Помню, что я резко приказал Феликсу: «Заткни этой собаке глотку... Лай должен прекратиться!» Феликс посмотрел меня невидящим взглядом. Его и собаку окружили усталые бойцы. Он медленно вытащил из кармана веревку, окрутил ею шею щенка и стал его душить... Не знаю, сколько времени все это длилось, но нам всем оно показалось нескончаемо долгим... Мы оставили щенка лежащим на ветках...
К ночи мы дошли до пустой хижины. Там остановились на отдых. Быстро зарезали поросенка и сварили его. Один из бойцов нашел в хижине гитару. Кто-то запел песню.
Может быть, от того, что песня была сентиментальной или потому, что стояла ночь и мы все до смерти устали, но произошло вот что. Феликс, евший сидя на земле, выбросил кость. Ее ухватила и стала есть крутившаяся подле него кроткая хозяйская собачка. Феликс погладил ее по голове. Собака удивленно посмотрела на него, а он на меня. Мы оба почувствовали себя виноватыми. Все умолкли. Незаметно всех нас охватило волнение. На нас смотрел кроткими глазами другой собаки, глазами, в которых можно было прочитать упрек, убитый щенок...»[103].
К концу 1957 года военное положение повстанцев упрочилось. Они не только стали накапливать силы для сражений за пределами района Сьерра-Маэстры, но и укрепляли свой «тыл». И здесь снова проявились инициатива, смекалка и личный пример Гевары.
Вместе с Фиделем они организуют в горном местечке Минас-дель-Фрио военную школу для подготовки младших командиров во главе с армейским лейтенантом Лаферте, перешедшим на сторону повстанцев.
С помощью двух гаванских студентов Че начал составлять проект небольшой гидроэлектростанции и готовиться к изданию партизанской газеты на привезенном из города стареньком мимеографе. Вскоре были напечатаны первые номера уже упоминавшейся газеты «Эль Кубано либре». В заброшенной крестьянской хижине, дабы не служила мишенью для вражеской авиации, была сооружена небольшая хлебопекарня.
Для обеспечения потребностей повстанцев в патронных ящиках, вещевых мешках, одежде и обуви организовали мастерскую, где кустарным способом изготовлялись все эти вещи. Что касается вооружения, то получать его в равнинной части страны было особенно трудно из-за проблем доставки в географически изолированный район расположения партизан. А также, по словам Гевары, это объяснялось «ростом потребностей в нем со стороны городских революционных организаций, а также их нежеланием делиться с нами»[104].
Поэтому вдвойне важным событием для повстанцев стало открытие небольшой кузницы и оружейной мастерской. Сообщая об этом в своем дневнике, Че как всегда исключительно скромен:
«Хотя первые мастерские подобного типа были организованы в нашей колонне, фактически инициатива в этом деле исходила от Фиделя; позже в своей новой оперативной зоне (на равнине. — Ю.Г.) Рауль создает мастерские гораздо крупнее тех, которые имелись у нас...»[105].
Была налажена даже работа маленькой табачной фабрики, хотя производившиеся на ней сигареты, по признанию Гевары, «были очень низкого качества»[106]. Мясо партизаны доставали путем конфискации скота у предателей и крупных скотопромышленников; часть конфискованного скота безвозмездно отдавали неимущим крестьянам. Остальное продовольствие закупалось в местных лавках горных селений. В этом случае бойцам приходилось тащить груз на спине. «Единственным продуктом, почти всегда имевшимся у нас, — вспоминает Гевара, — был кофе (еще бы: кубинец говорит, если у него есть пять сентаво на чашечку кофе, то он уже решил проблему завтрака. — Ю.Г.). Временами у нас не хватало соли — продукта, необходимость которого полностью осознаешь, когда его нет»[107].
