А от Блуа до Сен-Жермена далеко!

Тем не менее 5 января около часу дня Генрих III попросил ее принять последнее причастие. В комнату вошел королевский священник, которого она никогда раньше не видела.

— Как вас зовут? — спросила Екатерина.

— Жюльен де Сен-Жермен, мадам, — ответил тот.

— Я погибла! — закричала королева.

Полчаса спустя она отдала Богу душу. Рядом с ее изголовьем Генрих III перебирал свои четки с черепами вместо костяшек…

О том, что Екатерина Медичи спасла Францию, забыли сказать, когда сочиняли эту эпитафию:

Позднее, увидев ее могилу в Сен-Дени, Генрих IV патетически воскликнул: «Как же ей там хорошо!».

Маргарита еще могла уповать на то, что ее спасет вражда между последним Валуа и первым Бурбоном. Возможно, чтобы досадить наваррцу, Генрих III и выпустил бы Марго из ее орлиного гнезда. Однако два Генриха вскоре заключили союз. «Я обращаюсь к вам как француз, — писал король Наварры королю Франции. — Я прошу вас пожалеть государство… Все мы сделали немало зла и все мы достаточно настрадались. Столько лет мы были слепы, безрассудны и безжалостны. Не пора ли остановиться?.. В этот час я обращаюсь ко всем жителям этой страны, которые наблюдали за нашими безумствами. Я обращаюсь к нашему дворянству, нашему духовенству, жителям наших городов и нашему народу — я взываю ко всем. Рассудите, к чему мы идем, что станет с Францией, каким будет облик нашего государства, если не излечиться от этого недуга?..».

Генрих III согласился пожать руку, которую так благородно протянул ему муж Маргариты. Эта захватывающая сцена произошла 30 апреля 1589 года, и Пьер де л'Этуаль рассказал о ней так:

«Наконец, соединившись, они обнялись с чувством любви, даже со слезами, особенно король Наваррский. Из его глаз текли слезы, крупные, как горох».

Участь Маргариты это не изменило никоим образом. Она по-прежнему оставалась в тюрьме… которая, по правде говоря, таковой не являлась. Это тем более верно, что 28 апреля, за два дня до сцены, которую мы только что описали, маркиз де Канияк погиб при осаде Сент-Уина, сражаясь за дело Католической лиги.

С этого момента королева стала хозяйкой Юсона. Похоже, она смирилась со своим одиночеством, видя в нем, как уверяет один из очевидцев, «отраду и отдохновение духа» — в самом деле, настал момент, когда она больше ни от кого не зависела. Часовню привели в порядок, и каждое утро она посещала мессу. Принимала сеньоров из близлежащих поместий; теперь ее окружал настоящий двор. Здесь ставили комедии и частенько проходили концерты, на которых восхитительно пели девять молоденьких девушек. Она любила посвящать долгие часы своему туалету и натирать жасминовым маслом располневшее тело. Ее подруга, герцогиня д'Юзес, в письме Генриху III писала, что королева «проводит жизнь в воде. Белизна ее кожи напоминает лилии, она благоухает, как бальзам, однако при этом снова и снова чем-то натирает себя». Для ухода за своим телом Марго использовала добрую сотню рецептов, хотя это, по ее словам, стоило ей экземы и даже рожистого воспаления.

Она оставалась верна моде своей юности — длинным корсетам из полотна или жесткой ткани, которые хорошо обтягивали талию и подчеркивали ее пышную грудь. Чтобы как следует обозначить талию, служанка долго затягивала шнуровку. Под платье надевали вертюгаден — нижнюю юбку из сильно накрахмаленной канвы, расширенной в талии специальным валиком. Рукава у платьев по-прежнему огромные, что выгодно сочеталось с длинными корсажами. В память о своей молодости Марго часто пудрила волосы — в голубой, фиолетовый или розовый цвет.

