На следующий день мы нашли могилу Холла. Динго и вороны уже объели тело. Полицейские заставили убийц вырыть глубокую могилу. Тело священника Холла положили в гроб и похоронили. Весь день мы шли обратно. Всех, кто был причастен к убийству и участвовал в нападении на миссию, полицейские заковали в цепи и увезли в Нормантон».

Я спросил Педди Мармиса, был ли он вместе с полицейскими на суде в Нормантоне. Вот, что он рассказал мне:

«Полицейские увезли меня и Галли. Они хотели, чтобы мы сообщили, как был убит священник Холл. Мой отец, Чарли, тоже оказался в группе людей, которая бросала копья в дом миссии. Первыми в Нормантон выехали полицейские с узниками. Они пробыли там до начала суда. Затем мы все вместе уехали в Таунсвилл и задержались там надолго. Последний раз я видел Гидегала, Билли Вамбу и Майолла Дика в таунсвильском суде. Их привезли туда из Стьюарт-Крика, из тюрьмы. Я вернулся в Нормантон после суда и вскоре нашел работу на гленорской животноводческой ферме. Там я прожил два или три года, а потом вернулся домой».

Так мне удалось услышать от своих родственников рассказ о смерти священника Холла. Трое убийц многого просто не понимали.

Незадолго до начала второй мировой войны домой вернулись некоторые из участников нападения на миссию. К тому времени все они были уже глубокими стариками. Среди них были Чарли, отец Педди Мармиса, Даррин и Барни. Все радовались их возвращению. Прежде всего они хотели знать, где их жены. Одному из стариков сказали, что его жена вышла замуж за другого. У нее теперь трое детей, и, по нашему обычаю, ему предстояло отбить ее.

Я видел, как два старика встретились на солончаке, где обычно проходили схватки на глазах у всего племени. Каждый из них был вооружен двумя боевыми бумерангами и тяжелой нулла-нулла. С обеих сторон присутствовали родственники, готовые прийти на помощь в любую минуту. Сначала старейшина племени поворчал — ведь дело можно было уладить и без драки. Он всегда так делал, предупреждая, что, если один противник убьет другого, родственники погибшего захотят отомстить.

Затем старики разошлись по сторонам и стали бросать друг в друга бумеранги. Оба легко отбивали их с помощью нулла-нулла. Потом они сошлись и сразились нулла-нулла. Старики били друг друга по голове, ногам, рукам, прыгая по площадке. Каждому помогали два родственника. Они тоже были вооружены нулла-нулла и прикрывали ими своего родственника, как щитом, но наносить ответные удары не имели права. Когда бойцам досталось по нескольку крепких ударов, борьба была прекращена. Так старик вернул себе жену.

Прошло много времени, прежде чем мы узнали о том, что случилось с Гидегалом. Оказывается, его увезли на юг, в Брисбен, и посадили в тюрьму, которая находится на острове в заливе Мортон. Гидегал пробыл там довольно долго, и ему это видно порядком надоело. Однажды он нашел большую лодку и поплыл на ней к материку. Стража обнаружила побег, когда Гидегал уже преодолел половину пути. Тюремщики кинулись за лодкой. Но не успели приблизиться, как Гидегал, взмахнув руками, скрылся под водой. Долго искали Гидегала, но так и не нашли. Решили, что его, должно быть, съела акула. Откуда преследователям было знать, что Гидегал прекрасно плавал под водой; при этом он выставлял на поверхность только нос, набирал воздух в легкие и снова нырял. Больше о нем ничего не было слышно.

Вот и вся история о священнике Холле и Гидегале. Сейчас на Морнингтоне построена церковь в память о первом миссионере. Я не был лично знаком с ним — священника убили в то время, когда я только появился на свет под сенью панданусов Гара Гара.

Убийство священника Холла напугало моих соплеменников, так как повлекло за собой крупные неприятности. Теперь они поняли, что белый человек обладает большой силой и придется ему подчиниться. На место Холла приехал другой миссионер — священник Вильсон с женой. Они построили школу, спальный корпус и убедили аборигенов оставить у них своих детей, чтобы те жили здесь и ходили в школу.

