– Эдвард, я могу быть много кем, но я уж точно НЕ ШУТНИЦА! – произнесла она прямо у меня за спиной, – Я уже заказала билеты на самолет во Флориду, …и двадцать четвертого декабря мы летим!

У меня отвисла челюсть.

– Почему ты делаешь это для меня, Виктория? – спросил я очень грустным, спокойным голосом, ища в ее взгляде хоть немного милосердия.

– Я НЕ шучу, ИДИОТ! – она ударила меня по руке, и я чуть не выронил все, что держал, – Ты давно не видел малышку, и на днях ты выглядел немного грустным, …ты классно делаешь свою работу, …сейчас ты ОЧЕНЬ хорош, …ты всему научился, …ты идеален. Это мой способ сказать: «Вот тебе маленькая косточка, …радуйся». Кроме того, мне нужно немного солнца. Здешний холод действительно старит меня.

Она тоже собиралась лететь, …я пребывал в таком шоке, что почти не осознавал, что это означает.

– Это не шутка, – заявил я, и она покачала головой, улыбаясь мне. – Клянешься?

– Клянусь, – он подняла голову.

– Виктория…, – я почувствовал слезы на глазах и совершенно потерял способность говорить, …я мог только сдавленно кашлять, – Правда?

– Правда, – она положила руки мне на плечи, – Ты был действительно хорошим мальчиком, сладкий. Веселого Рождества!

Я выронил все, что держал в руках и обнял ее, покрывая ее лицо поцелуями и пряча глаза от других мамочек, которые смотрели на наши развратные действия в отделе кукол Барби. Но мне было все равно. Я страстно целовал ее с языком и сжимал ее задницу обеими руками, …говоря ей тем самым: «Я люблю тебя».

Я послал Кэти все подарки и позвонил ей на следующий день, чтобы рассказать, что мы вместе проведем сочельник. Она плакала и была так взволнована, что кричала и прыгала на месте. Следующие несколько недель я пребывал на седьмом небе от счастья. Я никогда так хорошо не танцевал, … и не улыбался стольким женщинам, пока они ласкали меня, как в тот месяц.

Двадцать четвертого декабря мои сумки были собраны. Я даже купил солнцезащитный крем и купальные костюмы для нас с Викторией. Врач только что дал разрешение Кэти плавать в хлорированном бассейне, так что я не мог дождаться, пока увижу, как она плавает. Мы приехали в аэропорт и встали в очередь на регистрацию, когда это случилось.

Я стоял в очереди за Викторией, чуть не подпрыгивая от нетерпения, когда она посмотрела на меня и сказала:

– Ты выглядишь счастливым.

– ТАК И ЕСТЬ, – я улыбнулся словно идиот.

– Я заметила, что ты никогда не выглядишь таким счастливым, когда собираешься ехать куда-нибудь только со мной, – заявила она.

– Я люблю ездить с собой, Виктория, – я наклонился к ней, понимая, что ней необходимо немного внимания, – И я ЛЮБЛЮ кончать с тобой тоже…

Я улыбнулся и поцеловал ее, хватая ее длинные густые волосы в кулак, и остальные люди в очереди вздохнули от зависти. Одна женщина позади Виктории выглядела так, словно она целуется вместе с нами, …ее губы смыкались и размыкались, пока она таращилась на меня.

Когда мои глаза открылись, и я посмотрел прямо на нее, …она чуть не умерла, побагровев, и спрятала лицо за волосами, говоря своим трем дочерям-подросткам заниматься своими делами и делая вид, что смотрит в другую сторону.

Я, не осознавая этого, даже улыбнулся ей, когда отпустил Викторию, и мы продвинулись немного дальше в очереди. Я не мог в это поверить! Я не мог поверить, что через пару часов я буду обнимать свою дочь,… и что в этом года я увижу, как она открывает подарки! Это напоминало выигрыш миллиарда долларов! Только лучше.

Виктория повернулась ко мне снова, когда очередь снова остановилась, и покосилась на меня.

– Мне это не нравится, – она оглядела меня, – Ты ведешь себя слишком возбужденно. Что-нибудь случится.

– Что? – спросил я, – Я увижусь с дочерью впервые за два года! Мне нельзя радоваться по этому поводу?

– Я знала, что это ошибка, – она нахмурилась, – Люди говорили мне, но я сказала, что Эдвард не сделает ничего, чтобы причинить мне боль, …и я действительно верила в это!

– О чем ты говоришь? – спросил я, совершенно не понимая, о чем она.

