Латы были куда красивее, и Крайцар раздобыл их сам, с какой-то могилы. Это был чуть выгнутый тонкий лист бронзы с двумя дырочками по краям — следами гвоздей, которыми он некогда был приколочен к кресту в изголовье почившего. Крайцар протянул в них веревочку и привязал латы себе к груди. На них даже надпись была, она почти совсем не стерлась: «Здесь покоится Амалия Молнар».

Итак, Кати протянула Крайцару шлем и латы. Рыжий занял место возле пушки — ему все же удалось каким-то образом отвинтить лампу — и ждал только знака от Крайцара. Но никакого знака не последовало. Шлем Крайцар, правда, надел, но латы подвязывать не стал. Он был мрачен.

— Что с тобой? — сочувственно спросила Кати.

— Будет мне дома взбучка. — И на вопросительный взгляд Кати вытащил из кармана штанов письмо. — Сегодня почтальон принес. Из школы. Соскучился по мне директор, прямо жить без меня не может!

— Давай прочитаем, — предложила Кати.

— Зачем? — Крайцар только рукой махнул: он не любил тратить время попусту. — Я и так знаю, что там: почему не хожу в школу, что со мной, просьба представить справку от доктора.

— Ну, тогда… — проговорила Кати.

— Тогда… — согласился Крайцар.

Они поняли друг друга. Письмо было разорвано на мелкие клочки, ребята вырыли ямку у мавзолея Кошута и без особых торжеств похоронили там бренные останки директорского послания. Крайцар утоптал как следует землю, нашел две палочки и, сложив их в виде креста, связал обнаруженной в кармане веревкой. Крест они воткнули в землю.

— Мир праху его, — пропела Кати, очень поднаторевшая за последние дни в тонкостях похоронного ритуала.

Выйдя за ворота, Кати почувствовала вдруг, что отчаянно голодна. «Сейчас приду и такой кусок хлеба себе поджарю на сале, такой большущий…» — мечтала она. Но какой он будет, додумать не успела, так как в мечты ее ворвался голос тети Лаки:

— Послушай, Кати, где ты была сегодня?

— В школе, — не моргнув глазом, ответила Кати.

— К тебе тут две девочки приходили, их послали из школы.

— А какие они на вид?

— Одна с косами, а у другой веснушки на носу.

— Ага, — просияла Кати, — это Гараш и Феттер.

— Они сказали, что вот уж неделя, как ты не была в школе, и спрашивали, не знаю ли я, что с тобой.

— А скажите, пожалуйста, тетя Лаки, что вы им ответили? — с замирающим сердцем очень вежливо спросила Кати.

— Сказала, что куда-то ты ходишь, но куда, того я не знаю. Так где ж ты пропадала, а, бездельница ты эдакая?

— Нигде, тетя Лаки. Я в школе была. Только, понимаете, какое дело… — Мозг Кати лихорадочно работал, — понимаете, я сижу на последней парте, и они меня, наверное, просто не заметили. Целую ручки! — воскликнула она и бросилась к себе, чтобы избежать дальнейших расспросов.

Поджаренный хлеб был съеден. Теперь Кати охотней всего побежала бы к Этуке или хотя бы к Хромому дяденьке, но тут ей вспомнился разговор с тетей Лаки, и она сочла за лучшее поставить на огонь картошку в мундире. А пока варилась картошка, Кати взяла веник и смела в уголок пыль. Правда, папа в воскресенье подметал в комнате, а сейчас была еще только пятница, но пусть уж он, бедняжка, порадуется, а то ему и так хватает с ними хлопот. Вот и вчера вечером ему пришлось зашивать порвавшуюся наволочку — ну и пуху же было! А Кати с Шаньо еще игру затеяли — дули на перья, у кого дальше полетит. Словом, папе приятно будет, что в комнате порядок.

Да только очень нужны были папе Катины хлопоты! Он так отколотил ее, что до сих пор все у нее болит. Тетя Дёрди позвонила-таки к ним в мастерскую.

И на кой леший корзинщикам телефон!

— Если это случится еще раз… — сказала тетя Дёрди и не закончила фразы. Конец ее повис в воздухе угрозой: словно пальцем погрозили.

Про себя Кати лишь передернула пренебрежительно плечами, но для тети Дёрди покорно склонила голову набок — пускай себе верит тому, чему, взрослые любят верить в подобных случаях. И тетя Дёрди поверила, потому что добавила уже совсем другим голосом, гораздо ласковее:

— Какая ты лохматая! Причешись. Ты сама причесываешься?

Сама? Ну и вопрос! Уж не думает ли она, что тетя Бёшке каждое утро приезжает к ним из Дебрецена только для того, чтобы причесать Кати?!

