Правда, в их среде появился новенький, молодой человек, который, впрочем, постоянно держался на отшибе. Мать Стивена Леонидиса была англичанкой. Ее родители владели крупным поместьем где-то в Уилтшире, а отец, грек по национальности, подвизался на дипломатическом поприще. Стивен окончил частную школу, потом учился в Оксфорде. Его интересовали древнегреческая культура и философия. А еще он любил заниматься альпинизмом, купаться в море и загорать на пляже, причем в запредельно коротких плавках. По каким-то непонятным Пенни причинам большинство студентов сторонились его. Стоило ему начать рассуждать на какие-нибудь злободневные политические темы, и толпа вокруг моментально редела. Оставалась одна Пенни, которой всегда было как-то неловко встать и уйти, бросив парня и далее разглагольствовать в полном одиночестве. А вдруг он обидится? Словом, Стивен был одинок, она тоже. Так почему бы им и впредь не держаться вместе?

Семья Стивена принадлежала к католикам. Как и положено в правоверной католической семье, у него была куча братьев и сестер. Предполагалось, что в скором будущем он, как и другие сверстники, подастся на военную службу. Но вот только с возвращением домой Стивен явно пока не спешил. Они стали проводить время вместе. После по-южному неторопливого ленча шли к морю или отправлялись в горы. Вначале Пенни нравилось дружеское общение со Стивеном. Настораживало лишь то, что он ко всему относился слишком серьезно. Однажды он схватил ее за руку и торжественным тоном предложил вместе вернуться в Англию, где он познакомит ее со своей семьей. В другой раз он стал выспрашивать, как она отнеслась бы к переходу в католицизм. Пенни поняла, что пора сворачивать эту странную дружбу.

Утешало лишь одно. Вот ведь нашелся мужчина, в глазах которого она оказалась очень даже привлекательной девушкой. Ах, если бы на месте Стивена был Брюс! Но особенно Пенни пугалась, видя, как стекленели голубые глаза ее приятеля, когда он, захлебываясь от радости, выражал свои восторги по поводу новых порядков в Германии. Дескать, вот чего добились немцы при умелом руководстве и как быстро сумели подняться на ноги после столь унизительного для их национального достоинства Версальского договора. Стивен не скрывал своего восхищения и греческим министром Метакисом, который откровенно шел в фарватере Гитлера. Он мог также часами пространно рассуждать о том, каким большим благом стала бы экономическая реформа по гитлеровскому образцу, с широким использованием общественных работ и для Великобритании. В такие минуты Пенни казалось, что приятель беседует не с ней, а, взобравшись на какую-то невидимую трибуну, витийствует перед толпой своих сторонников, будто ее здесь и нет вовсе.

– Ты только подумай сама! Взгляни вокруг! – кипятился он. – Национализм поднимает голову по всей Европе.

А она задумчиво смотрела на залив и представляла себе, как здорово было бы сейчас сидеть с книжкой в руках на террасе розовой виллы Артемзия.

– Я вообще удивляюсь тебе! – продолжал он развивать свою излюбленную тему. – Что у тебя может быть общего со всеми этими типами из Британской школы археологии?

Он сделал пренебрежительный жест, словно отсекая от нее всех ее прежних друзей.

– Но сам-то ты еще ни разу не отказался, когда они проставляют тебе виски в баре, – не удержалась она от язвительного замечания. – Они мои друзья. Чем они тебе не нравятся?

– Гнилая, растленная интеллигенция! – брезгливо передернул он плечами. – Якшаются с кем попало! Греки, евреи, весь этот южный сброд…

«Ну ты и зануда», – подумала про себя Пенни. Она не забыла, как сама стала случайной свидетельницей уличной демонстрации нацистов и всех тех зверств, которые они тогда творили. Разве можно восхищаться подобными людьми?

Приятельские отношения со Стивеном стали тяготить Пенни. Правда, они вместе побывали в античном театре Эпидаурус. Пенни пришла в восхищение от великолепной акустики. Какое чудо! Достаточно шепотом произнести слово, стоя в самом центре сооружения, и оно будет услышано в последних рядах амфитеатра. Архитектурное чудо, не иначе. В глубине души Пенни испытала гордость за своих далеких античных предков. Вполне возможно, люди из рода Георгиос тоже приложили руку к созданию этого шедевра мировой архитектуры.

