Тяжелая выдалась неделя.

Начать с того, что вечером в понедельник раздался звонок из его квартиры на Арден-стрит. У студентов, которым он сдал квартиру, был номер телефона Пейшенс, и они знали, что Ребуса можно там застать, но тут у них впервые появился повод. И этим поводом был Майкл Ребус.

– Привет, Джон.

Ребус сразу же узнал голос:

– Мики?

– Как поживаешь, Джон?

– Господи, Мики, ты где? Нет, отставить. Я знаю, где ты. Я хочу сказать… – (Майкл тихонько засмеялся.) – Я слышал, ты уехал на юг.

– Ничего из этого не получилось. – Голос у него упал. – Я что звоню, Джон, – мы можем поговорить? Я все откладывал, боялся, но мне очень нужно с тобой поговорить.

– Давай.

– Можно приехать к тебе?

Ребус принялся соображать. Пейшенс отправилась на вокзал Уэверли встречать двух племянниц, но все равно…

– Нет, оставайся там, я сам приеду. Студенты – хорошие ребята, может, дадут тебе чашку чая или косячок, пока ждешь.

В трубке воцарилось молчание, потом послышался голос Майкла:

– А вот этого ты мог бы и не говорить. – И он положил трубку.

Майкл Ребус отсидел три года из пяти, которые получил за торговлю наркотиками. За это время Джон Ребус побывал у брата раз пять. Главное чувство, которое он испытал, когда Майкл, освободившись, сел в автобус до Лондона, было облегчение. Это случилось два года назад, и с тех пор братья не обменялись ни словом. Но теперь Майкл вернулся и привез с собой дурные воспоминания о том периоде жизни Джона Ребуса, о котором Джон не хотел бы вспоминать.

Когда Ребус приехал в квартиру на Арден-стрит, там оказалось подозрительно пусто и прибрано. Он застал только двух своих жильцов – пару, жившую в комнате, которая раньше была спальней Ребуса. Он перемолвился с ними парой слов в прихожей. Они собирались в паб, но успели передать ему очередное письмо из налоговой инспекции. Вообще-то, Ребус предпочел бы, чтобы ребята остались. Когда они ушли, квартира погрузилась в тишину. Ребус знал, что Майкл наверняка в гостиной. И точно – сидел на корточках перед стереосистемой и перебирал пластинки.

– Надо же, – сказал Майкл, не поворачиваясь к Ребусу. – «Битлз», «Стоунз» – все, кого ты слушал прежде. Помнишь, как ты доводил отца? Как назывался твой проигрыватель?

– «Дансетт».

– Да-да. Отец его получил за сигаретные вкладыши. – Майкл встал и повернулся к брату. – Привет, Джон.

– Привет, Майкл.

Они не обнялись, не пожали друг другу руку. Просто сели. Ребус на стул, Майкл на диван.

– Тут много чего изменилось, – заметил Майкл.

– Пришлось докупить кой-какую мебелишку, чтобы сдать квартиру.

Ребус уже заметил дырки, выжженные сигаретами в ковре, постеры, приклеенные (несмотря на его прямые запреты) липкой лентой к обоям. Он открыл письмо из налоговой.

– Ты бы видел, как они принялись за работу, когда я им сказал, что ты приезжаешь. Стали тут все пылесосить, мыть посуду. А говорят, что все студенты лентяи.

– Нормальные ребята.

– И когда же это произошло?

– Несколько месяцев назад.

– Они сказали мне, что ты живешь у докторши.

– Ее зовут Пейшенс.

Майкл кивнул. Вид у него был бледный, больной. Ребус пытался оставаться безразличным, но не мог. Письмо из налоговой прозрачно намекало на то, что им известно о сдаче квартиры, а если так, то не хочет ли он задекларировать доходы? В затылке начало покалывать. После того как он подпалил себе башку на пожаре, голова болела всякий раз, как только он начинал раздражаться. Доктора сказали ему, что ни он, ни они ничего с этим поделать не могут.

Впрочем, посоветовали не раздражаться.

Он сунул письмо в карман.

– Так ты чего хочешь, Мики?

– Если коротко, Джон, мне нужно место, где я мог бы остановиться. На неделю или две, пока не встану на ноги.

Ребус невидящим взглядом смотрел на постеры, прилепленные к стене, а Майкл продолжал. Ему нужно найти работу… туго с деньгами… он согласен на любую… ему нужен шанс…

– Больше ничего, Джон, всего один шанс.

Ребус думал. У Пейшенс в квартире, конечно, есть место. Там места хватит на всех, даже с племянницами. Но Ребус ни в коем случае не собирался везти брата на Оксфорд-террас. У них с Пейшенс не все было просто. Его поздние возвращения и ее поздние возвращения, его усталость и ее усталость, его увлеченность работой и ее увлеченность работой. Ребус знал, что появление Майкла не исправит ситуацию. Он подумал: не сторож я брату моему. Но все же.

– Можешь спать в кладовке. Только я должен сначала предупредить студентов.

С какой бы стати они ему сказали «нет»? Он хозяин квартиры, а квартиру найти непросто. Особенно хорошую и особенно в Марчмонте.

– Было бы здорово, – выдохнул Майкл с облегчением.

Он поднялся с дивана, подошел и открыл дверь кладовки. Это был большой, примыкающий к гостиной стенной шкаф с вентиляцией. Места в нем было ровно столько, чтобы втиснуть кровать и комод, если вытряхнуть оттуда коробки и прочий хлам.

– Мы могли бы перетащить весь этот хлам в подвал, – произнес Ребус из-за спины брата.

– Джон, – сказал Майкл, – по моему нынешнему настроению меня и самого вполне устроил бы подвал.

Он повернулся лицом к брату.

В глазах у Майкла Ребуса стояли слезы.

В среду Ребус начал думать, что его жизнь сильно напоминает черную комедию.

Майкл без всякого шума поселился на Арден-стрит. Ребус сообщил Пейшенс о возвращении брата, но в подробности вдаваться не стал. Она все равно была полностью занята дочерьми сестры. Взяла небольшой отпуск, чтобы показать им Эдинбург. Задача перед Пейшенс, судя по всему, стояла нелегкая. Пятнадцатилетняя Сьюзен хотела делать все то, чего не хотела или не могла восьмилетняя Дженни. Ребус чувствовал себя полностью изолированным от этого женского триумвирата, хотя по ночам заглядывал в спальню Дженни, чтобы снова пережить то чудесное, волшебное чувство, которое он испытывал, когда смотрел на свою спящую дочь. Еще он старался максимально избегать Сьюзен, которую, похоже, интересовали главным образом различия между мужчинами и женщинами.

У него на работе дел было по горло, а значит, о Майкле он вспоминал не чаще чем раз тридцать на дню. Да, работа – вот еще одна проблема. Когда полицейский участок на Грейт-Лондон-роуд приказал долго жить, Ребуса перевели на Сент-Леонардс, в территориальное отделение.

Вместе с ним перевели сержанта уголовной полиции Брайана Холмса и, к разочарованию их обоих, старшего суперинтенданта Фермера Уотсона и старшего инспектора Лодердейла по кличке Фарт[1]. Кое-какие плюсы в этом переселении имелись (кабинеты и мебель здесь были поновее, оборудование посовременней), но имелись и минусы. Ребус никак не мог приспособиться к новому месту. Все здесь стояло и лежало в таком порядке, что он ничего не мог найти, а потому у него постоянно возникало желание выскочить из кабинета на улицу.

Именно потому он и оказался в мясном магазине на Южной Кларк-стрит, где объявился человек с ножевым ранением.

Раненому уже оказал первую помощь местный врач, который преспокойно стоял в очереди за мясом для стейков, когда этот тип ввалился в магазин. Рана была наспех перевязана чистым передником мясника, и теперь все ждали носилки из «скорой».

Незнакомый констебль доложил Ребусу:

– Я был неподалеку, так что и пяти минут не прошло, как меня известили, ну и я сразу сюда. И тут же передал по рации.

Ребус услышал оперативное сообщение констебля в машине и решил заехать посмотреть. А теперь жалел об этом. Усыпанный опилками пол был залит кровью. Непонятно, зачем некоторые мясники до сих пор посыпают пол опилками. На стене, выложенной белой плиткой, остался кровавый отпечаток ладони, еще один, менее четкий, – на каких-то коробках ниже.

Снаружи дорожка блестящих красных капель тянулась по Кларк-стрит и отчасти по Латтон-плейс (в беспардонной близости от Сент-Леонардс), где неожиданно обрывалась на краю тротуара.