— Почему вас так беспокоит мой возраст? — спросил Саундерс. — Ведь тот парень, который работает у вас… Люко… еще моложе, и тем не менее…

Услышав о Люко, Серж Фонтеной сразу посерьезнел.

— Мой дорогой друг, война отняла у Жана-Марка Люко мать и отца. Гестапо. И он вырос с этими невеселыми воспоминаниями. Жан-Марк все прекрасно понимает. Можете мне поверить, он все понимает… и даже слишком хорошо. Иногда меня беспокоит то, что он является пленником своих горьких воспоминаний, что ему никогда от них не избавиться. Какая жалость, что эта страшная трагедия случилась с парнем, подающим такие большие надежды…

Старик замолчал и погрузился в размышления. Потом потряс головой, и его пронзительные глазки снова засверкали.

— Где вы научились так хорошо говорить по-французски? Подружка француженка?

Какой замечательный старик, подумал Саундерс, он не может не нравиться.

— Нет, у меня мать была француженка.

— Ясно… Но вернемся к вашему делу. Только сначала заберите все эти бумажки. — И Фонтеной небрежно подвинул к Саундерсу пачку рекомендательных писем.

— Я готов помочь вам. И передайте своим глупым начальникам, что к старому Сержу Фонтеною можно приходить безо всяких глупых штучек. Они могут одурачить ваших людей, но никогда не одурачат меня!.. Я помогу вам, но при одном условии. Вы должны дать мне слово, что информация, которая вам нужна, не нанесет моей стране вреда. Вы можете дать такое слово?

— Конечно, могу, — облегченно вздохнул Джефф Саундерс. — Я могу гарантировать вам даже гораздо больше этого. Моя работа принесет пользу нашим обеим странам. Я также готов…

— Довольно, довольно. — Старик поднял руку и заставил его замолчать. — Я уже сказал, что вашего слова вполне достаточно… Итак, что же вы хотите знать? Что у вас есть против Жана-Марка Люко?

— Сэр, вы проницательнее, чем я думал.

Польщенный Серж Фонтеной довольно рассмеялся.

— Спасибо. Но я повторяю свой вопрос: что у вас есть против него?

— Я не уверен, что у меня есть что-то против него. Месье Люко недавно работал в архивах, и результаты его поисков могут здорово нам помочь. Мне бы хотелось с ним встретиться и поговорить, но сначала я хочу узнать, какого вы о нем мнения?

Брови Фонтеноя поползли вверх.

— Вы не можете встретиться с ним здесь. Жан-Марк больше не работает в нашем издательстве.

Саундерс напрягся.

— Не работает? Но почему? Вы его уволили?

— По правде говоря, он никогда и не работал у нас в полном смысле этого слова. Перед войной я знал его отца. Поразительный был человек, один из самых больших гениев во французской науке! Если бы он остался в живых, то наверняка стал бы знаменитым физиком. Роберт пытался вывезти из Франции тяжелую воду, чтобы она не попала в руки фашистов. Операция прошла успешно, но гестапо арестовало Люко. Его перевозили из тюрьмы в тюрьму, потом появились слухи, что он умер. Жену Роберта тоже арестовали. Умная женщина, но слишком мягкая и нежная. Знакомые и друзья боялись, что она недолго протянет в тюрьме. Так оно и получилось! Мальчика, Жана-Марка, в ужасной бедности воспитали родственники. Потом он учился в Сорбонне, воевал в Алжире и получил несколько наград за храбрость. Но в личной жизни Жан-Марк глубоко несчастный человек. Его все время преследуют мрачные мысли и болезненные воспоминания о родителях. Ему было трудно зарабатывать себе на хлеб. Жан-Марк немного занимался журналистикой, писал в основном для маленьких левых газеток. Раз безуспешно попытался издать книгу. Я совершенно случайно встретился с ним и решил помочь. Даже если бы я не знал его родителей, все равно предложил бы ему поработать в издательстве. У парня просто поразительные знания о Второй мировой войне и особенно о нацистских зверствах. Я предложил ему работать полный день, но он отказался. Жан-Марк согласился работать только рецензентом, да и то неполный день. Он должен был читать документальные рукописи о депортациях, концентрационных лагерях, «окончательном решении» еврейского вопроса и тому подобном, и писать рецензии. Через какое-то время Жан-Марк стал все реже и реже появляться в издательстве. По-моему, у него появилась девушка. Кто-то сказал мне, что видел его с очень красивой девушкой в каком-то boite[11] на Левом Берегу и что они без ума друг от друга, но я не мог в это поверить.

