С приходом Реформации такое произойти уже не могло. Городской совет запретил одиноким женщинам самим вести хозяйство по той причине, что жить в одиночестве «захотят лишь праздные и распутные».[145]

Казалось бы, разве не является выпекание хлеба вполне невинным женским занятием? Однако городской совет зорко следил, чтобы «женщины и не принадлежащие к числу вольных горожан» не смели печь хлеб и потом продавать его, что было бы нарушением привилегий корпорации пекарей. Тем не менее у женщин еще оставалось ремесло пивовара, законное, но не обеспечивающее принадлежности к какой-либо корпорации. Им чаще всего как раз и занимались женщины, поскольку пиво можно было варить и дома, и совмещать это ремесло с домоводством. Пиво пользовалось в городе большим спросом, поскольку Эдинбург, благодаря своей топографии, всегда испытывал нехватку воды. А пиво можно было пить, не опасаясь расстроить желудок. Таким образом в Эдинбурге сложилась традиция, согласно которой трактирщицами обычно были женщины. Варили они не только пиво. В 1557 году бальи приказал Бесси Кэмпбелл прекратить гнать виски и даже распорядился продавать его «только в базарные дни» (то есть, запрет был не очень строгим).[146]

После 1560 года началась и борьба с пьянством. Громогласно, по своему обыкновению, городской совет возвестил, что «безнравственность женщин-трактирщиц этого города привела к великому распутству в нем, так, что, кажется, в каждой таверне имеется по борделю». Двадцать лет спустя совет все еще продолжал возмущаться «грязными грехами блудодейства, пьянства и всевозможного осквернения, которые ежедневно умножаются из-за огромного количества женщин-трактирщиц, кои соблазняют юношей и вовлекают их в эту грязь». Только прочитав полностью подзаконный акт, запрещающий женщинам содержать таверны, мы понимаем, что этот запрет касался тех из них, кто не был женой или вдовой вольного горожанина. Забота об экономических привилегиях здесь пытается прикинуться заботой о нравственности. Однако с развитием пивоварения варить пиво дома, занимаясь этим одновременно с ведением хозяйства, стало невозможно, и это ремесло, какое-то время считавшееся женским, перестало быть таковым. В 1596 году городской совет начал утверждать прямо противоположное тому, что говорил ранее, и выказал озабоченность упадком, в который пришло пивоварение. Для восстановления индустрии было создано общество пивоваров — теперь уже мужское. Возможно, никакой другой процесс не сыграл такой роли в экономическом угнетении женщин Эдинбурга.[147]

Вообще, начиная с противостояния Нокса и Марии Стюарт, и Эдинбург, и нация в целом, казалось, ударились в мизогинию. Самые уродливые формы она приобрела во время охоты на ведьм. Мужчины-колдуны также пострадали, однако большинство осужденных за ведовство, которое реформисты спешно сделали преступлением, требующим смертной казни, все же составляли женщины. Борьба с ведовством была совершенно нехарактерна для прежней Шотландии. Ведьмы там водились и раньше — некоторые сами считали себя таковыми, некоторых ведьмами считали другие, — но преследовали и казнили их редко. Для средневекового шотландца, все еще остававшегося наполовину язычником, мир был полон добрых и злых сущностей, от святых до эльфов. Любая попытка избавиться от кого-либо из них представлялась и опасной, и бесполезной. Гораздо надежнее задабривать этих сущностей небольшими подарками на ночь или чем-то вроде этого. До Реформации казнили всего несколько ведьм; после заключения Союза с Англией казни быстро сошли на нет. Однако между 1560 и 1707 годами сотни шотландских женщин встретили ужасную смерть на костре, поскольку их сочли ведьмами.

