Кристина узнала своего врага, поняла случившееся и бросилась в объятия отца.

Шевалье ей низко поклонился.

— Присутствие мадмуазель де Блетарен напоминает мне, — сказал он, — что поученные мною указания приказ касаются и её тоже. А когда король повелел, мой долг повиноваться.

— Исполняйте его, мсье, — отвечала Кристина, крепко держа в объятиях отца.

— Минуту, мсье, — вскричал герцог Рипарфон, — по какому праву вы завладели этим приказом? И кто поручил вам его исполнить?

— Я мог бы отвечать, что я не знаю вас, мсье, вас, так хорошо толкующего о праве и не имеющего его, чтобы задавать мне вопросы. Но я покажу вам свой патент на должность полицейского офицера, который разрешает мне делать то, что я делаю.

Рипарфон взял патент из рук шевалье. На нем было проставлено имя Блеза-Гийома Пайо, офицера королевской полиции.

— Под этим вас никогда не знали, как мне кажется? — спросил де Рипарфон.

— Это мое дело, мсье. Патент принадлежит мне, приказ на арест — по должной форме…Вот граф де Блетарен и его дочь. Мне велено их арестовать, и я их арестую.

— Но, мсье, меня зовут Ги де Рипарфон, я пэр Франции. И я за них ручаюсь.

— Это бессмысленно.

— Вы сомневаетесь в моем слове?

— Меня это не касается…У меня есть приказ, и я его исполняю.

— Я прошу у вас только ночь, чтобы видеть его величество и говорить с ним…Если мне не удастся, тогда вы сможете отвезти ваших пленников в Бастилию.

— Ночь, герцог! Да я не дам вам и часа.

Несмотря на свое хладнокровие, Рипарфон не выдержал и топнул ногой.

— Не знаю, что мешает мне заколоть вас как собаку! — вскричал он. — И я бы это сделал, не бойся замарать своей шпаги…Но покуда я жив, вы не арестуете этого старика.

— Как вам будет угодно, мсье. Живите или умирайте, воля ваша.

Шевалье кликнул, и четыре полицейских, вооруженные пистолетами и шпагами, появились в дверях.

— Мерзавец! — вскричал герцог, хватаясь за эфес своей шпаги.

Блетарен остановил его.

— Не противьтесь, герцог, это все испортит, — сказал он. — Сделайте лучше так: берите лошадь и спешите в Марли, и если Господу угодно тронуть сердце короля нашими несчастьями, завтра вы принесете нам эту весть в Бастилию.

— Вы правы, мсье, — ответил тот. — Подобные мерзавцы не стоят чести, которую я готов был им доставить…

Ги вышел с гордым видом, и растолкав подручных шевалье, остановился в дверях павильона.

— Эй, кто там! — позвал он.

Явился слуга, отпиравший ворота.

— Седлай мне лошадь, живо, — бросил герцог.

При этих словах лицо шевалье омрачилось. Он сделал знак одному из людей, стоявших у дверей. Тот приблизился.

— Ты слышал? — шепнул ему шевалье.

— Да, — ответил ни кто иной, как Коклико.

— Если Рипарфон увидит короля, все пропало.

— Я тоже этого боюсь.

— Надо, чтобы этого не случилось. Задержи его.

— Понятно.

Рипарфон вернулся в комнату, а Коклико вышел.

— Граф, — окликнул шевалье, — я вас жду.

— Я следую за вами, мсье.

— Надейтесь, — сказал старику Рипарфон, — на рассвете я повидаюсь с королем, и если есть ещё тень правосудия на земле, к полудню вы будете свободны.

— Забудьте обо мне, — отвечал тот, — и просите короля только за мою дочь.

— Эй, подавай-ка лошадь! — крикнул герцог, сходя с крыльца.

— Мсье, — трепеща, сказал слуга, — какой-то человек сорвал седло и перерезал подпругу…И даже побил меня.

— Где он? — спросил герцог, бледнея от гнева.

— Вот он, мсье.

Слуга указал на Коклико, стоявшего небрежно опершись на дерево и скрестив ноги.

— Ты помешал ему седлать мне лошадь? — спросил герцог Рипарфон.

— Я.

— Тогда седлай её сам, и живо.

— А если нет?

— Я разукрашу твою рожу…Пошел, за дело!

Коклико не двинулся с места.

— Нам велено, — сказал он, — никого не выпускать из павильона…Так что это невозможно.

— Это значит, что я тоже пленник? — спросил герцог, обращаясь к шевалье, который оставался недвижим.

— Это значит, что будь я полицейским офицером, — прибавил Коклико, — вы бы давно молчали…

— Наглец! — вскричал герцог.

И хлыстом, бывшим у него в руке, стегнул по лицу Коклико.

Тот бросился на него и вонзил кинжал в грудь Рипарфона, тяжко рухнувшего на землю.

Кристина испустила ужасный вопль, первый крик, долетевший до Эктора, — и хотела броситься к герцогу. Шевалье схватил её поперек тела и потащил. Она испустила другой крик, слабее, и лишилась чувств. Два человека схватили Блетарена. Их поместили в карету, ждавшую за деревьями, шагах в ста от сада, и шайка похитителей понеслась во весь опор.

На другой день, около полудня, Сидализа, желавшая поздравить молодую, подъехала к павильону. Она отворила приоткрытую дверь сада, но никого не заметила. Не было никого и в павильоне. Проходя по аллее, она заметила, что трава у подножия одного дерева была примята, и остановилась. На земле лежала шляпа. Нагнувшись, чтобы её поднять, она заметила, что подол её белого платья стал мокрым и красным. Истошно закричав, Сидализа метнулась на дорожку.

Окружавшее её безмолвие ужасало. Она не могла оторвать глаз от крови, оросившей дерн и запятнавшей её платье, и трепеща от страха, закричала вновь.

Слуга, спрятавшийся после убийства Рипарфона и отъезда шевалье, вышел из своего убежища.

— Сударыня, вы? — воскликнул он.

— Что здесь случилось? — сквозь слезы спросила Сидализа.

Слуга, едва пришедший в себя, рассказал актрисе обо всех происшествиях ночи — со времени отъезда Эктора до похищения Кристины.

Сидализа, слушавшая его с невыразимым огорчением, не могла понять причины столь внезапного похищения. Когда же первое изумление миновало, она села в карету и отправилась к Вуайе-д'Аржансону.

— Я угадываю причину вашего посещения, — сказал ей начальник полиции с важным видом, — но дела дошли до такой точки, что лучший вам совет — больше в них не вмешиваться.

Сидализа покачала головой.

— Вы знаете, что я с благоразумием всегда была в разладе. К тому же речь идет о людях, которых я люблю больше всего на свете! Отвечайте же откровенно: чего им нужно опасаться?

— Всего.

И он уведомил актрису, что дело Блетарена разбиралось в парламенте по приказанию короля, и, вероятно, будет решено очень быстро.

— Теперь вы понимаете? — спросил он наконец.

Сидализа затрепетала.

— Вы думаете, что они погибли?

— Вероятно, разве что будут спасены каким-то чудом.

— Если вы знаете какой-то способ, укажите мне, и я сделаю все…

— При дворе много говорят о симпатии короля к мсье Шавайе…Рассказывают о тайном совещании между ними, после которого маркиз исчез, и так как это совещание осталось для всех тайной, полагают, что оно было очень важным. Нужно бы, чтобы мсье Шавайе поговорил с королем…Но где он?

— Я знаю, где.

— А, — Вуайе-д'Аржансон посмотрел на Сидализу с любопытством, — в таком случае, советую вам повидаться с ним.

— Это невозможно, но я ему напишу.

— Учтите, надо поспешить.

— Вы меня пугаете.

— Граф де Блетарен в Бастилии…Завтра или послезавтра его переведут в Пти-Шатле: вот уже несколько дней разбирается его дело. Приговор не за горами.

— Но, — вскричала Сидализа, — кто мог открыть королю убежище Блетарена? Надеюсь, не вы?

— Я доставлю вам удовольствие и скажу имя, но вы должны забыть его.

— Имя, имя!

— Герцогиня Беррийская, — шепнул начальник полиции.

Сидализа вернулась домой, написала письмо Эктору и вверила его преданному слуге с приказом немедленно отправиться во Фландрию.

— Загони хоть десять лошадей, — сказала она, подавая полный золота кошелек, — но скачи быстрее королевских курьеров.

Однажды вечером, когда Эктор прогуливался перед своей палаткой, к нему подскакал всадник, покрытый пылью, и вручил письмо.

— Слуга Сидализы! Какое-нибудь нежное послание, — произнес Фуркево, выходя из палатки.

Эктор сорвал печать, причитал первые строки и побледнел, как смерть.