Жан-Марк ушел из издательства… дайте-ка вспомнить… да, в начале июня, кажется. Правда, он ушел не окончательно. Просто пришел и сказал, что ему придется на несколько месяцев уехать. Я не стал его отговаривать. Конечно, он вернется в «Фонтеной», и здесь его будет ждать теплая встреча. Мне очень понравилась его работа.

— Люко как-нибудь объяснил свой уход?

— Нет… Послушайте, у меня есть его адрес. Жан-Марк может быть дома, но даже если его там нет, он мог сказать, куда пересылать почту.

— Недавно Люко работал над рукописью, которую вы собираетесь скоро издать. По-моему, она называется «Письма, написанные кровью».

Серж Фонтеной изумленно посмотрел на американца.

— Кто вам сказал, что мы собираемся издать эту рукопись?

— А что, не собираетесь? — удивился в свою очередь Саундерс.

— Я пока еще не решил. Рукопись пришла… когда же она пришла?.. Я могу точно узнать. — Он нажал кнопку внутренней связи и попросил: — Жаклин, пожалуйста, принесите мне папку по «Письмам, написанным кровью». Это та рукопись о Дахау… Спасибо.

Он повернулся к гостю.

— Рукопись прислали, и я, помнится, дал почитать ее Люко. Но насколько мне известно, он до сих пор не вернул «Письма, написанные кровью». Понимаете, рецензирование документальных рукописей отнимает много времени.

Джефф Саундерс растерянно смотрел на пожилого издателя. Выходит, Люко соврал Шнейдеру и в «Централштелле» о том, что «Письма, написанные кровью» скоро выйдут в свет. Неужели соврал?

В дверь негромко постучали, и в комнату вошла худощавая пожилая женщина.

— Месье Фонтеной, самой рукописи у нас нет. В папке лежит только эта записка. — Она протянула Сержу Фонтеною кусочек бумажки, которую он прочитал вслух:

— «Отдана на рецензию Жану-Марку Люко 3 мая. Единственный экземпляр»… Ну и дела! — взорвался старик. — Я прекрасно помню ту рукопись. Действительно это был оригинал, копий не было. «Письма, написанные кровью» — дневник узника Дахау. Перед смертью он сумел спрятать рукопись. Эта рукопись отличается от многих себе подобных тем, что на самом деле написана кровью, собственной кровью автора. Когда я увидел на бумаге коричневые строки, то задрожал.

— А как она к вам попала?

— Кто-то нашел ее во время строительных работ в Дахау и связался с одним мюнхенским издательством. Кажется, с «Монументом Верлаг». Немцы не захотели издавать ее в Германии, побоявшись скандала, и прислали мне. На всякий случай мы купили у них права на издание… Странно, что Жан-Марк не вернул рукопись. Люко очень исполнительный юноша… Я вам сейчас дам его адрес. Может, она у него дома, и он вам ее покажет. — Старик записал на листке бумаги.

Неожиданно у Саундерса появилась идея.

— Скажите, месье Фонтеной, вы не помните, сколько дней прошло между тем, как вы передали Люко рукопись, и тем, как он объявил о своем уходе?

Серж Фонтеной задумался на несколько секунд и пожал плечами.

— Никогда не задумывался над этим. Подождите минуточку. По-моему, Жан-Марк пришел в тот же самый день, когда мы подписали соглашение о слиянии с издательством «Частет». Помню, он говорил со мной в перерыве между переговорами. Одну секунду…

Издатель взял кожаный ежедневник и начал медленно переворачивать страницы. Наконец нашел нужную и поднял голову.

— Контракт с «Частет» мы подписали 5 мая. Значит, 5 мая Жан-Марк Люко ушел из издательства.

Джефф Саундерс взволнованно вскочил на ноги.

— Всего через два дня после того, как получил рукопись!

Он пожал руку Фонтеною и без дальнейших церемоний выбежал из кабинета.