Но тетя Дёрди ничего такого не думала и даже не подозревала, что тетя Бёшке вот уже несколько недель живет в Дебрецене. Учительница размышляла, вероятно, совсем о другом, потому что вдруг спросила:

— Что ты собираешься делать в воскресенье утром?

Мысли у Кати заметались: сперва бросились на кладбище к ребятам, потом на секунду застыли у обитого жестью стола Хромого дяди, заглянули на минутку в эспрессо к Этуке. Наконец Кати сказала:

— Ничего.

— Приходи ко мне, посмотришь телевизор.

— Ладно, — вежливо согласилась Кати.

Кажется, тете Дёрди захотелось сделать какое-то замечание по поводу этого «ладно», и она привычным движением уже поправила было очки, но потом все же говорить ничего не стала и молча записала свой адрес на бумажке.

— Я близко живу, найдешь без труда, — протянула она Кати листочек с адресом.

Кати выхватила его у учительницы из рук и ринулась сломя голову из класса.

— Постой, куда ты?! — воскликнула тетя Дёрди.

Кати спешила на рынок, потому что была суббота и папа дал ей денег на мясо. А в такое время на рынке толчется видимо-невидимо народу. Кати же надо было как можно скорее покончить с покупками, так как сегодня предстояло еще одно важное дело. Очень важное!

— Куда ты спешишь? — настойчиво повторила вопрос тетя Дёрди.

— Так просто, — отозвалась Кати и с величайшим интересом стала разглядывать чисто выбеленную стену коридора.

— Надо ходить спокойно, Кати! Так ведь недолго и с ног сбить кого-нибудь, — официальным голосом сказала учительница.

Странно, у тети Дёрди, да и у других учительниц тоже, есть два разных голоса. Один, как бы это сказать, нормальный, тот, который употребляется в обыкновенной жизни, а другой — школьный голос, которым говорятся слова, вроде: «деточка», «ходи спокойно», «веди себя хорошо», «слушай внимательно». Кати открыла это еще и в своей школе — там, дома.

На другой день Кати позвонила в квартиру тети Дёрди. Дом, в котором жила учительница, оказался таким красивым, что Кати не могла им налюбоваться. На лестнице не было никаких каракуль, хотя Кати специально пробежалась до пятого этажа, чтобы все рассмотреть. Нигде ни царапинки! Наверное, в этом доме совсем нет детей.

Прежде чем нажать кнопку звонка, Кати внимательно прочитала табличку на двери: «Коваи». Кати разобрала надпись с большим трудом: это была фамилия тети Дёрди по мужу. Буква «К» хотела, казалось, обнять и притянуть к себе и букву «о» и даже следующую за ней «в», причем эти последние были выгравированы почти четырехугольными, так что Кати даже подумала: интересно, зачем вешают на двери такие таблички — чтобы фамилию прочитали или чтобы ее невозможно было разобрать?

Дверь открыла тетя Дёрди. Она была совсем не такая, как в школе. Кати тотчас отметила про себя, что она похожа на дочку доктора Шоша, хотя той еще нет и пятнадцати. На тете Дёрди был темно-красный спортивный костюм и голубой передник в белый горошек. Волосы были слегка растрепаны, и вообще вся она выглядела очень по-домашнему. Ох, как же ей идет этот костюм, да еще с передником! Учительница — а такая хорошенькая, славная!

Впрочем, сейчас стоило разглядеть и саму Кати. Потому что Кати…

Тетя Дёрди просто руками всплеснула, увидев ее.

— Ну и ну! — воскликнула она и тут же добавила: — Входи скорей, не стоять же нам до старости на пороге!

Кати охотно подчинилась и, быстро вбежав в переднюю, со счастливой, широкой улыбкой остановилась перед тетей Дёрди, чтобы та могла рассмотреть ее как следует.

Вчера папа пришел домой с получкой и, хотя много-много раз повторил, что Кати этого не заслуживает и вообще ничего не заслуживает, все же они отправились вместе с тетей Лаки и накупили всякой всячины. Каким образом в эту историю оказалась замешанной тетя Лаки, Кати и сама не знала. Во всяком случае, когда папа вчера позвонил к ней, она появилась в дверях своей кухни наряженная в зеленое шелковое платье, а это могло означать только одно — что она уже ждала папу. По совету тети Лаки они отправились в универмаг «Пионер» и чего только не купили там для Кати — даже кожаный портфель! А еще купили темно-синюю юбку, белую кофточку и школьный халатик, на что и взирала сейчас, не веря своим глазам, тетя Дёрди.