Юсупов тоже обнял и поблагодарил — и Лебедева, и Пославского, и Тишабая Мирзаева, начальника строительства, и богатыря Мамаджан-палвана Курбанова, и самого обычного с виду землекопа Дунана Дусматова, показавшего фантастические результаты на работе.

Было сооружено и дружеское застолье, и, сидя среди возбужденных счастливых людей, разделяя всей душой их радость, Юсупов почувствовал теперь уже чисто физическую усталость. Но надо было опять торопиться. В Ташкенте готовился очередной пленум ЦК, и Юсупов хотел еще раз прочитать уже переработанный не однажды по его указаниям проект совместного с СНК постановления о мерах по дальнейшему подъему хлопководства…

Да не посетует читатель на то, что в этой книге так много пленумов, бюро, съездов, резолюций, постановлений. Бытует расхожая мысль о пустой трате времени на заседания. Но кто-кто, а Юсупов знал, сколь дорог каждый час; уж он-то не позволил бы ни себе, ни другим тратить время зря. И если он так назаседался, так наговорился с трибун, то все это не зря, потому что вся эта незаметная, но тяжкая, изнурительная работа: обсуждения, совещания, сопоставления мнений, мучительные поиски наиболее удачных формулировок, — выливается в итоге в дела, необходимые обществу. Такова она, лишенная романтического ореола партийная работа.

Напористый помощник Юсупова каждые пять минут звонил по телефону. Девушка с аэродромного метеопункта устало и монотонно отвечала: видимость по-прежнему плохая, улучшения погоды не ожидается. Но молодой помощник не терял надежды.

В соседней комнате громко смеялись, говорили вразнобой. За окном сыпал некрупно сухой торопливый снег — новогодний подарок некстати: из-за него застряли в Фергане после торжественного пуска канала. Среди разговора Юсупов вдруг вспомнил:

— А где Пенсон? Пусть покажет снимки.

Ему не терпелось увидеть на фотографии момент пуска воды.

Послали за известным ташкентским фотокорреспондентом Пенсоном. Оказалось, тот уехал прямо с митинга в Ташкент — готовить разворот для «Правды Востока».

Стали опять пить чай. В это время вернулся мотавшийся то и дело на аэродром — глянуть на машину — командир самолета Гусев, вошел как был — в заснеженном треухе, в мокро блестевшей кожаной куртке нараспашку, сказал то, что уже все знали:

— Не будет сегодня погоды, Усман Юсупович.

— Эх ты, Водопьянов… — Юсупов грузно выбрался из кресла, вышел в смежную комнату. Держа трубку на отлете, сказал: — Девушка! Это Юсупов. Давайте мне Ташкент. — Телефонистка ответила — связи нет.

Он взорвался было:

— Что у вас тут, понимаешь? Из-за снега все хозяйство кувырком! — Потом, сразу поостыв: — Ладно…

Повесил трубку.

— Садись, — сказал помощнику.

Сам прошел в боковую комнату с двумя кроватями у противоположных стен, с пустым графином на подносе на отдельном столике, с малиновыми, еще с осени пыльными гардинами рыхлого бархата на окне и наглухо заколоченной дверью на веранду.

На одной кровати спал неловко, на боку, поджав ноги, шофер.

Отодвинул гардину. Сквозь редкий снег светился неярко между двумя портретами на здании обкома забранный в желтенькую трассу мутно мигающих лампочек транспарант: «С Новым годом, товарищи!»

Он снял сапоги, китель, тихо, чтобы не разбудить шофера, лег на свободную кровать. Вытянул блаженно затекшие ноги, прикрыл глаза; через мгновение он спал.

За стеной не умолкали разговоры. Слышался звон посуды: накрывался праздничный стол. За окном, в реденьком кружащемся снегу, уходил из жизни поколения тысяча девятьсот тридцать девятый год.

