Но нередко у букинистов случался и такой товар, который не только не покупали магазинах, но и на толкучке трудно было сбыть. Тогда они тащили его к Ивану Тимофеевичу Лисенкову, в полной уверенности, что хотя и дешево, но все-таки продадут. Хотя я имел в виду описывать только типы апраксинцев и других букинистов, но полагаю, что не лишним будет сказать несколько слов и о Лисенкове.
Иван Тимофеевич Лисенков, — как видно из его воспоминании, напечатанных в весьма редкой книжке «Материалы для истории русской книжной торговли» (Спб. 1879)[236], — в молодых годах служит у московского книгопродавца О. Л. Свешникова[237], в течение восьми лет ездил торговать по ярмаркам, преимущественно по Малороссии, Новороссии и к Макарию, что ныне Нижегородская, а в 1826 году перешел на службу к М. П. Глазунову, который поручил ему заведовать его книжным магазином в С.-Петербурге. Прослужа 10 лет у Глазунова, в 1836 году он открыл собственный довольно большой магазин, который находится, как я уже упоминал, по Садовой улице в доме Пажеского корпуса. Сам по себе, он был большой оригинал. Одевался он по-немецки, всегда чисто выбритый и всегда в цилиндре. В обращении со всеми постоянно был вежлив, тих и, кажется, никогда ничем не возмущался.
Иван Тимофеевич не отказывался ни от какого товара, который ему приносили, покупал все и без выбора, почему букинисты, распродав ходовые книги по другим магазинам, с остатками всегда направлялись к Лисенкову. Принесет, бывало, ему букинист пачку пуда в полтора и положит на выручку.
— Здравствуйте, Иван Тимофеевич!
— Здравствуйте, здравствуйте, почтеннейший. — отвечает Иван Тимофеевич, снимая шляпу и кланяясь.
— Вот, Иван Тимофеевич, я вам принес книги хорошие. Не купите ли?
— Покажите, покажите, почтеннейший, посмотрю, — и, развязав пачку, начинает рассматривать книги.
— Да, книги, все книги, хорошие книги, — приговаривает он, рассматривая, и затем спрашивает: — А сколько же стоят ваши книги?
— Восемь с полтиной. Иван Тимофеевич.
— Восемь с полтиной дорого. Нет, я так не куплю. Кабы подешевле, я бы купил.
— А сколько для вас стоят, Иван Тимофеевич?
— Семьдесят пять копеек, извольте.
— Что вы, что вы, Иван Тимофеевич? За такие книги и в таких переплетах…
— Да-с, и переплеты хороши. Только я больше не могу дать. Если угодно, я вам помогу завязать пачку.
— Нет, покорно благодарю, Иван Тимофеевич. Да вы покупайте.
— Я покупаю, извольте получить семьдесят пять копеек.
— Нет, нельзя, убыток будет. Давайте настоящую цену. Ну, хоть пять целковых.
— Нет, как можно пять рублей! Пять рублей дорого.
— Ну, я три рубля возьму с вас.
— Нет-с, и трех рублей не могу дать.
— Так сколько же вы окончательно дадите? Ведь надо же прибавить.
— Извольте-с, я прибавлю вам три копеечки на булку.
— Вы уж хоть рубль давайте для ровного счета.
— Нет-с, я уж больше ничего не могу дать.
Наконец букинист решается отдать. Иван Тимофеевич вынимает из выручки 75 копеек и затем 3 копейки.
— А это вам на булку, — говорит он, — когда будете чай пить, и купите булку. А водочки-то не пейте, не надо водку пить.
Лисенков часто делал большие объявления для иногородних, рекламировал в этих объявлениях свой товар и за брошюру в два печатных листа назначат иногда рублевые цены.
Но следует также заметить, что Лисенков, при всей своей скупости и какой-то мании к спекулятивному торгашеству, был человек небесполезный. Он хотя немного, но занимался и изданиями, а главная его заслуга состояла в том, что он выпустил два издания «Илиады» в переводе Гнедича[238], с которым он очень дружил, и также два издания «Пана Халявского» Квитки-Основьяненко, и от этих изданий составил себе капитал.
Иван Тимофеевич умер в 1877–1878 году и похоронен в Невской лавре, рядом с Гнедичем. Он еще при жизни сделал себе надгробный памятник и сам составил надписи, которые считаю не лишним здесь поместить.
Надписи на камнях над могилою Ивана Тимофеевича Лисенкова:
Сверху
В ногах
Река времен в своем теченьи
Уносит все дела людей.
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства, и царей.
(Между третьей и четвертой строфами не особенно ясно высечен на камне юноша, возлежащий с книгою.)
В головах
Родятся люди, чтоб лет несколько поцвесть, потом скорбеть, дряхлеть и смерти дань отнесть. Один шел малый путь, другой прошел поболе, в гробу покоятся сном крепким в равной доле!..
(Высечено без разделения строф.)
На всех глядит неумолимо смерть
И точит лезвее косы…
Бьют часы, проходят минуты,
и все ближе к смерти
С правой стороны от ног
(На средине сверху)
Неувядаемый цвет живая речь поэзии
(Левее)
К гробам усопших приступая.
Сознай, сколь тщетна жизнь земная
И твердо в жизнь иную верь!
Что смертный? Бренный злак в пустыне.
Я тем был прежде, что ты ныне;
Ты будешь тем, что я теперь.
(Правее)
Гробницы, гробы здесь на явке
Стоят, как книги в книжной лавке
Чисто страниц их видно вам;
Заглавье каждой книги ясно;
А содержанье беспристрастно.
Подробно разберется там!
С левой стороны от ног
(Левее)
Уходит человек из мира,
Как гость с приятельского пира.
Он утомился кутерьмой.
Бокал свой допил, кончил ужин.
Устал — довольно! отдых нужен:
Пора отправиться домой!
(Правее)
Прохожий! Бодрыми шагами
И я ходил здесь меж гробами,
Читая надписи вокруг,
Как ты мою теперь читаешь?
…………….
Намек ты этот понимаешь?
Пр… же! До… сви
(Внизу)
Золотые правила жизни:
I. Употреби труд, храни мерность — богат будеши. II. Воздержно пий, мало яждь — здрав будеши. III. Делей благо, бегай злого — спасен будеши.
На нижнем камне в головах
Всем добро, никому зло, то законное житье
В ногах
Юбиляр
50-ти летия 26-го сентября
(Ниже)
1870
На нижнем камне с левой стороны
Отдежурил.
Завяла жизнь…..и я
Угас… И. е. к. ъ. т.
18 г (Безвестный.)
Прочие стороны нижнего камня тоже все иссечены разными изречениями, но их прочесть трудно; полагаю, довольно и того, что написано.
