Алтунину ничего не надо. Ничего! Он тихо уйдет в отдел научной организации труда. С Карзановым работать интересно. А что касается пользы дела, то ее можно приносить на любом участке. Вероятно, там он будет даже полезнее и уж, во всяком случае, спокойнее душой: производственные конфликты перестанут, наконец, вторгаться в его личную жизнь.

В кузнечном цехе Алтунин свое дело сделал; недогрузки оборудования ликвидированы, об аритмии остались лишь неприятные воспоминания, успешно началось внедрение новой технологии. Доведет все до конца Скатерщиков. Он, наверное, истерзался неопределенностью своего положения: числится начальником цеха, которого в природе не существует. А в том цехе, что существует, место заместителя начальника занято Алтуниным, начальник то ли уйдет, то ли не уйдет на пенсию. Начальник болен, лежит в больнице. Может лежать там и месяц, и другой, и третий - куда ему торопиться? А потом, чего доброго, пожелает остаться на своем боевом посту, и Алтунина могут не отпустить в отдел научной организации труда. Что тогда?.. Неопределенность всегда мучительна.

Странное настроение завладело Алтуниным. Он вдруг почувствовал себя совершенно независимым ни от кого и ни от чего. Как много нравственных сил было затрачено им на перестройку работы цеха по-новому! А теперь, когда эта перестройка вчерне закончена, когда почти все организационные трудности остались позади, кажется, будто гора сама по себе сдвинулась с места, и ты тут ни при чем. Но она сдвинулась, черт возьми! И не важно, что о тебе не будут слагать легенды в объединенном кузнечном цехе. Дело ведь не в тебе как таковом. Ты просто первым подвернулся начальству под руку в нужную минуту. Умей же и отойти в сторону своевременно. Вглядись в перспективы, которые открываются перед тобой на новом месте, у Карзанова.

Конечно, так сразу отойти невозможно. Свербит душа. И те, кто поддерживал тебя в эти месяцы - начальники участков, технологи, кузнецы, вспомогательные рабочие, должны понять твой уход правильно. Ты не от них уходишь. Ты уходишь, чтобы опять явиться к ним, но уже в другом качестве. Может быть, в том качестве, какое позволит тебе делать для цеха, для завода гораздо больше, чем ты сделал до сих пор. И еще Петру на первых порах придется помогать без устали.

Странно ты живешь, Алтунин! У других все получается как-то легче, веселее. А ты всегда словно воз везешь. Почему так? Неужели и Лядов и Букреев живут точно так же? Или Ступаков? На директоре завода лежит такое бремя, а ведь незаметно, чтобы он надрывался. Живи спокойнее, Алтунин, будь хладнокровнее. Очень уж ты нетерпелив. А громадные дела только еще начинаются, только разворачиваются. Завтра сегодняшние твои хлопоты тебе самому покажутся не такими уж значительными. Только ощущение их необходимости как некой отправной точки не изгладится никогда.

И еще одно ощущение прочно завладело им: словно бы он духовно вырос за последние месяцы, обрел незнаемую раньше устойчивость. Или, как говорил оператор уникального гидропресса, бывший матрос Пчеляков, — "остойчивость".

И все-таки... Все-таки он никак не мог представить себе, что уйдет из цеха. Из своего цеха. Станет для него как бы посторонним. А уходить пора...

При одной мысли, что кузнечный цех перестанет быть его цехом, он испытывал острую боль. Было что-то глубоко неправильное в том, что он должен уйти. Что? Он не знал, но настроение полнейшей независимости сразу пропадало.

"Прощай, мои любимый!" - так мог бы сказать он цеху, и это не звучало бы смешно. Да, любимый. Здесь Алтунин вырос, окреп, здесь светлое начало его жизни, здесь работал его отец...

Алтунин водил по цеху Скатерщикова и давал настолько пространные наставления, что у того вытягивалось лицо.

- Ты случаем не топиться собрался?

- С чего взял?

- Очень уж подробно наставляешь меня, будто прощаешься.

- Хочу передать тебе цех еще до возвращения Самарина. Договаривайтесь тут с ним без меня.

- А сам куда?

