Отрывок понравился Тургеневу. Это было вступление к поэме «Саша», очень близкой по духу и по мысли его первому роману, замысел которого уже созревал в сознании писателя.

В герое поэмы, Агарине, были черты, роднившие его с Дмитрием Рудиным.

Любовь дикарки Саши к Агарину, ее беззаветная вера в него, пробужденная пылкими речами любимого человека, и последовавшее затем крушение ее надежд во многом схожи с развитием чувства Натальи Ласунской к Рудину.

Когда Некрасов полушепотом читал Тургеневу на привале наброски этой поэмы, она, как и «Рудин», была еще далека до завершения. И лишь по прошествии почти полутора лет оба произведения появились одновременно в «Современнике», причем поэма Некрасова была посвящена И…у Т……ву.

По-прежнему часто наезжал в Спасское Каратеев. Вечерами он, Некрасов и хозяин дома, сходясь в гостиной, оживленно обсуждали военные события.

С театра войны приходили недобрые вести, вызывавшие тревогу. Несмотря на поразительное самоотвержение и мужество русских солдат, исход войны становился ясен, как ясны были и причины надвигавшегося поражения, — они коренились в общественно-политическом укладе царской России.

Вскоре Каратееву пришлось отправиться в Крым. Дворяне Мценского уезда, невзлюбившие вольнодумца, сговорились упечь его и выбрали в офицеры Орловского ополчения, хотя он был заведомо не годен к военной службе по состоянию здоровья.

Узнав о своем назначении, Каратеев первым делом приехал к Ивану Сергеевичу. Он вошел к нему со словами:

— Вы знаете, что я скоро уезжаю; я оттуда не вернусь, я этого не вынесу, я умру там.

Тургенев стал уверять его, что эти мрачные предчувствия неосновательны, что не пройдет и года; как они снова встретятся. Но Каратеев и слушать ничего не хотел. Они пошли бродить по парку, а когда вернулись, Каратеев сказал вдруг Тургеневу:

— У меня до вас просьба. Вы знаете, что я провел несколько лет в Москве, учась в университете. Со мной произошла там история, которую мне захотелось рассказать и самому себе и другим. Я попытался это сделать, но убедился, что у меня нет никакого литературного дара. Возьмите эту тетрадку. Так как я уверен, несмотря на все ваши дружеские утешения, что не вернусь из Крыма, то, будьте так добры, воспользуйтесь этими набросками и сделайте из них что-нибудь, что не пропало бы бесследно, как пропаду я! Не дайте всему этому умереть!

В тот же вечер, по отъезде Каратеева, Тургенев прочитал оставленную тетрадь и очень заинтересовался описанной в ней автобиографической историей.

Предчувствия Каратеева сбылись. Он умер, заразившись сыпным тифом на стоянке близ Азовского моря, где было размещено в землянках Орловское ополчение, не видевшее во все время войны ни одного вражеского солдата и все же потерявшее от различных эпидемий более половины своего состава.

Но повесть Каратеева не пропала бесследно. Через несколько лет Тургенев положил в основу сюжета романа «Накануне» то «истинное происшествие», которое неумело и слабо было описано в тетради, оставленной ему его покойным молодым другом.

Обсуждая в Спасском дела «Современника», Некрасов и Тургенев часто вспоминали о новом сотруднике, дебютировавшем в журнале повестью «Детство». Это был Лев Толстой, приславший ее из армии и укрывшийся под инициалами «Л.Н.».

Еще тогда Некрасов обращал внимание Ивана Сергеевича на автора повести — «это талант новый и, кажется, надежный».

«Понукай его писать, — отвечал Тургенев, — скажи ему, если это может его интересовать, что я его приветствую, кланяюсь и рукоплещу ему».

Молодому писателю были, конечно, очень лестны похвалы Тургенева, произведения которого он хорошо знал. Л. Толстой отмечал тогда в своем дневнике, что «как-то трудно писать после него».

Тургенева так заинтересовал дебют Льва Толстого, что он стал наводить справки об авторе «Детства». Ему было известно, что в двадцати верстах от Спасского, в имении Покровское, живут какие-то Толстые. То была семья родной сестры Льва Николаевича, Марьи Николаевны, которая была замужем за своим дальним родственником — Валерьяном Толстым.

В декабре 1852 года тетка Льва Толстого, Т. Ергольская, писала ему: «Твой литературный дебют произвел много шума и волнения среди соседей Валерьяна: все интересуются знать, кто этот новый писатель, выступивший с таким успехом; более всех заинтересован Тургенев, автор «Записок охотника»; он расспрашивает всех и каждого, нет ли у Мари брата на Кавказе, который пишет, и говорит: если этот молодой человек будет продолжать так, как он начал, он пойдет далеко».

Вскоре Некрасов известил Ивана Сергеевича о намерении Льва Толстого посвятить ему, Тургеневу, свою повесть «Рубка леса». «Форма в этих очерках совершенно твоя, даже есть выражения, сравнения, напоминающие «Записки охотника». А один офицер так просто Гамлет Щигровского уезда в армейском мундире. Но все это далеко от подражания, схватывающего одну внешность».

И вот теперь в Спасском они говорили о новой повести «Отрочество», присланной Львом Николаевичем в «Современник». Она должна была появиться в десятой книжке журнала. Литераторы, близко стоявшие к редакции, уже успели прочитать ее и единодушно восторгались ею, отмечая самобытность и поэтичность этого произведения.

Некрасов заявил, что такие места в «Отрочестве», как описание летней дороги, картина грозы, рассказ о переживаниях наказанного мальчика показывают, что повести Толстого суждено навсегда остаться в литературе.

Уезжая из Спасского, поэт обещал Тургеневу тотчас же выслать из Петербурга экземпляр «Современника», в котором помещено «Отрочество».

Тургенев настойчиво просил Некрасова сообщать ему в письмах военные известия:

— Ведь письма все-таки дня на два раньше приходят сюда, чем газеты, — говорил он.

Вскоре к Тургеневу приехал из Покровского познакомиться с ним муж Марьи Николаевны, Валерьян Толстой, а затем Тургенев и сам отправился туда с ответным визитом.

29 октября 1854 года он писал Некрасову: «Я привезу с собою небольшую, но очень недурную повесть Каратеева (которого ты у меня видел)[31]. Познакомился я с Толстым. Жена графа (Валерьяна. — Н. Б.) Толстого, моего соседа — сестра автора «Отрочества» — премилая женщина, умна, добра и очень привлекательна. Я узнал много подробностей об ее брате… Видел его портрет. Некрасивое, но умное и замечательное лицо…»

Лев Толстой, находившийся в крымской армии, узнав от родных, что Тургенев приезжал в Покровское, был несказанно обрадован этим и просил передать Тургеневу, что хотя он знает его лишь по повестям и рассказам, но чувствует потребность о многом говорить с ним…[32]

Наступил 1855 год. Общее внимание было приковано к далекому Севастополю, где шла беспримерная в истории героическая борьба.

В обществе открыто возмущались лживостью официальных реляций, отсутствием надлежащего вооружения войск, алчностью крупных чиновников и помещиков, наживавшихся на военных поставках. Даже люди, придерживавшиеся консервативных взглядов, становились в оппозицию к царскому правительству, приведшему Россию к такому положению, когда никакие жертвы, принесенные народом, уже не могли спасти ее от поражения.

18 февраля столицу облетело известие о внезапной смерти Николая I, последовавшей в самый разгар Севастопольской битвы и воспринятой всеми передовыми людьми в стране как знак неизбежного крушения самодержавно-крепостнического строя.