— Не представляю, — не согласился я, изобразив крайнее недоумение. — При чем здесь окно? Как сочетается наше окно и ваш террорист?

— Можно выбраться из окна, пройти по карнизу, забраться на следующий этаж по… ну, не важно — короче, забраться вполне можно, — объяснил Эль. — И, попав таким образом в номер господина Бермана, позвонить с его телефона. Картина ясна?

— Бред какой-то, — я выпятил нижнюю губу и презрительно фыркнул. — Зачем все эти ухищрения? Надо быть круглым идиотом, чтобы в такую погоду лазать по карнизам и перепрыгивать с этажа на этаж — и все ради какого-то телефонного звонка! Черт знает что такое… Мне кажется, дражайший Эль, у вас и ваших коллег налицо все признаки типичной шпиономании. Вы ищете какого-то гипотетического террориста, вламываетесь — неоднократно причем в номера добропорядочных граждан, подозреваете всех подряд черт знает в чем… Вы не находите, что со стороны все ваши телодвижения могут показаться… ммм… как это будет правильно по-русски… оэмм… О! Извращенство! Я правильно выразился?

— Я не русский, — досадливо отмахнулся Эль и чуть ли не взмолился:

— И все же, мистер Вуд, за каким чертом вам понадобилось открывать окно?! Ну скажите, что вам стоит?

— Да нет, собственно, ничего не стоит, — согласился я, лихорадочно соображая, какие же пикантные подробности могут наиболее качественно порушить остатки подозрений вредного гэбэшника. — Понимаете… как бы это вам объяснить… в общем, у Эдит имеется некоторая странность в отправлении сексуальных актов. Она страдает явно выраженным мазохистским комплексом, который проявляется довольно… оэмм… как это будет правильно? (Хотел сказать — в извращенной форме, но вовремя передумал). О! Довольно нестандартно. В вашей практике такие случаи не встречались?

— Я, мистер Вуд, не сексопатолог, — скороговоркой пробормотал Эль и нетерпеливо подбодрил меня:

— Дальше, дальше давайте — детали, полагаю, можно опустить!

— Хорошо, пусть будет по-вашему, — согласился я, демонстративно покосившись на дверь ванной комнаты. — Так вот — она, Эдит то есть, не получает подлинного наслаждения, пока ее как следует не напугаешь. Понимаете?

— Не понимаю, — Эль в затруднении почесал затылок. — Как увязать окно и этот самый комплекс, черт бы его подрал?!. Поясните на примере, что ли, ну, чтобы было более доступно.

— Вот сейчас, когда вы ворвались со своими агентами, я имитировал попытку утопить свою подружку в ванне, — решил я упростить схему. — Она в буквальном смысле визжала от восторга. А в прошлый раз, когда вы нам помешали, я делал вид, что собираюсь выбросить ее из окна, если… ммм… как это будет правильно по-русски… О! Если не даст. Если она мне не даст проникать в себя. Восторг также имел место. Теперь понятно?

— И что ж, она всегда вот так? — страшно удивился Эль. — Без этого что — ни… а?

— Похоже на то, — сокрушенно признался я. — Мы знакомы с ней почти неделю — и постоянно… ммм… да, только вот так. Представляете? Французы, они, знаете ли, вообще странный народ…

— Черт-те что, — смущенно пробормотал Эль — вместе с тем я заметил, что он испытывает заметное облегчение. — Прямо как в кино!

— Я вижу, дражайший Эль, что вы как будто чему-то даже обрадовались, — поделился я своими наблюдениями. — Что это с вами?

— Понимаете, я с самого начала высказал версию, что в моей гостинице… эмм… — Тут Эль запнулся и тотчас же поправился:

— Среди вверенного мне контингента не может быть таких типов, что шастают по карнизам и звонят куда попало. Руководство мне, мягко говоря, не поверило — я, признаться, сам виноват в этом… Так вот — они потребовали «разрабатывать» вас, — Эль мило разулыбался и похлопал меня по плечу. — Но теперь — все. Теперь несостоятельность данной версии полностью доказана и я избавлен от необходимости делать лишнюю работу.

— То есть? — я изобразил непонимание. — Вы больше не будете ловить этого диверсанта?