Сергей раздражался:

- Я же говорил, в отдел НОТ. Карзанов торопит. Вакантная должность. Претендентов много. Кадровики на Карзанова наседают. Дальше ждать он не может... Быть замом у Карзанова ничуть не хуже, чем у Самарина. От тесного общения с Юрием Михайловичем я ведь тоже мог получить инфаркт. Хватит!.. И тебе пора определяться. А то сидишь, как на вокзале, — ни туда, ни сюда. Я ведь обещал тебе продвижение, вот и продвигайся. Мне здесь делать нечего: цехи, по сути, объединены, технологию свою я почти внедрил. Для меня важно было завести механизм. А тебе - следить, чтоб часы не отставали. По-приятельски могу посвятить в некоторые таинства управления: всегда ориентируйся на успех, а не на спасение от неудач, тогда все будет в порядке. Помни наставления институтских профессоров: руководитель не должен "нарушать равновесия" и портить психологический климат в коллективе. Учти и мой горький опыт: я и климат "портил" и "равновесие нарушал", за что и расплачиваюсь - приходится уходить из цеха. Ну, ничего: до пенсии осталось каких-нибудь тридцать лет, дотяну. Как поется в известной опере про научно-техническую интеллигенцию прошлых веков: "Люди гибнут за металл..." И еще: никогда не огорчайся, если тебе недодали по линии материального и морального поощрения.

Сергей наблюдал за выражением лица Скатерщикова, ждал ответных шуток, восторженных восклицаний, но Петр молчал. Лицо у него сделалось каким-то неприятным, словно бы озябшим.

- Думал, разыгрываешь, а теперь вижу, в самом деле навострил лыжи из цеха, — сказал наконец Скатерщиков упавшим голосом.

- Тебе не нравится?

- Нравится. Но все-таки не уходил бы ты до возвращения Самарина.

- Почему?

- У нас же был уговор: пока все не определится с Юрием Михайловичем, не уйдешь. Не справлюсь я. Разве не понимаешь? Одно дело было на Втором машиностроительном, а тут объединенный цех. Не потяну. Я ведь только хорохориться горазд. А сейчас стал соображать, какая глыба висит над начальником такого цеха. Хотелось бы пообвыкнуть. Ну хотя бы с полгодика. Куда тебе торопиться? Мне нужна стажировка. А тут все сразу: объединенный цех, большой заказ, твоя технология, с которой до сих пор не ладится. Доведи ты все до конца. Хотя бы с внедрением технологии.

- Ерунда. Справишься и без меня. За месяц такую технологию все равно не освоить. Нужно время и время... А я-то думал: обрадуется Скатерщиков! Почему не порадовать приятеля?

- Нет, нет, я категорически против! - вспылил Петр. — Смертный приговор себе подписывать не буду. Мне нужно в режим войти... Издергал ты меня, замотал. Я интерес к жизни терять начинаю. Ты убил во мне тягу к карьере.

- Это у тебя от переоценки ценностей. Пройдет.

- Ну вот что, Алтуня, откровенность за откровенность. Пока ты по ночам перед самаринским домом протаптываешь великий белый путь, я стою за углом дома и наблюдаю, не выкинешь ли какой-нибудь фортель. Я привык к этому: появилось свободное время, можно и за другом присмотреть. А останусь один - лишнего времени не будет. И натворишь ты массу глупостей.

Сергей побагровел от смущения.

- Я тебя в надсмотрщики не нанимал! - сказал он сердито, наступая Скатерщикову на носки ботинок. — Ты что, за идиота меня принимаешь?! Если замечу твой присмотр, поколочу. Так и знай!.. Благодетель выискался!

- Да ты и есть полоумный, — не стерпел Скатерщиков. — Все это замечают. Один ты не замечаешь.В отпуск тебе пора. Заработался. Подлечи нервы.

- Я без тебя знаю, куда мне пора.

- Нет, нет, из цеха ты не уйдешь. Я, как та старушка, на рельсы лягу, а не выпущу тебя. Опомнись! Ты затеял огромное дело, все перевернул, а теперь хочешь взвалить этакую тяжесть на меня? Чем я провинился? Неужели не понятно: твое дело еще не стало моим. Да и не со всем, что ты здесь натворил, я согласен. В эффективность твоей прогрессивной технологии, признаться, не очень верю. Ведь то, что делается пока на опытном агрегате - кустарщина. Детали-то небольшие! Ты мне дай крупную деталь повышенной точности. А не сделаешь этого, так все тихо и отомрет, не развившись. Знай: если уйдешь, все поверну на свой лад, и твоей технологии капут!