Лия Флеминг
Девушка под сенью оливы
Часть 1
Расставания
Крит не отпускает от себя никого. Здешние горы навсегда покоряют своим величием, а здешние люди – своей сердечностью.
Лью Линд, «Цветы Ретимно»
Крит
1941 год
Автоматные очереди и беспорядочная стрельба заставили отступить в глубь пещеры и вжаться в холодную скалистую стену. Дай-то бог, чтобы все обошлось и ее страхи оказались напрасными. Но канонада снаружи лишь усиливалась, пули сыпались градом, рикошетом ударяясь о металлические канистры. Она еще сильнее прижалась к сырому камню. Внезапно тусклый свет, проникающий в пещеру извне, погас. На входе сгрудилась толпа орущих солдат. «Raus… raus!», – кричали они, а потом с видом победителей ворвались внутрь.
Она рухнула на землю как подкошенная и попыталась притвориться мертвой. Между тем солдаты принялись вытаскивать из пещеры санитаров и раненых; последних укладывали в ряд возле одной из скал.
Каждая секунда казалась вечностью. Она лежала, вдавив голову в землю, чувствуя солоноватый вкус песка и запекшуюся на губах кровь. Главное – не шевелиться! Она понимала: еще мгновение, и ее обнаружат. И тогда… тогда она должна остаться твердой. «Ты же англичанка! Так будь мужественной!» Ах, какая все это чепуха, подумала она с отчаянием. Пустые слова! Она почувствовала, как ярость затапливает все ее естество. Разве может она умереть, когда еще столько нужно сделать?
Внезапно прямо на уровне ее глаз остановилась пара тяжелых армейских сапог. Рука, испещренная шрамами, рывком поставила ее на ноги. Вот он, ее судьбоносный миг! Ее Голгофа… Час истины и искупления! Что ж, если сейчас она сумеет без тени страха и сомнения взглянуть врагу в лицо, то их уловка может сработать…
Великобритания, Стокенкорт-Хаус, Глостершир
Апрель 2001 года
Меня снова разбудил кошмар. Вначале дуло, приставленное к затылку, потом откуда-то сверху полилась вода, затапливая все вокруг. Я отчаянно шарила руками по простыням, стараясь выбраться на поверхность. В ушах звенело, легкие сжимались от нехватки воздуха. Вокруг копошатся утопающие люди, и каждый норовит схватиться за меня в попытке вынырнуть наверх и выжить. Я отталкиваю их и чувствую, как меня покидают силы. И в этот момент в ужасе просыпаюсь. Господи, вздыхаю я с облегчением. Так ведь это же всего лишь сон! Страшный сон, и только. Но сердце гулко колотится в груди. С каждым разом мне все труднее и труднее пробиваться наверх среди груды копошащихся тел. Сколько еще подобных кошмаров я сумею вынести? Ответа нет. А потому надо вставать и встречать новый день. И следом еще один радостный вздох. Я вспоминаю, что на сей раз встречаю новый день не одна.
Раздвигаю шторы из золотистого дамаска и выглядываю в окно. Погода поистине пасхальная. Яркое апрельское солнце заливает теплым светом золотистые камни Костуолда. У южной стены дома – благодать. Нарциссы уже почти отцвели, но появились первые соцветия на вишнях. В воздухе витает аромат свежести и весеннего обновления земли. Что ж, самое время быстро пробежаться прямо в халате по своим цветочным владениям. Интересно, много ли напортачил молодой садовник Оливер, управляясь с цветочными бордюрами? Ведь их надо было выровнять строго по одной линии и при этом не опоздать на свидание со своей милашкой. Наверняка где-нибудь что-нибудь запорол.