Большой радостью для всех повстанцев стали первые передачи упомянутого выше радиопередатчика. Правда, достигали они только одного крестьянского дома, стоявшего неподалеку от лагеря на высоком холме. Но позднее заработала мощная радиостанция «Радио ребельде» («Радио повстанцев» — по-русски. — Ю.Г.), вещавшая на огромную территорию от Сантьяго на востоке до Гаваны на западе. Голос его диктора, артистки Виолетты Касальс, хорошо знали в удаленных уголках острова (автор был знаком с этой очаровательной блондинкой с голубыми глазами, скорее походившей на эстонку, нежели на кубинку; служа в Народной милиции, она, как правило, ходила в униформе и с кобурой на боку).
Принимались меры к налаживанию медицинской службы в Повстанческой армии. Создаются первые полевые госпитали. Один из них, в Сьерра-Маэстре, работает под началом Гевары. Для него он выбрал труднодоступное место, чтобы гарантировать находившимся там раненым и больным сравнительную безопасность: этот участок не просматривался с воздуха. Медикаменты привозили из города. «Правда, — замечает Гевара, — не всегда в нужном количестве и не всегда то, что требовалось»[108].
Но наращивал свои силы и враг. Правительство продолжало увеличивать количество полков, направляемых для подавления партизан. Общая численность их солдат достигла 10 тысяч. Батистовцы решили дать «финальный», по их словам, бой в Сьерра-Маэстре, неподалеку от поселка Лас-Мерседес.
Во время этого сражения, которое продолжалось два дня, партизаны могли противопоставить большому количеству оружия 10-тысячной армии Батисты только 200 исправных винтовок. Соотношение сил было примерно 1 к 15 в пользу противника, вооруженного самолетами, танками и минометами. И хотя повстанцы были вынуждены оставить поселок, в течение последующих двух с половиной месяцев жестоких боев батистовская армия сломала себе хребет. Правда, она не была еще побеждена, и боевые действия продолжались. За указанный период в руки партизан попало 600 единиц различного оружия, в том числе один танк, 12 минометов, столько же тяжелых пулеметов, более 20 ручных пулеметов, в плен было взято 450 человек, которые позднее были переданы Красному Кресту[109].
Терпевшие поражения в Сьерра-Маэстре полиция и войска диктатора стали усиливать террор в городах страны. В Сантьяго полицейские убили в июле 1957 года соратника Фиделя Франка Паиса и его брата Хосуэ. Преданные Батисте войска жестоко подавили восстание моряков военно-морской базы в г. Сьенфуэгосе, беспощадно расправлялись батистовские спецслужбы с участниками подпольных организаций — «26 июля», Народно-социалистической партии и др.
Спустя почти десять лет после победы Фидель Кастро самокритично признает:
«Элементарная справедливость требует отметить: характер нашей борьбы и то, что она началась на Сьерра-Маэстре и что, в конечном счете, решающие бои вели партизанские силы, привели к тому, что в течение длительного периода почти все внимание, все признание... концентрировалось на партизанском движении в горах... это привело, в известной степени, к затушевыванию роли участников подпольного движения; роли и героизма тысяч молодых людей, отдавших жизнь и боровшихся в исключительно тяжелых условиях. Необходимо также указать и на тот факт, что в истории нашего революционного движения... не было вначале большой ясности о роли партизанского движения и роли подпольной борьбы. Даже многие революционеры считали,.. что не партизанское движение, а всеобщее восстание привело бы к свержению диктатуры... Лично мы ориентировались на победу партизанского движения, но если бы произошло так, что до того, как партизанское движение развилось в достаточной степени, чтобы нанести поражение армии, возникло бы сильное массовое движение и народное восстание победило в одном из городов, мы были готовы... немедленно оказать такому движению поддержку и принять в нем участие... В революционном процессе могли иметь место разные альтернативы и что просто следовало быть готовыми использовать любую из них»[110]. (Прим. авт.: Обратите внимание на эти, подчеркнутые мной слова, читатели. Они крайне важны для понимания мысли о том, что ни Фидель, ни его соратник Гевара не фетишизировали партизанскую войну как метод борьбы.)
