Клэр ретировался и больше не повторял своего визита.
Через несколько лет к Бессемеру явилась молодая женщина, назвавшаяся дочерью Мэшетта и с волнением просила оказать помощь: дом, в котором жила семья Мэшетта, должен быть продан за долги с торгов. Бессемер дал ей чек на 377 фунтов стерлингов (сумма долга). Это была милостыня, но сделанная конечно не без расчета. Лучше всего, чтобы Мэшетт молчал.
Но скоро в прессе началась кампания против бессемеровских патентов и одновременно с этим Бессемеру стороною дано было понять, что неплохо было бы наделить Мэшетта небольшой пенсией: «Я сначала возражал, а потом уступил. С моей стороны было сильное желание сделать его своим должником, нежели терпеть обратное, а эта выплата создавала и другие преимущества: пресса в то время жестоко нападала на мои патенты и не исключена была возможность, что если кого-нибудь из моих контрагентов убедят отказаться от уплаты мне премии, то остальные могут последовать его примеру и большие месячные платежи смогут прекратиться на все то время, пока будет длиться судебное разбирательство. Это в лучшем случае было бы большой неприятностью, а у меня не было ни времени, ни терпения годами вести бумажную войну с беззастенчивыми писаками. В надежде, что предоставление пенсии Мэшетту убережет меня от этих нападок, я и предложил уплачивать ему по 300 фунтов стерлингов в год, с целью прекратить это невыносимое зло, уничтожить которое я не имел никаких других средств. Ведь мы платили свыше 3 тысяч фунтов стерлингов в год всевозможных налогов, так что эти 300 фунтов были бы лишь небольшим дополнительным побором. До самой смерти Мэшетта, в 1891 году, ему было выплачено свыше 7 тысяч фунтов стерлингов».
Этот вопрос о пенсии Мэшетта возник в 1867 году, когда Бессемером, можно сказать, уже прочно были завоеваны все позиции. Лет пять до этого он несомненно чувствовал себя, да и был, гораздо слабее, и при некоторой энергии Мэшетта, он вряд ли отделался бы от него так легко.
Но Мэшетт был далеко не единственным изобретателем, с которым у Бессемера могли быть столкновения. Одно из них чуть было не приняло очень опасный для Бессемера оборот. Инцидент окончился сравнительно благополучно для него только благодаря его находчивости и смелости.
Рассказ Генри Бессемера об этом эпизоде может быть несколько прикрашен, но суть вполне правдоподобна.
Вечерний скорый поезд Лондон — Бирмингем только что отошел от Эустонского вокзала.
Пассажиров немного.
В купэ первого класса сидят трое: в углу у окна джентльмен лет пятидесяти, солидного вида с седеющими бакенбардами и с начинающей лысеть головой читает газету, изредка бросая недовольные взгляды на двух своих спутников. Это еще очень молодые люди, они о чем-то шумно и оживленно беседуют, прерывая разговор восклицаниями и взрывами смеха.
— Посмотрим, как-то запляшет тогда этот дьявол, Бессемер! — вдруг воскликнул один из собеседников.
Это восклицание очень поразило почтенного джентльмена и заставило его, не показывая вида, повнимательнее прислушаться к разговору.
Как странно, неужели это о нем самом говорят эти развеселившиеся юнцы, — ведь однофамильцев в Англии у Бессемера нет.
Сначала совершенно невозможно было понять, о чем же собственно идет речь, но скоро об этом можно было догадаться, по нескольким случайно оброненным словам и замечаниям: мелькнули упоминания о Южном Уэльсе, о каких-то больших заводах и рудниках. Наконец одна фраза вполне раскрыла смысл всего разговора: «Да, это замечательное дельце! Давид Чадвик сказал, что акции будут разобраны в два дня».
Дело повидимому шло об организации какого-то большого металлургического предприятия в Южном Уэльсе.
Но какое отношение имело все это к Бессемеру?
На одной из остановок, в Лейтоне молодые люди сошли.
Как молния Бессемера осенила мысль — ведь в Лейтоне жил директор лондонской конторы громадных заводов Эббв-Вэль в Уэльсе. Молодые люди должно быть были его сыновья, случайно разболтавшие большую тайну.