Странным образом вера в существование ведьм явилась чертой не древней, но современной Шотландии. То же происходило и по всей Европе. Кальвин настаивал: «Библия учит нас, что ведьмы существуют и что их должно истребить. Бог прямо повелевает, чтобы все ведьмы и чародейки были умерщвлены, а закон Бога — всеобщий закон». В Эдинбурге парламент поддерживал мнение церкви, которая буквально понимала моисеев завет: «Не позволяй жить ведьме».[148] Похоже, в то время шотландские поклонники политической корректности считали, что обязаны с корнем вырвать ведовство, подобно тому как современные шотландские поклонники политкорректности считают, что обязаны с корнем вырвать расизм; представляло ли собой когда-либо одно или второе в Шотландии серьезную проблему — другой вопрос. Однако в XVI веке подобное отталкивающее фарисейство легко превращалось в нечто еще более мрачное и жестокое, в иррациональную истерию, смешанную с извращенным сладострастием. И это явление также внесло свой вклад в жизнь Эдинбурга.

Рыба начала гнить с головы. Король Яков VI лично спровоцировал великую охоту на ведьм в 1597 году. История началась в Северном Берике, расположенном немного южнее столицы. Король задался вопросом, почему во время его последнего путешествия по Северному морю за невестой, Анной Датской, море было таким неспокойным. Он заподозрил, что шторм был делом рук ведьм, с которыми сговорился его дальний родственник Фрэнсис Стюарт, пятый граф Босуэлл, племянник последнего супруга Марии Стюарт. Когда король услыхал о том, что в Северном Берике разоблачена группа ведьм, он чуть не лишился чувств от восторга. На допросах ведьмы сознались, что замарали себя исполнением всевозможных отвратительных ритуалов. Что было ближе к сути дела, они описали, как дьявол (или Босуэлл — по документам это было почти одно и то же) приказал им изготовить восковую куклу короля и пропеть над ней следующее заклинание: «Это Джейми Шестой, да одержит над ним верх благородный человек». После этого дьявол «принялся страшно бранить короля Шотландии… говоря, что король — его величайший враг на этом свете». Ведьмам было приказано выкапывать из земли покойников, разрывать их на части, привязывать получившиеся куски к кошкам и все вместе бросать в море: это должно было вызвать шторм, который потопил бы королевский корабль.[149]

Яков VI был весьма польщен столь пристальным вниманием самого дьявола. Он глубоко и всесторонне изучил методы врага и опубликовал результаты своих исследований, сколь подробные, столь и фантастические, в трактате «Демонология» (1597). Там, помимо прочего, он писал, что ведьм на свете больше, чем ведунов, потому что женщины морально нестойки в большей мере, нежели мужчины. Дьявол, соблазнивший Еву в раю, всегда с тех самых пор чувствовал себя «уютнее именно с этим полом». Со временем эта идея стала общим местом. Будучи, подобно своим предкам, поэтом, король написал «Сатиру на женщин», которая заканчивалась так:

Яков VI исполнил свой королевский и супружеский долг с холодной Анной Датской, но в дальнейшем никакого интереса к противоположному полу не проявлял. Он воспитывался, лишенный тепла материнской любви, под надзором сурового пресвитерианского гуманиста Джорджа Бьюкенена. Идеология второго этапа Реформации велела не упускать возможности лишний раз побить или выбранить ребенка за то, что тот был маменькиным сынком. Бедный мальчик, вздрагивавший при приближении наставника, искал утешения у других юношей. Первым из его фаворитов стал дальний родственник, красивый и обходительный Эсме Стюарт Д’Обиньи, воспитанный во Франции и бывший полной противоположностью отвратительным пресвитерианам (хотя по приезде в Шотландию он, по настоянию короля, обратился в истинную веру и стал пресвитерианином — впрочем, вовсе не отвратительным). К 1582 году Яков и Эсме уже позволяли себе объятия и поцелуи на публике, и суровые шотландцы заставили их расстаться, а француза выслали домой навсегда. Безутешный король написал стихотворение, посвященное горестной утрате и обращенное к Фениксу.