– Те люди, что заботятся о малышке…, – сказала Виктория, – Они попытаются не дать тебе уехать, как только мы окажемся там, …они попытаются сделать что-нибудь, чтобы забрать тебя у меня. Таков твой план, да? Копы уже, вероятно, ждут, когда мы войдем в дом!

– Виктория, ты говоришь ерунду! – я взял ее за руки и попытался успокоить, – Никто не собирается ничего делать с тобой, я обещаю! Я не позволю им! Я люблю тебя, ты же знаешь.

И я действительно говорил то, что думал в тот момент. Я был тупой задницей. Мне, блять, слишком сильно промыли мозги.

– Нет, – она покачала головой, – Нет, это не правильно. Мы не можем этого сделать. Мы не полетим.

Она произнесла эти слова, и на последнем слоге меня словно выключили из розетки. Мои глаза лишь расширились, пока я стоял там, застыв на месте, … а она нагнулась, чтобы пролезть под разделительными ремнями, выбираясь из очереди, …и забирая с собой чемодан!

– Виктория, ПОДОЖДИ! – я бросился под тот же разделительный ремень и быстро последовал за ней, волоча за собой чемодан; мои глаза уже были полны слез. – Ты обещала! Это же была ТВОЯ идея!

– Я знаю, но я передумала…, – она зацокала каблуками по полу, быстро направляясь вперед, – Прости.

– Простить? – наконец, я ринулся за ней и потянул ее за руки, останавливая и заставляя взглянуть на меня, – К ЗАДНИЦЕ пришей свои извинения! Мы ЛЕТИМ! Я сказал Кэти, что еду! Она ждет меня! Ты не можешь СЕЙЧАС просто ПЕРЕДУМАТЬ!

– Я могу делать любую ХУЙНЮ, какую захочу! – выкрикнул она мне в лицо, – ТЫ ПРИНАДЛЕЖИШЬ МНЕ! А сейчас иди за мной в машину, СУКА!

Она потянула свою руку, показывая жестом держаться рядом с ней.

– Мило, – сказал я, – Для тебя так важно, чтобы я слушался каждого твоего слова. НЕТ!

И она выдернула свою руку из моей, и продолжила идти, …а я не пошел за ней. Мои глаза были полны слез и мои ноги начали дрожать, …она действительно никуда не собиралась. И я не летел! Мое сердце, которое было таким живым и счастливым несколько секунд назад, сейчас было мертвым, словно камень, …за исключением того, что я чувствовал боль, которая калечила меня.

Виктория прошла пару футов, остановилась и повернулась ко мне, …ее глаза были полны ненависти и метали в меня смертоносные взгляды.

– Я сказала – идем, сука! – она бросила на меня свирепый взгляд.

Я, молча, качнул пару раз головой, и одна слеза выкатилась из моего глаза, когда ко мне вернулся голос.

– Нет, – я чуть не хныкал, – Нет, я не пойду с тобой. Я обещал, что мы приедем! Ты позволила мне сказать дочери, что я еду! Я СОБИРАЮСЬ увидеть ее! Дай мой билет, и я полечу один!

– Ты так плохо ведешь себя сейчас, Эдвард, ты ведь знаешь это? – спросила она, – Ты только что сказал мне «НЕТ»… дважды!

– Мне все равно…, – в этот момент я плакал больше от злости, чем от обиды, – Я не дам моей дочери расстроиться! Не на Рождество! Разве недостаточно того, что я не могу даже видеть ее? Но сейчас ты делаешь ЭТО! Это охуенно жестоко, Виктория. Если ты хочешь причинить мне боль, хорошо, причини ее МНЕ, …но не поступай так с моей дочерью. Я лечу!

Я развернулся и поволок за собой чемодан к очереди, в которой мы стояли. Сейчас в ней никого не было, …и я начал проходить вдоль разделительных ремней, а Виктория осталась снаружи и спросила меня:

– Ты летишь? С чем? У тебя нет кредитки, нет наличных, у тебя нет НИЧЕГО! И даже если ты собрался лететь, то удачных тебе поисков рейса СЕЙЧАС, в сочельник!

– Увидимся, Виктория! – я проигнорировал ее слова, – Веселого Рождества!

– Ооо…, – судя по голосу, Виктория было очень зла, – Ты собираешься играть в эту маленькую игру, сука? Ты собираешься продемонстрировать мне свой тестостерон? Окей, …я поиграю с тобой.

Я подошел к менеджеру по продаже билетов и она улыбнулась мне, …немного шире, чем того требовали приличия, …но я просто спросил у нее:

– Сколько стоит билет на рейс до Флориды?