Все становилось ясным: на днях Эббв-Вэль должен был быть реорганизован в акционерное предприятие с многомиллионным капиталом. Давид Чадвик, известный финансовый агент, должен был провести эту реорганизацию.
Новость была далеко не из приятных, она действительно очень и очень касалась Бессемера.
Дело в том, что несколько лет назад, директор Эббв-Вэльских заводов, Пэрри, взял патент настолько близкий к бессемеровскому, что он отчасти представлял собой просто копию с последнего. Пэрри предлагал сначала пудлинговать фосфористый чугун, а потом переплавлять очищенное таким образом от фосфора железо в вагранке и полученный в результате этого чугун (в вагранке железо снова соединялось с углеродом) продувать в конверторе в сталь (патент от 18 сентября 1861 года). Способ нашел довольно широкое распространение в Южном Уэльсе.
В Эббв-Вэль было поставлено четыре конвертора. Там же переплавляли в вагранках концы рельс и другие отходы, полученные при прокатке. Содержание углерода в железе повышалось до двух процентов, а затем полученный металл продували в конверторе.
Вероятно новый Эббв-Вэль должен был заняться усиленной эксплоатацией этого патента и может быть за его ширмой просто вести бессемерование.
Бессемер таким образом оказался бы лицом к лицу против крупнейшего металлургического объединения (компания Эббв-Вэль владела несколькими очень большими металлургическими заводами), ведущего производство стали и железа в сущности по его способу, без уплаты ему хотя бы одного пенса премии.
Ехать в Бирмингем при таких обстоятельствах было незачем, надо было немедленно возвращаться в Лондон, где предстояло крайне неприятное дело.
С первым же встречным поездом Бессемер вернулся в Лондон. Проведя бессонную от волнения ночь, он обдумал план действий и на другой день в одиннадцать часов утра уже сидел в конторе Чадвика.
Тут Бессемер прямо заявил, что явился для того, чтобы переговорить относительно вновь образующейся Эббв-Вэльской компании.
Ошеломленный такой необычайной осведомленностью, агент не смог отрицать факта и ему пришлось выслушать «ультиматум» Бессемера.
Или откажитесь от всех, направленных против него, Бессемера, патентов и возьмите у него лицензию на выделку стали по его способу, или сегодня же будет подано заявление в суд о воспрепятствовании этой компании, или той, которая будет организована, пользоваться этими патентами.
Завтра же, на всех перекрестках Сити будут расклеены яркие объявления, на которых крупными буквами будет напечатано, что он, Бессемер, подал в суд протест против Эббв-Вэльской компании и далее, что он отказывается в выдаче ей лицензии. Такие же цветные плакаты будут установлены на нескольких десятках, специально нанятых для этого, извощичьих экипажах, которые и будут разъезжать целый день по самым людным улицам Сити.
Пусть тогда Чадвик попробует разместить в два дня на 2 миллиона фунтов стерлингов акций новой Эббв-Вэльской компании.
Пусть Чадвик все это расскажет своим клиентам.
Аргументы оказались настолько убедительными, что через два дня произошла встреча Бессемера с главными пайщиками Эббв-Вэльских заводов и состоялось полюбовное соглашение.
Оно, правда, стоило Бессемеру около 30 тысяч фунтов стерлингов, так как пришлось выкупить за 5 тысяч патент Пэрри и сделать скидку в 25 тысяч с предстоящих платежей премий за выделку стали по его способу, в качестве компенсации расходов по проведению опытов и за передачу ему имеющихся у Эббв-Вэльской компании, патентов.
Последним обстоятельством Бессемер был особенно доволен. У возможного и очень опасного противника выбивалось из рук оружие, которое в любую минуту могло быть направлено против него. Ведь эти патенты дамокловым мечом висели над изобретателем и в любой момент могли стать материалом для многолетней и крайне разорительной для него судебной процедуры.
Соглашение с Эббв-Вэль Бессемер рассматривал, как устранение последнего препятствия к распространению его способов, как в Старом так и в Новом Свете. Относительно последнего это не совсем так, как мы увидим дальше.