– Неужели в тебе есть греческая кровь? Ты же блондинка! А я был уверен, что ты чистокровная англичанка, – не удержался однажды Стивен, когда они вместе загорали на пляже.

– Да, я, как и ты, по матери англичанка. Хотя бог его знает, откуда взялись эти самые англичане! – рассмеялась она в ответ, но Стивен не нашел ничего смешного в ее шутке.

– Я бы на твоем месте всегда прикрывался именно родословной матери, – назидательно порекомендовал он Пенни. – Знаешь, в этом смешении рас мало хорошего. И не так уж умно жить под греческой фамилией. Впрочем, нам еще повезло. Кровь матери всегда является определяющей в происхождении человека. Так что с этим у нас все в полном порядке.

Что за ерунду он несет, раздраженно подумала Пенни. Но внимание к ней Стивена хоть как-то скрашивало тотальное одиночество последних недель. Они вместе совершили восхождение на гору Ликавиттос и наблюдали оттуда восход луны. Любовались звездами, которыми расцветился ночной небосвод, а внизу в это время вспыхнули огни уличных фонарей, похожих на отражения звезд. Воспользовавшись темнотой, Стивен проявил определенную настойчивость в своих ухаживаниях и даже пылко поцеловал ее. Его не очень умелый поцелуй тем не менее вызвал какие-то непонятные и совершенно новые ощущения в теле Пенни. Но голова ее оставалась ясной. Его ласки были ей не нужны. Надо было срочно искать подходящий предлог, чтобы положить конец дружбе. Да, но как это сделать? Как остудить любовный пыл Стивена, не задев при этом его чувства?

Она при любой возможности стала отказываться от совместных походов в горы, ссылаясь на свою занятость. Избегала встреч в кафе за чашечкой кофе. Но, как оказалось, от Стивена не так-то просто было отделаться. Во-первых, он знал, где она живет, во-вторых, был в курсе того, что она является родственницей одного из дипломатов британского посольства, в-третьих, был наслышан о том, что она подрабатывает уроками английского языка для иностранцев. Он проявил завидную настойчивость, расспрашивая, кого именно она учит. А еще он постоянно расспрашивал об Уолтере и о сотрудниках Британской школы археологии. Особенно его интересовала личность самого директора, Джона Пенделбери. Он также проявлял повышенный интерес к его раскопкам. Куда он собирается в очередную экспедицию, где будет организован лагерь и прочее.

– Мне ничего не известно о его планах! – не выдержала однажды Пенни. Да, лето сложилось совсем не так, как она мечтала. Стивен определенно надоел ей своими бесконечными расспросами, очень смахивающими на допрос. – Зачем тебе все это надо? Ты что, досье на них всех собираешь? Шпионишь за ними, да?

Но Стивен лишь беззаботно рассмеялся в ответ, что отнюдь не убедило Пенни. У нее даже возникла мысль поделиться своими подозрениями с Уолтером, но после ее побега из дома сестры контакты с зятем прекратились, и она всячески избегала встреч с ним. Ей все еще было неловко за то, что она поступила так по-детски необдуманно, удрав из дома в ту ночь накануне отъезда.

По мере того как летняя жара в Афинах усиливалась, ее настроение, напротив, падало, грозя достигнуть опасного минимума. Однажды во время сиесты Пенни отдыхала у себя в спальне, когда услышала звонок внизу. Наверное, Стивен, подумала она с некоторым раздражением. Опять все уши прожужжит своими разговорами о политике. Мисс Макдейд ушла куда-то по делам, и Пенни пришлось самой спускаться вниз и открывать входную дверь.

– Слушаю вас! – несколько удивилась она, когда, распахнув настежь дверь, увидела на пороге мужчину, лицо которого скрывала большая шляпа. И тут же подпрыгнула от радости. – Ой, папа! Это ты! – Обхватив отца за шею, Пенни упала ему на грудь, забыв о всякой английской сдержанности. Какое счастье – увидеть перед собой родное лицо!