те, кто работал в «Ферте», были мелкой сошкой. Они собирали деньги и, наверное, прибегали к словесному убеждению, если платеж запаздывал. Но когда речь шла о чем-то серьезном, то за дело брался Дейви Дугари. Каждое утро в одно и то же время Дейви, как заправский бизнесмен, являлся в офис, предварительно запарковав свой «БМВ-635» по соседству с побитыми мини-такси. Если погода стояла теплая, то он на пути от машины до офиса стягивал с себя пиджак и закатывал рукава рубашки. Да, конечно, Торговые стандарты уже какое-то время вели наблюдение за Дейви.

Предполагалось, что сотрудники Торговых стандартов будут присутствовать в обеих точках. Полиция требовалась лишь для соблюдения законности, – по сути, это была операция Торговых стандартов. Они ей и название дали: «Толстосумы». Еще один интересный выбор, думал Ребус, очень оригинальный. Наблюдение в пабе подразумевало, что ты должен сидеть с газетой в руках и обводить кружочками клички лошадей в букмекерских колонках, играть в бильярд или домино, кидать монеты в музыкальный автомат. И конечно, попивать пивко – не выглядеть же белыми воронами среди посетителей!

Наблюдение за офисом подразумевало, что ты должен сидеть в заброшенном помещении на втором этаже жилого дома напротив. Там не было никаких условий – ни туалета, ни отопления. (Сантехнику – вплоть до унитаза – как раз в том году украли.) Хорошенькая перспектива, в особенности для Холмса и Кларк – на нее должна была лечь вся нагрузка по наблюдению, хотя она и рассчитывала, что Холмс вскоре вернется в строй. Ребус подумал о двух своих подчиненных, которые день за днем будут проводить время в этой трущобе, пытаясь согреться в двойном спальном мешке. Силы небесные! Слава богу, что Дугари не работает по ночам. И слава богу, что там еще будут ребята из Торговых стандартов.

И все же мысль о том, что наклевывается возможность прижучить Дейви Дугари, грела Ребусу сердце. Гнилой тип, как гнилое внутри яблоко. Исправить его было невозможно, хотя внешне он и выглядел вполне нормально. Конечно, Дугари был одним из «лейтенантов» Большого Джера. Самого Кафферти как-то раз даже засекли в офисе, что и засняли на пленку. Только проку от этой фотографии было мало: Кафферти найдет тысячу убедительных причин, по которым там оказался. В суде это не предъявишь. Дугари они, может, и прижучат, но Кафферти от них далеко, так далеко, словно мчится на пятой передаче, а они свою груду железа на колесах толкают вручную.

– Итак, – сказал Лодердейл, – мы можем начать уже в следующий понедельник, да?

Ребус очнулся от своих снов наяву. Он понимал, что пропустил немалую часть обсуждения, пока витал в облаках. Он даже не знал, на что подписался. (Его молчание явно было воспринято как согласие.)

– У меня нет никаких возражений, – отозвался Флауэр.

Ребус снова заерзал, предчувствуя, что свобода уже близка.

– Мне, вероятно, понадобится кто-нибудь на замену сержанту Холмсу.

– Ах да, как у него дела?

– Я сегодня еще не успел позвонить в больницу, сэр, – ответил Ребус. – Сообщу вам перед уходом.

– Ладно. Дай мне знать.

– Мы объявили сбор денег, – сообщил Флауэр.

– Бога ради, он ведь еще не умер!

Флауэр и бровью не повел:

– Тем не менее.

– Это правильно, – сказал Лодердейл.

Флауэр скромно пожал плечами. Лодердейл вытащил бумажник и извлек из него скупую пятерку, которую протянул Флауэру.

Какое расточительство, подумал Ребус. Даже Флауэр, казалось, удивился.

– Пять фунтов, – произнес Ребус, без надобности констатируя очевидный факт.

Лодердейл не хотел лишних слов. Он просто хотел, чтобы Флауэр взял деньги, и даже бумажник уже убрал. Флауэр сунул пятерку в карман и поднялся со стула. Ребус тоже встал, хотя и не очень стремился к тому, чтобы оказаться в коридоре вдвоем с Флауэром. И тут Лодердейл остановил его:

– На пару слов, Джон.

Флауэр, выходя, шмыгнул носом, вероятно думая, что Ребус получит выволочку за свою вспышку. Но у Лодердейла на уме было другое.

– Я тут проходил мимо твоего стола… Смотрю, ты взял дело о пожаре в отеле «Сентрал». Дела давно минувших дней, а? – (Ребус ничего на это не ответил.) – Ты ничего не хочешь мне рассказать?

– Нет, сэр, – ответил Ребус. Он поднялся и двинулся к двери. По его расчетам, Флауэр уже должен был уйти. – Там нет ничего такого, о чем следовало бы докладывать. Просто хотел освежить в памяти. Можете назвать это историческим проектом.

– Тогда уж, скорее, археологическим.

Лодердейл был прав: старые кости да иероглифы. Попытка оживить мертвеца.

– Прошлое тоже имеет значение, сэр, – изрек Ребус, выходя.

Прошлое, безусловно, имело значение в Эдинбурге. Город питался собственным прошлым, как змея, заглотившая свой хвост. И прошлое Ребуса, похоже, опять окружало его кольцо за кольцом. На столе у него лежала записка от Кларк. Она отправилась навестить Холмса, но перед этим приняла телефонный звонок, предназначавшийся ее шефу.

Кларк принадлежала к тому типу людей, которые будут отрабатывать два часа «прогула» вечерами, несмотря на то что Ребус лишил ее законного обеда. Хотя в жилах у Шивон Кларк текла английская кровь, было в ней что-то от шотландских протестантов. Не ее вина, что родители дали ей шотландское имя. В 1960-х они преподавали английскую литературу в Эдинбургском университете. Наградили ее гэльским именем, а потом снова перебрались на юг, и в школу она ходила в Ноттингеме и Лондоне. Но университет выбрала эдинбургский, а когда приехала, влюбилась (по ее версии) в этот город. Потом она решила пойти работать в полицию (что отдалило ее от друзей и, как подозревал Ребус, от родителей-либералов). Тем не менее родители купили ей квартиру в Новом городе, так что отношения между ними не испортились окончательно.

Ребус подозревал, что она далеко пойдет в полиции, несмотря на субъектов вроде него. Женщинам в полиции приходится работать куда больше, чтобы добиться того же, чего добивались мужчины, – это всем известно. Но Шивон работала не за страх, а за совесть, и память у нее была просто удивительная. Можно через месяц спросить у нее про эту записку, и Шивон вспомнит телефонный разговор слово в слово. Ребуса это даже пугало.

Как немного напугало его и то, что имя Джека Мортона всплыло именно сейчас. Еще один призрак. Когда они работали вместе шесть лет назад, Ребус давал Мортону, который был моложе его, четыре года жизни, максимум пять – столько тот пил и курил.

Телефона своего Мортон не оставил. Найти его было бы делом нескольких минут, но Ребусу не хотелось тратить и это время. Ему хотелось вернуться к своим папкам. Но сначала он позвонил в больницу, узнать, как дела у Брайана Холмса, там ему ответили, что в состоянии больного нет изменений ни в худшую, ни в лучшую сторону.

– Звучит ободряюще.

– Просто принятая формулировка, – ответил голос по телефону.