— Однако она не пришла!

— Честный воин умер бы двадцать раз после такого славного удара, но он выжил! — вскричал пустынник.

— Уезжая из замка Волшебниц, Кок-Эрон оставил вас при последнем издыхании, — произнес Эктор. — Почему же в Авиньоне распространилась молва о вашей смерти?

— Эта молва — следствие моей шутки. Однажды утром я приказал вместо себя похоронить в часовне замка бревно, которое вы найдете при случае под надгробной доской, — продолжал аббат, — так что мое пребывание в замке не могло быть потревожено.

— Ага! — сказал Эктор. — Следовательно, вы имели на то личные опасения?

— Человек, подобный мне, не способен оставаться в мире с правосудием…Оно уже причинило мне немало неприятностей.

— И вы в этом признаетесь?

— Почему же нет? Самые честные люди бывают подвержены заблуждениям. К тому же я здесь не читаю курса добродетели. Мы знакомы уже десять лет и можем быть друг с другом откровенны.

— Что же, продолжайте, — кивнул Эктор.

— Ваше любопытство слишком справедливо, чтобы я отказался его удовлетворить. Да, вы владели сильной и верной шпагой, маркиз. Я выздоровел только после шестимесячной болезни. Скажу вам, что в глубине сердца я произнес клятву Ганнибала…И вы знаете, сдержал ли я её.

— Знаю.

— О, между нами ещё не все кончено.

— Мне кажется, — сказал Эктор, упершись шпагой в пол, — что вы принимаете конец за начало.

— Словом, — продолжал шевалье, не поморщась, — выздоровев, я решился покинуть замок Волшебниц. К тому же причин, принудившие меня искать убежища у доброй женщины, уже не существовало.

— Конечно, это были причины, о которых умалчивают, но о которых догадываются.

— Правосудие так придирчиво! Притеснять аббата под предлогом, что он передал неприятелю план военных действий — что за мелочность…

Эктор с трудом подавил в себе отвращение. Любопытство, пробужденное рассказом, заставило его сдержаться.

— Видно, что вы не привыкли к подобным речам, — продолжал аббат, — но если будет случай встретить меня ещё когда-нибудь, вас ничто более не удивит.

— Ну, — сказал Эктор, — этот случай я нашел, одного его для меня достаточно.

— Вы рано запели, мой молодой петушок. Но оставим это и возобновим наш разговор там, где мы его прервали.

Брат Иоанн сделал шаг, потом другой, приблизился к ближней от него стене и украдкой осмотрел её. Речи и хладнокровие шевалье казались ему подозрительными. Медленно насвистывая сквозь зубы, он обошел кругом комнату, шаря во всех углах и ища повсюду, не скрывалась ли где потайная дверь.

Шевалье притворился, что не замечает этого, но неуловимая улыбка промелькнула на его губах. Затем он продолжал:

— Итак, я весело отправился в путь верхом в одежде, придававшей мне вид зажиточного странствующего студента. Счастье, некоторое время мне непокорное, не позволило мне ехать в Италию, где я надеялся вас встретить. Но в ту минуту, когда я отчаялся вас где-нибудь настигнуть, счастье обернулось и поставило вас на моей дороге. Не помните ли вы нашего разговора на краю бассейна, посреди которого плакала унылая наяда?

— Помню, — отвечал Эктор.

— С того дня я решил часто доставлять вам о себе известия, и это мне счастливо удавалось до сих пор.

Эктор, которого слова шевалье погрузили в бездну воспоминаний, поднял глаза на собеседника и сделал несколько шагов вперед. Его губы тряслись, ноздри раздувались.

Вдруг шевалье схватил со стола шпагу.

— Что же! — вскричал он, — мне ли напоминать вам о том, что привело вас сюда?

Эктор выпрямился при звуке его резкого голоса и поднял шпагу.

— Так начинайте! — воскликнул он, топнув ногой.

Шевалье сделал три шага и стал против маркиза. В ту же минуту их шпаги скрестились. Пылкость шевалье и быстрота его нападения на Эктора, тогда как минуту назад он, казалось, так мало желал начать эту дуэль, сильно беспокоили пустынника. Боясь какого-нибудь обмана, он оставил свое место и приблизился, положив руку на эфес своей шпаги. Но все в комнате оставалось по-прежнему, и он вскоре успокоился.

