Вечером был устроен торжественный прием в Тюильри. Целый час нимфы, олицетворявшие шестнадцать провинций Франции, танцевали и декламировали вирши Пьера Ронсара. А взоры присутствующих были прикованы к королеве Наваррской, «одетой в платье бледно-розового испанского бархата, богато изукрашенного блестками, и в колпаке того же бархата, искусно отделанном драгоценными каменьями и перьями. Этот наряд ей настолько шел, что с тех пор она стала надевать его довольно часто и позировала в нем для портрета: из всех ее портретов этот, несомненно, самый лучший…». Брантом влюблен в очаровательную Маргариту — кстати, ходили слухи, что он тоже был ее любовником.
Для Карла IX присутствие Анжу было невыносимо и он требовал его скорейшего отъезда в Польшу. Никаких отсрочек!
— Брат мой, если вы не уедете сами, именем моей любви к вам я заставлю вас уехать силой.
Генриху Анжуйскому пришлось подчиниться, но, опасаясь, как бы он не уклонился от цели, Карл решил сопровождать его до границы Лотарингии. Королева-мать, Маргарита и герцог Алансонский также отправились в путь.
От Жана д'Альбре, барона Миоссенса, жизнь которого она спасла утром после Варфоломеевской ночи, Маргарите стало известно, что гугеноты, решив отомстить за убитых товарищей, устроили широкий заговор с целью освободить Генриха Наваррского и Генриха де Конде при пересечении Шампани королевским кортежем. Молодая Наваррская королева вместе с Миоссенсом пришла к выводу, что предприятие это «гиблое», способное «навредить как им, так и государству». Именно поэтому она решила их выдать: «Я отправилась к королю и королеве, моей матери, и сказала, что должна сообщить им что-то очень важное, но что никогда, нравится это им или нет, не открою рта без обещания с их стороны, что тем, кого я назову, не будет сделано ничего плохого и что король и королева-матушка помогут исправить зло, не подавая виду, что они посвящены в суть дела».
Карл и Екатерина заверили, что так и будет сделано.
«Тогда, — продолжает Марго, — я им сказала, что мой брат и мой муж король должны были послезавтра присоединиться к гугенотским отрядам. Те настойчиво искали связи с ними после отречения от протестантского дела, на которое они согласились после смерти адмирала и которое нельзя им поставить в вину».
И она умоляла их простить. Екатерина согласилась на «торг», но, выведенная из себя, заставила обоих «мятежников» следовать дальше в ее карете, чтобы с этой минуты они были у нее перед глазами. Прибыв в Витри-ле-Франсуа, кортеж остановился: Карл IX слег. Герцог Алансонский, к которому уже стали обращаться «Месье» — титул герцога Анжуйского, — очень надеялся, что с отъездом старшего брата в Краков к нему перейдет и все оставшееся во Франции наследство нового короля Польши. Он уже видел себя главнокомандующим войсками королевства — в ожидании также и герцогства Анжуйского.
Но Карл IX резко отказал ему.
В Нанси Генрих «Польский» поймал на себе восторженный взгляд юной Луизы Лотарингской, кроткой и застенчивой дочери графа Водсмона. Биение сердца молодой девушки передалось новому королю — он попросил молиться за него.
И мы увидим дальше: они встретятся…
Наконец доехали до Бламона, что невдалеке от Луневилля. Прощаясь с Маргаритой, Генрих «Польский» напомнил ей о былых разговорах в парке замка Плесси-ле-Тур. Разве не говорил он тогда: «Боюсь, как бы мое отсутствие не пошло мне во вред»? Теперь он повторил те же самые слова и попросил сестру еще раз оказать ему услугу. Молодая королева обещала блюсти его интересы, как когда-то. «Он старался таким способом, — говорит Маргарита, — заставить меня забыть о дурных следствиях своей неблагодарности и восстановить нашу дружбу на таком же доверии, какое существовало между нами в те первые годы…».
Обливаясь слезами, Генрих обнял свою возлюбленную Марию Клевскую и подтвердил ей свое намерение добиваться у Рима аннулирования ее брака с принцем де Конце. Тогда она сделается королевой Польши, а потом и королевой Франции, ведь Карл уже совсем на ладан дышит…
Несколько мгновений спустя Екатерина, обнимая нового короля, предсказала ему:
— Прощайте, мой сын, вам не придется отсутствовать долго.
Глаза Маргариты — это заметил папский нунций во Франции кардинал Сальвиати, — когда она смотрела вслед любимому брату, были полны слез.
* * *
Маргарита вновь влюбилась без памяти, на сей раз ее избранником стал элегантный офицер из Прованса Гиацинт-Бонифас де Ла Моль, которому шел уже сорок четвертый год. (В XVI веке — грустная эпоха! — это был порог старости.) Он всегда надушен, у него на редкость изысканные манеры, а по красоте ног с ним не мог сравниться ни один мужчина двора. У него была странная привычка — впадая в гнев, он покусывал перья своей шляпы. Его заостренная бородка мягкостью своей напоминала шелк, а уж сколько побед на ниве любви одержал обладатель этих достоинств, — так просто не счесть. Он сильно надеялся завоевать принцессу де Конде, однако Анжу был начеку, так что к лету 1573 года, о котором идет наш рассказ, этой цели Ла Моль не достиг. Стоило только ему заметить, что Маргарита, вернувшаяся из Бламона, то и дело посматривает на него с улыбкой, как сейчас же воспламенился и он. Итак, спустя десять месяцев после свадьбы в жизни Маргариты начался страстный роман — это был один из самых бурных романов в ее судьбе — с вельможей, который, если верить Пьеру де л'Этуалю, «больше умел побеждать на полях Венеры, чем на полях Марса…». Он выстаивал по три, а то и четыре мессы в день, все остальное время отдавалось любви, «исходя из убежденности в том, что благочестиво выслушанная месса искупает все грехи и буйства, какие бы ни пришлось совершить». Сам король, знавший о новом увлечении сестры, не раз говаривал смеясь, что «тому, кто вознамерился бы составить реестр блудных похождений де Ла Моля, достаточно сосчитать количество посещенных им месс!..»
Карл IX даже устроил однажды заговор с намерением застукать этого сорокалетнего обольстителя на одной из лестниц Лувра, ведущих к покоям Марго. Но план провалился, так как Ла Моль, чтобы попасть к королеве Наваррской, избрал иной путь…
В свою очередь Ла Моль принимал участие в заговоре герцога Алансонского. Первая их цель состояла в том, чтобы приобщить Маргариту к делу «политиков». Герцог «употребляет всевозможные уловки и средства, лишь бы быть мне приятным, — пишет Маргарита, — и добиться такой же дружбы, какая у меня была с королем Карлом… Сочтя, что всей своей услужливостью, бесчисленными знаками покорности и любви он достаточно доказал свою привязанность ко мне, я решилась ответить ему взаимностью и принять участие в его делах».
Генрих Наваррский лишь посмеивался над мимолетными увлечениями своей супруги: сам он предпочитал ворковать у ног одной из самых соблазнительных фрейлин из «летучего эскадрона» Екатерины. Ее звали Шарлотта де Сов. Как утверждал один из современников, у нее были «длинные ножки и соблазнительная попка». Аппетит ее был поистине ненасытен, она удовлетворяла и Алансона, и де Гиза, и дю Гаста, и Ла Моля, и любовника герцогини Неверской итальянца Аннибала де Коконата, или Коконаса, чье имя при одном произношении вызывало смех. Заговорщики планировали побег Генриха Наваррского, де Конде и Алансона, избрав для них в качестве убежища Седан, тогда независимое княжество. Но Генриху изменила осторожность… в постели он доверил свои секреты Шарлотте де Сов. Она известила Екатерину. Екатерина предупредила Карла, который впал в буйный гнев, обычно заканчивавшийся припадками. Он настолько не владел собой, что опрокинул стол с криком:
— Арестовать их всех!
«Дело дошло до разбирательства в суде парламента,[20] — пишет Маргарита, — откуда к моему брату и моему мужу отрядили комиссаров, чтобы их выслушать. Не имея никого в Королевском совете, последний попросил меня письменно изложить его ответы, чтобы случайно не навлечь неприятности ни на себя, ни на других. Провидение Божье помогло мне составить защитную речь, которой он остался очень доволен, а комиссары пришли от нее в восторг». Генрих спасен, а вместе с ним и Алансон, который, в свою очередь, заверил брата и мать, что любит их и не намерен их покидать… Оба утверждали, что не нарадуются своей жизни в Лувре. Больше того, Генрих называл клеветой выдвинутое против него обвинение, будто бы он намеревался с оружием выступить против короля и что это он глава «политиков». Ла Моль и Коконат были осуждены на смерть, тем более что у любовника Марго нашли восковую статуэтку короля, пронзенного стрелой… После пыток и казни «их тела будут рассечены на четыре четверти», которые должны быть «подвешены к четырем виселицам перед главными воротами Парижа, а их головы выставлены на башне позора на Гревской площади».