Она стремилась сделать внутренние покои Юсона не столь мрачными, завешивая их коврами и переливающимися шелковыми тканями. Благодаря свояченице, королеве Елизавете Австрийской, доходы Марго были не так уж малы: вдова Карла IX отправляла ей половину своего содержания. Это позволило «пленнице» хорошо вооружить гарнизон Юсона и увеличить его численность. С вершины донжона постоянно обозревал окрестности дозорный, а в подвалах замка хранился запас провизии на два года осады. Этого, пожалуй, достаточно, тем более что вскоре из ее врагов в живых останется только один король.

Заканчивалась первая неделя августа 1589 года, когда до Маргариты дошла страшная весть. В понедельник 1 августа, в то время как два короля осаждали Париж, который удерживали сторонники Католической лиги, в комнату Генриха III в Сен-Клу препроводили монаха Жака Клемана. Небрежно одетый король только что выпил чашку бульона и восседал на стульчаке, богато отделанном и увенчанном балдахином. Низко поклонившись, монах попросил у короля аудиенции без свидетелей: он должен сообщить Его Величеству секретные сведения. Главный конюший Бельгард отошел на несколько шагов. Брат Маргариты наклонился к монаху… В этот миг монах выхватил из рукава нож и нанес Валуа сильный удар в низ живота.

— О, злой монах! Он убил меня! — выдохнул король, вырвав нож из раны.

В одиннадцать часов из Медона прискакал Генрих Наваррский, облаченный в защитную кирасу поверх полукамзола.

— Брат мой, — говорил король, целуя его, — я умираю в радости, потому что вижу вас подле себя. После того как Господь свершит надо мной свой суд, корона ваша…

Король умер в три часа утра во вторник 2 августа 1589 года. Династия Валуа угасла. Маргарита, королева Наваррская, стала легальной королевой Французской. Однако фактической властью она располагала только в своей нагоняющей ужас крепости Юсон.

Молодой уроженец Ажана Жозеф Скалиже говорил о Маргарите с воодушевлением: «Она свободна, знает, чего хочет, мужчин у нее столько, сколько сама пожелает…».

В 1589-м королеве было тридцать шесть лет, и ее все больше стали привлекать юноши. Путь молоденьких певцов из Юсона в часовню, где репетировал хор, частенько проходил через квадратное ложе их королевы. Особенно любила Марго проводить долгие часы с их учителем, хормейстером Клодом Франсуа. У этого сына жестянщика из Пюи был очень красивый голос, но голосом его таланты отнюдь не исчерпывались… словом, Маргарита увлеклась всерьез. Ее даже терзала ревность — как бы красавчик-певчий не нанес визит в апартаменты ее собственных фрейлин. Она самолично удостоверялась, не прячется ли ее кавалер в их комнатах. И, заставляя приподнимать кровати своих придворных дам, сама заглядывала под них. Как уточняет хронист, «совершенно голая вставала на четвереньки, чтобы не поцарапать себе ни плечи, ни ягодицы». Учитывая, что в то время тело Марго приобрело уже очень округлые формы, которые наверняка восхитили бы Рубенса, можно представить, сколь живописны были эти сцены! Замечали также, что она «ощупывает гобелены»: терзаясь ревностью, Маргарита воображала, что любовник скрылся при ее приближении.

Для него она сочинила стихи:

Летом она находила некоторое очарование в окружающей Юсон и Бельведер природе. Особенно привлекал ее вид на долину Лимань и видневшиеся вдали отроги хребта Мон-Дор.

Вместе с весьма посредственным поэтом, которого она здесь обнаружила, неким Антуаном Ла Пюжадом, Маргарита сочинила множество стихов. Их совместное творчество трудно признать удачным: иной раз это почти что галиматья.

Совсем другое дело ее «Мемуары», которые сама Маргарита скромно именовала «послеобеденным творчеством». Их стиль, конечно, местами нудноват, порой архаичен для современного читателя и даже неясен, однако текст полон красок, он свидетельствует о несомненном даровании Маргариты де Валуа и передает нам отблеск ее души. «Это произведение свидетельствует об изысканности и проницательности», — заметил Сент-Бёв. Благодаря своей наблюдательности Маргарита оставила прекрасные портреты современников. В «Мемуарах» историк может почерпнуть бесчисленные детали о жизни в этом обжигающем XVI веке и, в частности, о страшном и кровавом дворе Валуа.