Тем временем после первых выпадов легко можно было заметить, что ни быстрота нападения, ни верность взгляда, ни проворство руки шевалье не могли одолеть Эктора, так что пустынник вскоре вздохнул свободно, убедясь в превосходстве маркиза. Два раза шпага Эктора разодрала платье аббата, вынужденного отступать.

Пустынник погладил бороду и прикинул взглядом расстояние, отделявшее шевалье от стены.

»— Еще пять — шесть шагов, — подумал он, — и ему конец.»

Вдруг шевалье сильно топнул ногой, пол расступился и Эктор исчез в черном провале.

Пустынник испустил крик и бросился на помощь маркизу. Но шевалье неожиданно и сильно толкнул его, брат Иоанн потеряло равновесие и рухнул в ту же яму.

Шевалье вторично топнул ногой, и сместившаяся половица плотно встала в пазы пола.

Шевалье отер лоб, на котором выступили капли пота, и прислушался, наклонившись, к неясным звукам, глухо раздававшимся под ногами.

Вскоре он выпрямился и, сунув шпагу ножны, вынул из стола два длинных пистолета, заткнул из за пояс, открыл окно, перелез через него и спрыгнул в сад.

Эктор и брат Иоанн очутились в совершенном мраке. Их падение было ослаблено мешками овса и отрубей, наваленных в погребе. Разбитые, немного ушибшиеся, но не раненые, маркиз и пустынник встали на ноги.

— Вы живы? — спросил пустынник.

— Жив! А вы?

— Несколько синяков; впрочем, это ничего.

— Поищем выход.

Они вынули шпаги и пошли во мраке наощупь.

— Неужели этому плуту, — вскричал брат Иоанн, спотыкаясь на каждом шагу о мешки, тюки и ящики, — суждено вечно от нас ускользать?

— Есть ещё надежда на Кок-Эрона и Биско, — отвечал Эктор.

— Я прекрасно знал, — добавил пустынник, — что за этим необыкновенным и внезапным нежеланием драться скрывалась какая-то хитрость. Но кто может подозревать предательство, когда у человека в руке шпага? Ах, маркиз, он же был в моих руках, и я его не задушил! Надо же быть таким дураком!

Пока они пробирались среди непроглядного мрака, до них долетел глухой отдаленный звук, похожий на выстрел.

Брат Иоанн схватил Эктора за руку.

— Вы слышали, маркиз? — спросил он.

— Да…

— Это был выстрел.

— Мне тоже показалось.

— Выстрел из пистолета. Кто-нибудь из троих умер: Биско, Кок-Эрон или шевалье.

— Если он убил моего Кок-Эрона, он умрет тысячью смертей! — вскричал Эктор, сжав кулаки и обезумев от гнева.

Наконец они нащупали стену; в одном из углов их руки встретили деревянную загородку, сквозь щели которой проникал слабый свет. Эктор приложил к ним лицо и почувствовал свежий воздух; брат Иоанн нажал своими мощными плечами на доски, и они подались. То была дверь.

Подняв валявшиеся под ногами деревянные чурбаны, с помощью которых перекатывали бочки в погребе, друзья ударили ими в дверь.

Изъеденные червями доски разлетелись при первом же ударе. Эктор и брат Иоанн перескочили обломки двери и с обнаженными шпагами бросились наверх по крутой лестнице. Они очутились во внутреннем дворе, бросились наудачу в сторону и встретили Кок-Эрона. Тот бежал, волоча одной рукой рукой трактирщика, а в другой держа шпагу.

— Вы живы! — вскричал Кок-Эрон, выпуская из рук несчастного трактирщика, ноги которого дрожали от страха.

— Да, все живы. — ответил брат Иоанн, пока старый солдат обнимал своего господина. — Но что сделали вы с шевалье?

— Разве вы его не убили?

— Нет.

— Эй, Биско, мы тут! — вскричал брат Иоанн.

Ответа не было.

— Может быть, он спит, — сказал пустынник, лицо которого выражало крайнее беспокойство.

Эктор и Кок-Эрон не ответили, но пустились к калитке, возле которой пустынник поставил Биско караулить.

— Если ты, разбойник, когда ещё дашь ему убежище, я тебя зарежу, как собаку, — прибавил пустынник, обращаясь к трактирщику, рухнувшему от страха на колени.

Три искателя приключений помчались в сад. Там царила мертвая тишина, слышался только одинокий крик ночной совы, притаившейся в густых ветвях деревьев.