Большею частью были в бегах дворовые, прежде всего потому, что они подвергались наиболее сильным издевательствам со стороны помещиков, а кроме того, им, не имеющим никакой собственности, нечего было и терять.

«…Крестьяне, собираясь уходить от своих господ, предварительно так или иначе мстили им: или уносом пожитков, или огненным спалением хором, или открытым буйством, — пишет И. И. Дубасов. — Так, дворовая шацкой помещицы Свищевой Катерина Клеменова в день своего побега пришла к барыне и в ее присутствии «вцепилась в виски ее горничной-наушницы и учинила ей великое волосяное таскание. Покончивши с оторопевшею первою своею жертвою, воинственная баба такой же участи подвергла свою барыню и в суматохе скрылась неведомо куда».

В Шацком уезде преобладали черноземные плодородные почвы. Климат тоже благоприятствовал развитию сельского хозяйства. А между тем почти всюду — и у крестьян и у помещиков — царило трехполье, лугов было мало, скота держали недостаточно, а поэтому не хватало навоза для удобрения полей. Обработка земли и уход за посевами были такими же, как при дедах и прадедах. Недаром о Шацком уезде в Географическом словаре 1808 года писалось:

«Местоположение его ровное, материк большей частью чернозем с супесью. Сеют рожь, овес и гречу да в огородах конопли; пшеницу же и прочий хлеб весьма мало, и урожай бывает посредственный; рожь в хорошие годы сама-шеста родится. Пашут сохами, земли не двоят».

В Тамбовской губернии, которая входила в северную часть степной полосы, частым гостем была засуха. Никакой борьбы с ней не велось: леса безжалостно уничтожались помещиками, реки мелели, а трехполье и плохая обработка почвы сохой усугубляли пагубные последствия засух.

В последний год своего пребывания в училище Костычев начал помогать помещику Петрову вести хозяйственные дела: для этого, собственно, господа и учили Павла. Помещик мечтал улучшить хозяйство, стремился сделать его более доходным. В то время в расположенном недалеко от Шацка городе Лебедяни было организовано сельскохозяйственное общество, которое печатало «журналы» своих заседаний. Помещик Петров выписывал эти «журналы». Повидимому, первоначальные научно-агрономические знания Костычев получил при ознакомлении именно с трудами Лебедянского сельскохозяйственного общества. Большинство статей изложено было здесь простым языком, вполне доступным четырнадцати-пятнадцатилетнему грамотному мальчику. Кроме того, в этих статьях речь преимущественно велась о сельскохозяйственных работах, ему хорошо знакомых.

Уже в то время в агрономической литературе шли споры о том, когда лучше пахать под яровые — весной или осенью. Ответ на этот вопрос казался ясным: конечно, весной, перед севом. Все так делали: и мужики и помещики. Так повелось уже испокон веков. Но нашлись люди, которые решили, что пахать с осени лучше. В «журналах» Лебедянского сельскохозяйственного общества за 1855 год писалось: «Взмет с осени, под яровые хлеба, высеваемые рано, все более и более распространяется даже между крестьянами. Выгоды те, что осенью больше времени для этой работы, лошади сытее, и на осеннем взмете больше удерживается снега, следовательно, земля более напитывается и долее сохраняет влагу; чтобы весенние воды при таянии снега не сносили с бугровой пашни плодоносной земли, то… таковые места пашутся вдоль бугра, и не к низу».

Узнал Костычев и о том, что кое-где на полях сеются травы, делаются попытки заменить трехполье другим севооборотом. Юноша видел, что и крестьяне стремятся к улучшению своего хозяйства, но им мешает в этом полная зависимость от помещичьего произвола. Понравилась ему в «записках» Лебедянского сельскохозяйственного общества статья агронома А. Н. Шишкова, бывшего секретарем общества, «О нововведениях в сельском хозяйстве». Шишков писал: «Хотя сословие крестьян и далеко уступает помещикам в образовании, но, будучи так близки к земледельческому труду, они много способнее оценить полезное в новизне, чем многие из помещиков».

Из прочитанных книг, из личных наблюдений, из рассказов отца и крестьян Костычев почерпнул много нового, приобрел немалый для своего возраста сельскохозяйственный опыт. В пятнадцать лет он был уже «маленьким агрономом».

В «Положении» об уездных училищах был один пункт, который лишь случайно не был упразднен реакционными «реформаторами» народного образования вроде Буняковского. Пункт этот заключался в следующем: учителю арифметики и геометрии в старшем классе разрешалось проводить дополнительный курс алгебры для тех учеников, которые этого пожелают. Редко кто из педагогов вспоминал об этом своем праве, а многие о нем и не знали. Лишь Райкову хорошо были известны все пункты «Положения». Однако, несмотря на все его попытки, ему не удавалось уговорить учеников на дополнительные занятия. Купеческие сынки и их родители в большинстве случаев были твердо уверены, что в училище и так преподается бездна премудрости, а что такое алгебра, они и знать не хотели. Осенью 1859 года Райков решил снова попытаться заинтересовать учеников алгеброй. Испросив разрешения у штатного смотрителя, он отправился в класс и высказал ученикам свое предложение.

На этот раз все пошло по-другому: одна рука поднялась сразу — это была рука Костычева. Глядя на него, и другие ученики стали поднимать руки. С увлечением Райков начал преподавать алгебру, а Костычев с большим интересом изучать ее.

Это, казалось бы, небольшое событие привлекло к училищу внимание уездного общества: заговорили о Райкове и Костычеве, который был первым учеником.

В июне 1860 года Костычев вместе со своими товарищами держал выпускные экзамены. Сдал он их блестяще; в полученном свидетельстве было записано:

«Ученик Павел Андреев Костычев, сын помещичьего крестьянина, имеющий от роду 15 лет, обучался со 2 августа 1857 по 27 июня 1860 года в Шацком Уездном Училище и окончил в оном полный курс учения. Во время учения поведения был отличного. В преподаваемых предметах оказал успехи: 1) в Законе Божьем отличные; 2) в Русском языке отличные; 3) в Арифметике отличные; 4) в Геометрии отличные; 5) в Истории отличные; 6) в Географии отличные; 7) в Рисовании и Черчении отличные; 8) в Чистописания отличные; сверх того, слушал дополнительно курс Алгебры и оказал в оном успехи отличные, а потому имеет право на преимущества, предоставляемые… окончившим курс в Уездных Училищах»{Московский областной исторический архив, фонд 472, опись 2, связка 105, № 713, лист 3.}.

Но этими «преимуществами» Павел Костычев пока воспользоваться не мог. Хотя он и окончил курс первым учеником и с превосходным аттестатом, но оставался крепостным и всецело зависел от своего барина. Последний не мог уже продать Павла или сменять его на какую-нибудь вещь: не нашлось бы охотников, ибо слухи о скором освобождении крестьян становились все более настойчивыми. Помещик понимал, что ему придется расстаться с мечтой о «собственном», дешевом и послушном «ученом управителе». В начале 1861 года майор сам отпустил Павла «на волю» и даже дал согласие на поступление в Московскую земледельческую школу, откуда выходили уже настоящие, дипломированные «ученые управители». Помещик рассчитывал, что по окончании школы Павел все равно вынужден будет вернуться в Карнаухово и из чувства благодарности станет выколачивать доходы из крестьян для хозяина.

В августе 1861 года Костычев отправился в Москву, чтобы поступить в Земледельческую школу. Помещик снабдил его бумагой следующего содержания: