Слова попросил Клёников. Многие знали об отношении его к Алтунину и ждали: сейчас начальник участка в присущей ему резкой форме начнет "изобличать" заместителя начальника цеха, обвинять в самоуправстве и других смертных грехах. Ждал этого и Сергей - внутренне съежился, насторожился. Ему сделалось вдруг противно, хоть вставай и уходи...

Но Клёников обманул всеобщие ожидания. Он торжественно объявил, что коллектив его участка всецело приветствует начинания Алтунина и будет всячески их поддерживать. Клёников, оказывается, сам давно мечтал перевести формообразование деталей из механических цехов в кузнечный. Но мечта навсегда останется мечтой, если не найдется человек, который способен превратить ее в конкретную задачу. Хлопотливое это дело, однако начинать его пора. Нельзя откладывать! И мысль о слиянии цехов нравится Клёникову, И вообще выступление Алтунина открыло ему глаза на многое...

Сергей видел, как изменился в лице, багрово покраснел Юрий Михайлович. Для него, наверное, выступление Клённкова явилось еще большей неожиданностью, чем для Алтунина. На кого, на кого, а на Клённкова он мог рассчитывать всецело. А что получалось? Начальник лучшего участка, зная об отношении Самарина к алтунинским начинаниям, в безоговорочной форме публично поддержал Алтунина. Да еще от имени коллектива!.. Что за всем этим кроется? Клёников перестал бояться Самарина, поднялся над своими обидами и претензиями к Алтунину?.. Он же прекрасно знал, что Самарин собирается отменить все нововведения Сергея, оставить в цехе все по-старому. Тут бы Клёникову и встать на сторону Юрия Михайловича. А он не встал. И всем видом своим - строго официальным, деловым - старается подчеркнуть, что у него есть своя голова на плечах. Терять независимость он не собирается. Работать по старинке больше не хочет.

Остренький подбородок Клёникова был воинственно вздернут.

Константин Петрович Силантьев, так же как и Сергей, был председателем цеховой комиссии. Но вместо того чтобы отчитываться за работу своей комиссии, он тоже начал комментировать выступление Алтунина. Стоял у микрофона широкий, приземистый, вобрав круглую голову в плечи, только без всегдашней его деланно-благодушной улыбки, и говорил:

- Я тоже, как и товарищ Клёников, хочу сперва выразить мое отношение к тому, что предлагал здесь Сергей Павлович Алтунин. Внутрицеховых наших дел коснусь потом. Хотя получится, собственно, одно и то же, поскольку инструментальному цеху досталось от Алтунина больше всех...

Сергей заметил, как встрепенулся Самарин: старый друг, с которым Юрий Михайлович трудился рука об руку четверть века, расскажет сейчас о всех сложностях обстановки и в своем инструментальном и в самаринском кузнечном цехах. Им и без новой технологии, без всяких там слияний и объединений забот хватает. Если Серёньку не поставить на место здесь, на конференции, на него потом совсем управы не будет. Самому Юрию Михайловичу как-то неудобно выступать с критикой собственного заместителя, которого сам себе выбрал, а Силантьеву все удобно: этот найдет на ретивую лошадку и кнут и вожжи...

— Я поначалу был настроен против Алтунина и его реформ, — продолжал Силантьев. — Но постепенно пришел к выводу: молодой инженер удивительно быстро разобрался в том, над чем мы бьемся годами. Возьму лишь одну сторону его выступления. Мне нравится идея объединения некоторых цехов нашего завода и Второго машиностроительного. Особо приветствую объединение цехов инструментальных. Это, безусловно, снизит себестоимость инструмента. Сейчас, когда мы изготовляем его небольшими партиями, он обходится в пять раз дороже, чем покупной, изготовленный на специализированных инструментальных заводах. Думаю, что товарищ Пригожин разделяет это мое мнение - их карликовый инструментальный цех и вовсе разорителен для завода. Мы должны объединиться и в конечном итоге перейти на изготовление для обоих наших заводов только такого инструмента и такой оснастки, какие не поддаются стандартизации. А все остальное будем покупать. Так выгоднее.

