Можно представить, как огорчили подполковника слова прозорливца, — ведь у него имелось столько прекрасных талантов и пользовался он ими во благо ближних: своих подчиненных подполковник любил как отец родной. Он сильно смутился, потому что предсказание было будто не ему — себя он знал, пьянство было неприлично и его званию, и образу его жизни. Старец, прозрев смущение подполковника, прибавил: «Впрочем, ты не смущайся и не будь печален: Господь попускает иногда усердным к нему людям впадать в такие тяжкие пороки. И это для того, чтобы они не впали в еще больший грех — высокоумие. Искушение твое пройдет, по милости Божией, и ты смиренно будешь проводить остальные дни своей жизни, только не забывай своего греха».

Дивное предсказание старца сбылось потом в самом деле. Вследствие разных дурных обстоятельств подполковник впал в несчастную страсть — пьянство, и, к общему прискорбию своих родных, провел несколько лет в этом жалком состоянии. В конце концов, по молитвам отца Серафима, за свое простосердечие несчастный оставил порок, но при этом и весь образ жизни переменил совершенно, стараясь жить по евангельским заповедям.

Приходили к старцу на беседу и такие люди, которые не искали себе назидания, а хотели лишь удовлетворить свою пытливость.

С подобными посетителями отец Серафим был особенно кроток, и сама кротость его служила назиданием таким людям. Один саровский инок решил, что близок конец мира и вот-вот наступит великий день второго пришествия в мир Иисуса Христа. Он отправился к отцу Серафиму, чтобы спросить его мнение на сей счет. Его помысл уже был известен старцу, но вышел навстречу иноку и смиренно сказал: «Радость моя! Ты много думаешь о Серафиме убогом. Мне ли знать, когда будет конец миру сему и наступит день, когда Господь будет судить живых и мертвых, и воздаст каждому по делам его? Нет, сего знать невозможно».

Инок в страхе упал к ногам прозорливого старца, тот поднял его и продолжал говорить: «Господь Сам сказал: о дне том и часе никто не знает: ни ангелы небесные, только Отец Небесный». Он вздохнул тяжело: «Мы, на земле живущие, сильно заблудились от пути спасительного: прогневляем Господа нехранением постов. Ныне христиане разрешают себе мясо и в святую четыредесятницу (Великий пост), и во всякий пост, среды и пятницы не блюдут. А Церковь имеет правило: несоблюдающие постов и постных дней в году в среду и пятницу много грешат. Но не до конца прогневается Господь, еще помилует. У нас вера православная, Церковь, не имеющая никакого порока. Этих ради добродетелей Россия всегда будет славна и для врагов непреоборима — имеющая веру и благочестие…

Целую книгу можно составить из известных случаев, которые подтвердили слово прозорливого старца. Но невозможно не сказать и о его другом, не менее чудодейственном даре исцеления.

Старец имел обычай приходящих к нему больных мазать маслом от лампады, горевшей перед его любимой иконой Богоматери «Умиление», которую он называл «Радость всех радостей». Когда недоверчивые люди хотели испытать его, отчего он так лечит, отец Серафим ответил: «Мы читаем в Писании, что апостолы мазали маслом и многие больные от сего исцелялось. Кому же следовать нам, как не апостолам?»

Об источнике, названном Серафимовым, старец говорил: «Я молился, чтобы вода сия была целительной от болезней». Многих отправлял к нему, чтобы через омовение получить исцеление.

Известно имя первого человека, которого исцелил отец Серафим. Это Михаил Васильевич Мантуров, помещик Ардатовского уезда Нижегородской губернии. После своего исцеления он стал вернейшим, преданнейшим соработником в деле святого старца, устроителем земных судеб Дивеевской общины, предназначенной стать четвертым жребием Богородицы, первой женской лаврой. Он стал истинным доверенным лицом отца Серафима, и подобных ему не было. Оттого имя Михаила Мантурова навеки связано с житием Саровского чудотворца Серафима, который называл его ласково «Мишенька».

Мантуров был из дворянского сословия, много лет служил в Лифляндии, там женился на лютеранке А. М. Эрнц. И затем так сильно заболел, что вынужден был оставить службу и переехать в свое имение-село Нуча, недалеко от Сарова. Болел он в высшей степени странно и необъяснимо. Лучшие доктора не могли ни понять, ни объяснить болезнь. Когда начали выпадать кусочки костей из ног, он, движимый последней надеждой, решился ехать к отцу Серафиму. С огромными усилиями его привезли в Саров и дотащили до кельи затворника. Старец вышел к нему и ласково спросил:

— Что пожаловал? Посмотреть на убогого Серафима?