6

БУДЕМ ВМЕСТЕ РАБОТАТЬ

Он редко прислушивался к рекомендациям со стороны, когда речь шла о подборе человека на должность. Люди, окружавшие Юсупова, знали об этом еще и потому, что всех их, без исключения, Юсупов отыскал сам. Без этих люден, непосредственных помощников, сотрудников ЦК, работников Совнаркома, проектных институтов, областных служб, Юсупов не мог бы осуществить ни собственных, ни поддержанных им замыслов. Главную роль, как всегда, играла партии в целом — 65 тысяч членов и кандидатов в члены ВКП(б), но очень многое зависело и от аппарата, от руководителей, от тех работников, которые не случайно называются ответственными. Они и отвечали Юсупову на вопросы порою самые неожиданные и зачастую в самое неожиданное время. Перед бюро ЦК — за свою отрасль, свой участок. Редко слышали похвалы. Чаще их — выражение было едва ли не узаконено — «гладили против шерсти», и слова: «Партийный билет положишь» — звучали для них отнюдь не досужей угрозой. Но они работали, не щадя себя, подчиняясь юсуповским задачам, не всегда безоговорочно, потому что бывали у первого секретаря ЦК указания и странные, зато его можно было переубедить; зато он не стыдился признать не только собственные ошибки, но и неосведомленность; умел вовремя «дать отбой», попросить извинения у подчиненного, будь то секретарь обкома или шофер. Зато он — все, все прибегают именно к этому сравнению — увлекал за собой всех, полный энергии и неукротимого порыва.

Некоторые из соратников Юсупова занимали до последнего времени большие посты в Ташкенте, в Москве. И все-таки все без исключения вспоминают годы работы рука об руку с Усманом Юсуповичем так, как вспоминают о молодости, хотя все они в ту пору были зрелыми людьми и по возрасту, и по жизненному опыту. Вот, к примеру, как складывались отношения Юсупова с одним из многих сподвижников — Р. М. Глуховым. Случаи выбран потому, что представляется типичным.

В начале лета 1939 года приехал из Таджикистана на прием к Юсупову Родион Михайлович Глухов, тридцатичетырехлетний человек с двадцатилетним производственным стажем. Начинал он слесарем в Красновосточных мастерских в Ташкенте. С восемнадцати лет в партии. В селении Сырдарья тряс кулаков, прятавших хлеб. В Чимбае, на Амударье, вылавливал бандитов. Создавал, как двадцатипятитысячник, первые колхозы в селах Солдатском и Майском. Был направлен на учебу в текстильный институт и одновременно продолжал работать в Средазбюро на нелегкой должности инструктора в группе обобщения. Получил назначение в Таджикистан. Там вырос до заместителя наркома пищевой промышленности, руководил строительством первых хлебозаводов, стал заместителем Председателя Совнаркома Таджикистана.

В этой должности и явился к Юсупову, которого до того видел лишь на заседаниях Средазбюро, но знаком с ним не был.

Разговор шел деловой — о долевом участии Таджикистана в строительстве Большого Ферганского канала. Начали его вдвоем с Юсуповым, а затем пришел Ахунбабаев. Условились, что Таджикистан начнет копать от Коканда в сторону Канибадама.

В самом начале Глухов столкнулся с трудной, проблемой: один из районов — Ашский — не получал ни единого куба воды из будущего канала; как убедить колхозников из этого района, чтоб они работали?

Глухов, еще чувствуя себя в Узбекистане кем-то наподобие гостя, который вправе рассчитывать на особое внимание, позвонил Юсупову, попросил совета. Юсупов, однако, никаких указании не дал, а явился лично, велел собрать колхозников из Ашского района и выступил перед ними.

— Ашцы, — сказал он, — помогите соседям, как испокон веку водится в наших краях, а после Ферганского канала мы начнем опять все вместе строить Северный, и у вас тоже будет вода. Это обещаю вам от имени партии я, Юсупов.

Прежде Глухов видел подобное лишь в фильмах, где после речи комиссара бойцы шли голой грудью на вражеские штыки. Отрезок от Бешарыка до Канибадама, славящегося, кстати, своим бесподобным урюком и претендующим не без основания на звание родины Ходжи Насреддина, — сплошной галечник. Его не копали, а прогрызали кирками и проложили за 20 дней. Счастливый и гордый, Глухов сообщил об этом Юсупову и услышал:

— Ты, оказывается, закончил, а мы нет. У нас на Головном трудно. Давай нам минимум тысяч десять, а?

И Глухов обратился к таджикам так же, как незадолго до этого Юсупов к ашским колхозникам. Он верил в высокую справедливость своих слов; он говорил от имени партии.