Ружье оглушительно грохнуло и в резкой отдаче едва не разбило Жоржу плечо. Человек мгновенно скрылся. Перед тем как помчаться в глубину сада, Жорж успел заметить на стене дома небольшую белую выбоину, из которой шел дымок и сыпалась пыль; еще миг назад именно в этом месте находилась голова человека в коричневом пальто. У него вырвался довольный смешок, он взбодрился и почувствовал себя настоящим крутым парнем.

Он вскарабкался на невысокую каменную ограду, ставя ноги на ржавую арматуру курятника, спрыгнул в соседний сад и так же легко перемахнул через следующую невысокую стенку. За ней проходила дорога, потом какой-то двор, еще один двор и опять сады, разделенные похожими барьерами, которые он одолевал с той же легкостью, закинув ружье за спину и слыша за спиной постепенно затихавшие крики и свистки. Таким манером он пересек десятка два огородов или садов, пробегая иногда мимо окон домиков, прямо на глазах заспанных семейств, сидевших в тени больших кофеварок; он мчался так быстро, что люди не успевали всполошиться: видно, считали его последней тенью своих недавних ночных сновидений.

Наконец Жорж замедлил бег и остановился на беспризорном клочке земли, заросшем сорняками и одичавшим кустарником. Он рухнул в траву, не обращая внимания на колючки. Его мучили одышка и усталость, потом заболели ноги и правое плечо. Очень хотелось поспать.

Над ним медленно проплывали облака. Жорж чувствовал себя бесконечно, безнадежно одиноким. Он даже не пытался осознать, что произошло в доме Фернана, зачем он пустился в бега. Теперь ему казалось, что можно отрешиться от всего на свете только бегством, непрерывным бегством, по крайней мере в настоящий момент, а уж потом осмысливать ситуацию. Но сперва нужно было найти машину, а для этого требовалось встать, сориентироваться в пространстве и запрятать ружье в здешних зарослях папоротника.

Он подошел к ограде, мимо которой только что проехали две машины — одна, а за ней спустя какое-то время вторая. Стена была такая же низкая, как те, оставшиеся позади; на нее ничего не стоило взобраться, но Жоржу этот подъем дался с большим трудом. Сначала он выглянул из-за нее и внимательно изучил местность, вцепившись обеими руками в каменный бортик. В таком виде он очень напоминал маленького, схематически изображенного человечка, иллюстрирующего надпись «Kiltroy was here»[39]. Ему понадобилось немало времени, чтобы сообразить, что он находится в двух кварталах от гаража Пеллегрена. Решительно, ему сказочно везло. Однако у Жоржа даже не было сил радоваться, слишком уж он устал. И в свою удачу он пока не очень-то верил.

Человек в синем комбинезоне еще издали заприметил подходившего Жоржа из глубины своего логова. Он стоял у верстака, надвинув на глаза козырек с большим черным стеклом, уподоблявшим его циклопу, и что-то сваривал, выпуская из-под рук снопы ослепительных искр.

— Вы меня помните? — спросил Жорж. — Я синий «Фольксваген».

Пеллегрен сдвинул козырек на лоб и энергично высморкал одну ноздрю, как будто там скрывалась информация о «Фольксвагене». Затем он покачал головой, и его уклончивый взгляд заметно помрачнел, едва Жорж поинтересовался, как дела со скрежетом в его машине, — ну, помните, там сзади что-то скрежетало?

— Не успел, — коротко ответил специалист.

Потом все-таки добавил, что машину он осматривал. Да, верно, там что-то скрежетало. Может, это серьезно, а может, наоборот, пустяки. Надо бы глянуть еще разок, он этим займется в понедельник на следующей неделе. Жорж вздохнул и поискал глазами свой автомобиль; тот сиротливо приткнулся, вместе с другими такими же бедолагами, слепыми и выпотрошенными, к грязной земляной стенке. Жорж давненько не видел свою машину и теперь глядел на нее нежно, взволнованно и ободряюще, как смотрят на близкого человека, угодившего в больницу. Почему-то ему пришло на ум, что этот автомобиль слегка похож на его деда, по крайней мере спереди: было что-то такое в линиях лобового стекла, там, где оно сходилось с крышей, трудно даже объяснить.

— Что это может быть в худшем случае? — спросил он.

— Пара, — глухо ответил Пеллегрен.

— Пара? — переспросил Жорж.

— Пара, — упрямо повторил человек в синем комбинезоне.

— Видите ли, — проникновенно сказал Жорж, — это слово «пара» мне мало что говорит.

— Ну подвеска, если вам так понятней. То, на чем машина ходит, ясно? — уточнил он, с жалостью глядя на Жоржа.

— Ясно, — солгал тот. — И во что же примерно это может обойтись?

— Прямо сейчас пятьсот штук[40], — твердо заявил механик. — Пара стоит пятьсот штук, и оплата на месте.

Жорж вздрогнул и обратил к человеку в синем детский, доверчивый взгляд, как будто не верил, что тот мог сказать такую ужасную вещь, а если сказал, то был просто обязан сразу же смягчить это устрашающее заявление каким-нибудь волшебным словом, каким-нибудь знаком своего титанического благоволения. Но увы…

— Понимаете, мне срочно нужна машина, — беспомощно залепетал он. — Очень нужна. У вас не найдется, к примеру, «204»-я, как в прошлый раз?

— Нет.

— Ничего такого, что я мог бы недорого купить, пусть даже старая, лишь бы ходила?

При этой кощунственной гипотезе инквизиторский взор Пеллегрена оледенел, и Жорж решил, что все пропало. Однако механик повернулся и безнадежным жестом указал ему на нечто в глубине мастерской.

— Вот разве только это, — скорбно сказал он.

«Это» представляло собой серовато-зеленый четырехдверный «Опель Кадет», причем обе левые двери были яркого изумрудного цвета. Корпус был испещрен царапинами и пятнами ржавчины, крыша заляпана шлепками птичьего помета, а внутри все пропахло кошками и кошачьей мочой — впрочем, обнаружился там и живой кот, тощий, трехцветной масти, который выскочил из-под сиденья и с истошным мяуканьем порскнул прочь; его отступление ускорил еще и пинок Пеллегрена. Механик носил высокие армейские ботинки цвета беж, из толстой, дважды продубленной коровьей кожи, «фермерского» кроя, то есть без заднего шва, с железными подковками, двойными кожаными стельками, супермягким подъемом, двойной строчкой вокруг шнуровки и шипованными подошвами. Кроме того, он стягивал свой синий комбинезон широким ремнем с железными заклепками. Он смотрел на Жоржа. Жорж смотрел на «Опель».

В числе владельцев «Опеля» был, видимо, дантист, так как на полу машины валялось множество человеческих зубов, хрустевших под ногами, как фальшивые жемчужины. Под давлением Пеллегрена Жорж был вынужден признать, что на приборной доске имеется полный комплект нужных кнопок и что отсутствует только пепельница, вместо которой изнутри торчали какие-то красные, синие и зеленые проводки. Также ему пришлось констатировать наличие всех необходимых деталей мотора; электропроводка и ручка скоростей вроде были на месте, сиденья — когда с них сняли загаженные чехлы, — выглядели вполне прилично, а при взгляде на заднее стекло возникало предположение, что «Опель» вообще неподвластен разрушительному времени.

Человек в комбинезоне включил мотор и выкрикнул цифру сквозь чудовищное тарахтение клапанов, звучавшее так, словно в мастерскую залетел реактивный самолет. Жорж прокричал в ответ, что это слишком дорого, тыча пальцем в сторону недостающей пепельницы, разболтанного капота и грохочущего мотора. Пеллегрен прокричал ту же цифру, как будто не услышал возражений или, скорее, как будто это Жорж не услышал цену в первый раз; он мрачно, без улыбки, глядел на Жоржа, тряс головой, до предела выжимал ручку газа, отчего шум стал совсем уж диким, и торопил с ответом; в конце концов Жорж вытащил из кармана чековую книжку и помахал ею, главным образом для того, чтобы Пеллегрен, Христа ради, выключил мотор.

При торможении «Опель» слегка заносило влево, но в остальном он шел почти нормально и шумел не так уж страшно. Жорж вернулся в Париж через Порт де Шуази и поехал по бульвару, названному в честь маршала Даву, к северу.