До сих пор я хорошо помню день, когда родители привезли меня в миссию. Мне было лет семь или восемь, и я еще не полностью осознавал происходящее, но чувствовал, что в моей жизни скоро произойдут большие перемены. Это меня пугало. Когда мы отправлялись в дальнюю дорогу, отец держал меня на плече, а я громко плакал.

Со страхом смотрел я на большое здание миссии Но еще сильнее пугали меня смуглые и белые необычно одетые люди, почему-то проявлявшие ко мне большой интерес. Родители прожили со мной в миссии несколько дней, наверное, для того, чтобы дать мне возможность привыкнуть к новому месту. А потом наступило утро, когда я стоял возле школы, обнесенной металлической сеткой, и горько плакал, глядя, как мои взволнованные родители уходили в лес.

Вскоре я привык к новым порядкам. Все здесь называли меня Диком. У меня появилось трое приятелей — Перси, Дан и Дуглас. Мы все были примерно одного возраста и вскоре объединились в группу, чтобы давать отпор другим мальчишкам, взрослым аборигенам и даже миссионерам.

Священник Вильсон придавал дисциплине большое значение. Мы заучивали наизусть тексты из Библии.

Если случалось, что кто-либо из ребят воровал одежду или без разрешения таскал фрукты или овощи из сада, его ожидала взбучка. Провинившегося клали на стол лицом вниз, четверо держали за руки и за ноги, а по голым ягодицам раз пятнадцать прохаживался ремень из резиновой трубки. До сих пор помню, какие раны оставались после такой порки.

Жизнь была у нас тяжелой. Спали на полу, подстелив одеяла. Каждое утро около шести — подъем. Будильником служил ушат холодной воды. Затем мы носили воду и мыли полы в спальне. Это было необходимо, потому что маленькие мальчики мочились под себя. Одеяла мы вывешивали сушить на солнце. Потом выстраивались на работу, так как в противном случае можно было остаться без завтрака. Обычно мы собирали валежник, помогали в саду или выполняли какую-нибудь другую работу в миссии.

После завтрака до начала уроков мы вместе с девочками и сотрудниками миссии шли в церковь, на короткую службу. Нашей учительницей была г-жа Вильсон. Она заставляла нас изрядно трудиться весь день: писать на грифельных досках, заниматься арифметикой, учиться читать. Это была хорошая учительница и добрый человек. (Я никогда не забывал о ней и, когда через много лет приехал в Брисбен на свою первую большую выставку, я зашел навестить ее. Она тотчас узнала меня и даже вспомнила мое родовое имя — Губалаталдин).

Школьных каникул мы ждали, пожалуй, с большим нетерпением, чем белые ребята. В то время большинство аборигенов жило в лесах, на земле, принадлежащей их роду. Лишь немногие разбивали лагеря неподалеку от миссии. Наступало время каникул. Родители приезжали за своими детьми и на несколько дней располагались около миссии, чтобы повидаться с родственниками и друзьями, а затем разъехаться по домам. До чего же приятно было сбросить с себя одежду, вдоволь набегаться и помогать старшим собирать съедобные коренья!

Вечерами мы сидели вокруг костра и слушали рассказы о давно прошедших временах. По ночам нас будил ритмичный перестук палочек и песни мужчин.

Но таких каникул в моей жизни было немного, ведь отец мой умер, когда я был еще подростком. Одни считали, что причиной смерти стал грипп (отец был уже немолод), другие ссылались на пури-пури, то есть колдовство. С тех пор я проводил каникулы с матерью и ее родственниками или бродил по лесам со своим старшим братом Кенни.

Однажды, когда я жил дома, в нашем селении распространилась страшная глазная болезнь — трахома. Мы все ужасно мучились: веки распухли и воспалились. Многие старики впоследствии совсем ослепли. У меня и сейчас слабое зрение. Охотиться с больными глазами очень трудно. До сих пор помню, как мы голодали тогда.

Обычно старики все болезни лечили теплом. Однажды вечером мой в то время уже старый дядя сидел, склонившись над пылающим костром, оттянув нижние веки, чтобы как-то согреть глаза. Один из моих товарищей, который тоже сильно страдал от трахомы, примостился по другую сторону костра. Когда он поднял голову, то увидел глаза старика и решил, что перец ним злой дух. Мой друг завопил и кинулся на несчастного старика с горящей головешкой. Потасовка продолжалась до тех пор, пока, наконец, не выяснилось, в чем; дело.