Мантуров рухнул прямо ему под ноги и стал слезно просить исцелить его. Отец Серафим трижды спросил болящего, верует ли тот в Бога, и трижды получил горячее уверение в совершенной пламенной вере. Тогда старец сказал:

— Радость моя! Если ты так веруешь, то верь же и в то, что верующему все возможно от Бога. А потому веруй, что и тебя исцелит Господь. А я, убогий, помолюсь.

Посадив Мантурова в сенях у гроба, отец Серафим удалился для молитвы к себе в келью, через некоторое время вернулся, неся освященное масло. Он приказал Мантурову обнажить ноги и, приготовившись помазать их маслом, произнес: «По данной мне от Господа благодати я первого тебя врачую!» Помазав больные ноги и надев на них чулки из посконного холста, старец вынес из кельи большое количество сухариков, всыпал их в фалды сюртука Мантурова и велел идти так с ношею в монастырь. С сомнением попробовал исполнить Мантуров приказание отца Серафима. Но внезапно почувствовал в ногах силу и крепко, смело встал на ноги. Удостоверившись в совершенном с ним чуде, пришел в невыразимую радость и какой-то благоговейный ужас, бросился в ноги исцелителю, стал их целовать. Но отец Серафим приподнял Мантурова и строго сказал:

— Разве Серафимово дело живит и мертвит? Что ты, батюшка! Это дело Единого Бога, Который творит волю боящихся Его и молитву их слушает. Господу Всемогущему да Пречистой Его Матери даждь благодарение!

Прошло некоторое время, Мантуров чувствовал себя столь хорошо, что начал забывать о недавней, так мучившей его болезни. Он решил еще раз съездить к старцу. По дороге стал раздумывать над его словами о благодарении Господа. Только он приехал в Саров и дошел до отца Серафима, как тот сам вышел ему навстречу и сказал:

— Радость моя, а ведь мы обещались поблагодарить Господа, что он возвратил нам жизнь.

— Я не знаю, батюшка, чем и как прикажете, — отвечал Мантуров, удивляясь тому, что отец Серафим читал все его мысли.

Взглянув на исцеленного, он сказал:

— Вот, радость моя, все, что ни имеешь, отдай Господу и возьми на себя самопроизвольную нищету!

Мантуров смутился — он никак не ожидал такого предложения со стороны старца. Ему вспомнился евангельский юноша, которому Христос предложил также добровольную нищету ради Царствия Небесного, и тот не смог на это решиться. У него, Мантурова, есть молодая жена, и, отдав все, нечем будет жить, а ведь он дворянин.

Зная его мысли, старец сказал:

— Не пекись, о чем думаешь! Господь не оставит тебя ни в сей жизни, ни в будущей. Богат не будешь, но хлеб насущный у тебя будет.

Всего второй раз видел Мантуров отца Серафима, но он уже завладел всецело благородным, чистым, привязчивым сердцем Михаила Васильевича. Слово старца было уже для него святыней. Он сказал:

— Согласен, батюшка… Что же благословите мне сделать?

В тот раз мудрый отец Серафим не дал Мантурову определенного указания и отпустил его с благословением приехать позже.

Впоследствии, по слову старца, Мантуров отпустил своих крепостных на волю, продал имение и, сохраняя пока капитал, купил в селе Дивееве на указанном отцом Серафимом месте пятнадцать десятин земли. Старец велел ему хранить землю, никому не отдавать и не продавать и завещать ее после своей смерти Дивеевской общине. На этой земле и поселился пока Михаил Васильевич и стал терпеть недостатки, насмешки от знакомых и друзей и горькие упреки от лютеранки-жены, совершенно не подготовленной к духовным подвигам. Но он переносил все безропотно, молча, терпеливо, смиренно, с благодушием по любви и необычайной своей вере к святому старцу, во всем беспрекословно его слушаясь, не делая ни шагу без его благословения, предав себя и всю свою жизнь в его волю. «Мишенька» стал наиближайшим, наилюбимейшим другом отца Серафима и все, касающееся устройства Дивеева, поручал только ему одному. Все знали это и чтили Мантурова, повинуясь ему беспрекословно, как распорядителю самого батюшки.