Буду только рада, если Лоис все еще нежится в постели, а Алекс торчит возле телевизора и не требует, чтобы его развлекали. Чуть позже я обязательно найду ему развлечение: прикажу совершить пробежку вокруг небольшого озерца. Моя внучатая племянница все еще никак не может оправиться от душевной травмы: в прошлом году ее бросил муж, и она мучительно ищет нору, в которую можно было бы зарыться с головой и спрятаться там ото всех. Если честно, то я рада тому, что они решили провести уик-энд на природе, в моем обществе. Вообще-то я не люблю, когда начинается сезон летних пикников. Все лужайки заставлены машинами, толпы чужаков шляются вокруг дома, бесцеремонно заглядывают через каменный забор, потом уезжают прочь, оставляя после себя кучи мусора и многочисленные следы собачьего присутствия. Что же до Алекса, то Стокенкорт всегда с готовностью откликается на детские шалости. Стены его бесконечных, похожих на лабиринты коридоров полнятся эхом детских голосов, каменные полы все еще слышат топот проворных ног, а подоконники завалены грудами старых игрушек. Алекс все их забраковал и выбросил вон, посчитав, что уже вырос из игр с подобными пустяками. Впрочем, дети сегодня так быстро растут и так незаметно вырастают из всего, не только из игрушек.
Алекс любит бродить по деревне, в которой обитало несколько поколений нашей семьи, и обязательно в сопровождении Трояна, нашего последнего пса из бесконечной череды фокстерьеров. Этот последний – невероятный симпатяга, с торчащей в разные стороны шерстью, похожей на проволоку. Скоро Лоис и Алекс усядутся в машину – и поминай как звали. Исчезнут из виду, влившись в автомобильный поток, запрудивший шоссе, ведущее в Лондон. И я мгновенно и остро почувствую их отсутствие.
Но это случится еще через пару часов, а пока… А пока я отрываюсь от созерцания цветочных посадок и вижу Лоис, блаженно нежащуюся на утреннем солнце. Афина Паллада! Настоящая богиня, в ее-то возрасте! Такая же высокая, статная, целеустремленная! И так похожа на свою мать, которую, кстати, звали Афиной (ну, или Атиной, если на английский манер). На всех женщин семейства Георгов с их нежной оливковой кожей и белокурыми волосами. Все представительницы слабого пола из рода Георгов привыкли цвести исключительно на свежем воздухе, под живительными лучами солнца.
– С днем рождения, тетя Пен!
Я в замешательстве молчу, а потом грустно вздыхаю:
– Спасибо, дорогая! Но в мои годы дни рождения – это нечто вроде тринадцатой зарплаты или премии. Так сказать, награда за терпение. Знаешь, в моем возрасте вполне достаточно проснуться поутру и почувствовать, что ты еще дышишь.
Я мысленно корю себя. Ну почему я всегда такая резкая? Почему не умею быть благодарной?
– Да это я уже сто раз от тебя слышала! Но сегодня ведь особый день рождения. Юбилейный! Знаю, ты не любишь, чтобы тебе напоминали о датах. Но ты, тетя Пен, так много значишь для всех нас. С тех пор как Адам ушел…
Голос Лоис сорвался, и она умолкла. Рана все еще продолжает кровоточить.
– Девочка моя! Ты ведь единственная родная душа, которая осталась у меня на всем белом свете. Не считая, конечно, тех, кто доживает свои дни в мире собственных фантазий. И тебе все еще не в тягость возиться с такой старухой, как я. Интересно, почему? Понять не могу!
– Пожалуйста, не отклоняйся от темы, тетя! – улыбнулась Лоис. – Мы с Алексом поздравляем тебя с днем рождения! Вот! – С этими словами она протянула мне конверт, который прятала за спиной, и, подойдя поближе, вложила его в мою руку.
– А что там? – Я стала шарить рукой по карманам фартука, пытаясь выудить оттуда свои очки.
– Приглашение и рекламный проспект. Я подумала, а вдруг ты захочешь провести летние каникулы вместе с нами, и зарезервировала для всех троих виллу на май, когда у Алекса в школе закончится учебный год.
Я инстинктивно замотала головой в знак отказа.
– Это очень мило с твоей стороны, но я определенно не могу… Если тебе уж так хочется ублажить меня, лишний раз напомнив о том, какая я древняя старуха, то, уверяю, совместного обеда в «Королевском дубе» будет более чем достаточно.
– Нет уж! В этом году обойдемся без торжественных обедов! Ах, тетя, разве ты не понимаешь? После смерти мамы ты мне стала второй матерью. И даже больше!
– А разве для меня не подарок общество молодой красивой женщины? О большем старухе и мечтать не приходится!