— Не буду, — с каким-то непонятным злорадством заявил Эль. — Я с самого начала предположил, что это какой-то кретин прицепился к нашему распределительному щиту, который располагается отсюда в трех кварталах, и воспользовался колодкой, соответствующей номеру телефона господина Бермана. А потом меня черт дернул доложить о своих подозрениях после осмотра номера мадам Ловаль. В принципе, если бы не моя профессиональная честность, не было бы необходимости во всех этих пертурбациях: все, что происходит вне стен гостиницы и не с моими клиентами, меня совершенно не касается. Подумаешь, какой-то кретин звонит себе откуда-то с улицы! Это уже не мои проблемы, для этого у нас есть соответствующие подразделения. Ну так вот… В общем, я вас очень попрошу, милейший мистер Вуд: я вам раскрыл информацию ограниченного доступа, чтобы только загладить недоразумение — это я по поводу столь шумного вторжения в номер, так что…

— Я все прекрасно понял, достопочтенный Эль. — Я мудро прикрыл глаза и сделал успокаивающий жест:

— Не стоит волноваться. Я никому ничего не скажу — обещаю. А насчет мадам Ловаль можете не волноваться. — Тут я глумливо подмигнул Элю и изобразил движения сильно спешащего лыжника. — Мы решим этот маленький казус, но чуть позже. Мне сначала надо немного восстановиться — сами понимаете! И вот что — одолжите-ка все-таки сто баксов, старина! Эти ваши дежурные, они нас в буквальном смысле обирают как липку — за пятидесятидолларовую блузку поменяли бутылку низкопробного коньяка! Вы куда вообще смотрите, дражайший Эль? Одолжите, я в понедельник верну…

Вот на этой оптимистической ноте мы и расстались с замзавом гостиницы «Интурист» по безопасности, стариной Элем. Сто баксов он мне дал без единого звука, а на прощанье заговорщицки подмигнул и сообщил, что не будет сильно расстроен, если в понедельник я случайно забуду отдать долг. Это мелочи, милейший мистер Вуд. Что такое сто баксов? Мы же как-никак друзья, в конце концов! И вообще…

Выждав для верности десять минут после ухода Эля со товарищи, я вставил обратно в диктофон хитрую кассету и попросил свежевымытую Эдит прогуляться к стеклянным дверям за очередной бутылкой.

— Я есть совсем банкрот через это дело, — печально вздохнула моя красавица, рассматривая содержимое своего гардероба. — Толстый сволочь будет давать бутилка за один наряд, что стоит много денег. Так есть совсем плохо.

— Ничего, скажешь, что Эль запретил продавать спиртное по завышенной цене, — ободрил я председательшу. — И оставь в покое свой гардероб — у нас есть наличные. — Протянув Эдит сотенную купюру, я заговорщицки подмигнул ей и прошептал:

— Давай!

Распахнув дверь номера, Эдит вышла в коридор и спустя пару секунд заглянула обратно, возбужденно округлив глаза.

— Что случилось? — одними губами спросил я, напрягшись в ожидании какой-то непредсказуемой пакости. — Что там?

— Там никто нет совсем, — шепотом сообщила Эдит. — Толстый сволочь совсем гулять пошел — сразу два!

— Очень приятно, — пробормотал я, выскальзывая в коридор и фиксируя отсутствие наблюдательного поста за стеклянными дверями. — Значит, отбой тревоги! С чем вас и поздравляю… Тем не менее, красавица моя, постой-ка тут немного — на всякий случай…

Спустя полчаса я вплыл на своем суденышке в бассейн коллектора под Бесланским мостом, привязал лодку к поручню лестницы и, сняв резиновую маску, полез наверх.

Промежуточная площадка была пуста. Я крепко зажмурился и вновь открыл глаза, на всякий случай сильно ущипнув себя за ляжку. Ни-ко-го… Тот факт, что это не галлюцинация и я действительно некоторое время назад намертво привязал здесь своего пленника, красноречиво подтверждали два обрезка капроновой веревки, свисавшие с толстых прутьев решетчатого пола площадки.

Сердце мое подпрыгнуло в груди и ухнуло куда-то в желудок. Сказать, что я впал в отчаяние, значит, сильно поскромничать. Я был уничтожен. Единственный человек, который должен был дать мне ту самую путеводную нить, способную привести к убийцам жены шотландца, бесследно исчез, выкрутившись из совершенно безнадежного положения. Более того, этот человек видел меня и, вне всякого сомнения, хорошо запомнил. Если принять во внимание тот факт, что Гасан является сотрудником наиболее влиятельной силовой структуры Ичкерии и потерял по моей милости двух соратников… страшно даже подумать, что меня ожидает в самом ближайшем будущем!