И снова Алтунин не верил своим ушам: это же говорит Силантьев! Злобно-мелочный Константин Петрович... Да и не такой уж он мелочный! Умница. Перспективу видит, А Юрий Михайлович видеть ее не хочет.

Преданные друзья Юрия Михайловича словно сговорились против него. Почему все они так быстро "перевоспитались"?

Идет большой, серьезный обмен мнениями. Без нервозности, без взаимных упреков и обличений. Обсуждается план повышения эффективности производства.

Но под внешним, спокойствием бурлят страсти, кипят, бушуют. Здесь собрались люди, глубоко озабоченные положением заводских дел. Каждый предлагает то, без чего дальнейшее движение невозможно.

О чем тут спорить? Существуют объективные показатели эффективности производства в том или ином цехе. От них не уйдешь, не спрячешься. Обобщающий показатель - прибыль: разница между себестоимостью и выручкой. Как ни крутись, как ни выкручивайся, а придешь к тому же. Авторитетом тут не придавишь. И отмолчаться трудно.

Сергей исподтишка наблюдал за Юрием Михайловичем. Тот сидел не поднимая головы, мрачный, отчужденный. Ради чего страдает этот человек? Почему отказывается признать очевидные вещи? Ведь понимает же он, что состояние кузнечного производства не отвечает в полной мере современным требованиям!

Где она, твоя правда, Юрий Михайлович?..

С хмурого Самарина Сергей переводит взгляд на Пригожина и Скатерщикова.

Рослый и рыжий Пригожин, весь испятнанный веснушками, почему-то у всех вызывает чувство симпатии. Сергею он тоже нравится. Взгляды их встречаются, и главный инженер Второго машиностроительного дружески улыбается Алтунину как единомышленнику.

У Скатерщикова вид натянутый, грустный. Петенька, наверное, с тоской думал, что алтунинская затея с объединением цехов все-таки может увенчаться успехом, и тогда ему, Скатерщикову, придется пойти на понижение, смириться с должностью начальника участка. Их с Алтуниным все считают друзьями, но ни один заклятый недруг не наносил еще Скатерщикову столько морального и материального ущерба, как Алтунин.

Думалось, Скатерщиков попросит слова и постарается обосновать нецелесообразность объединения цехов. Но он, как и Самарин, замкнуто молчал. Молчал и Пригожин, еще до конференции исчерпавший свои аргументы в двух газетных статьях. Все и так знали: он - за!

Выступил секретарь парткома Букреев. Говорил он красиво, даже не без изящества, что как-то не вязалось с прежним мужиковатым обликом того Букреева, которого так хорошо знал Алтунин. Наверное, Сергей заблуждался в своем убеждении, будто хорошо знает Олега.

Секретарь парткома повел речь о нравственном прогрессе в развитом социалистическом обществе, о том, что этот прогресс становится одним из важнейших показателей всестороннего развития личности. Роль нравственных начал в жизни общества возрастает. В наше время значение административного регулирования взаимоотношений между людьми уменьшается, зато сфера морального воздействия расширяется и углубляется.

Он говорил также, что современный руководитель должен обладать универсальными познаниями. Обязан знать сильные и слабые стороны своего производства в целом, иначе не сможет эффективно управлять им. Социалистическое управление всегда и везде является управлением коллективами. И таким оно останется даже при самой развитой электронно-вычислительной технике.

- Вы как руководители, как активисты производства, — убежденно сказал Букреев, — не только управляете производством, вы формируете его каждый день, каждый час, и в то же время на примерах своей деятельности и с ее помощью воспитываете новую личность. Это почти незримая работа, но без нее не было бы нашего производства. Этой работой заняты мы все, а образцы ее показывает товарищ Алтунин...

- "Зачем Олег так? Это же нескромно", — мысленно упрекнул его Сергей. Смущенный и растерянный, он плохо слушал последующие выступления. Внимание напряглось только, когда послышался низкий голос Ступакова: