В 1155 году, после смерти отца, Раймбаут, мать которого умерла еще раньше, около 1150 года, становится сеньором д’Омела. Новому сеньору, родившемуся, без сомнения, в этих краях примерно в 1144 году, еще нет и двенадцати; в своем завещании отец поручил защищать его и оборонять его владения своему троюродному брату, Гильему VII де Монпелье; теперь Монпельерский сеньор должен оказывать мальчику покровительство, защищать его «честь», то есть его титул сеньора д’Омела, и воспитать из него истинного рыцаря. Сыну же отец завещает ревностно служить сеньору де Монпелье. Однако, пока мальчик будет расти и мужать при дворе в Монпелье, отец, будучи человеком осмотрительным, завещает управление третьей частью его вотчины ближайшим родственникам. Доверенный человек станет управлять сеньориальным владением, а брат его вскоре станет аббатом в Аньяне, а затем епископом в Лодеве. Возможно, выбор управляющего был подсказан монахами, находившимися в тесной связи с домом д’Омела, ибо сделан он был исключительно из стратегических соображений: надо было сохранять дружбу сеньора Монпельерского и одновременно удерживать его на расстоянии от Омела. Так, временным хозяином Омела становится Пейре Раймон де Монпейру; ему надо дождаться, когда подрастет Раймбаут.
Только в двадцать четыре года молодой человек сможет сам, не прибегая к помощи де Монпейру, управлять своей вотчиной. Согласно общему правилу будущий глава дома до четырнадцати лет считался ребенком; в четырнадцать лет он получал право приносить клятву своему сеньору и самому получать клятву от своих вассалов. В этом возрасте он мог взять в руки бразды правления и начать управлять своими владениями; в зависимости от семейных обстоятельств право полновластного распоряжения собственностью можно было отложить до тридцатилетия наследника; впрочем, точного возрастного порога установлено не было. Отец Раймбаута намеренно продлил сыну срок «взросления». Быть может, он считал его слишком большим мечтателем, не способным, по крайней мере в ранней молодости, управлять полученным от отца достоянием? Во всяком случае, как только у Раймбаута появляется возможность ускользнуть из-под опеки родственника, он тотчас отправляется жить в свои провансальские земли, доставшиеся ему от матери, а в 1171 году и вовсе отказывается от отцовского наследства Омела.
Раймбаут, называемый отныне Оранским, сеньор Куртезона, прежде всего трубадур. То есть человек, наделенный богатым воображением, даром сочинять музыку и находить слова. В 1150—1160-х годах он, вслед за гасконцем Маркабрюном, разрабатывает новую и оригинальную манеру стихосложения, открывающую простор для индивидуальных формальных изысков, поэзию герметическую, именуемую trobar clus*, то есть «темный», «закрытый» стиль, противоположный trobar leu,* «ясному» (plan*), «легкому», «простому» стилю, характерным представителем которого является, к примеру, Бернарт де Вентадорн. Различия между ними устанавливают тогдашние теоретики, осмысливающие современную им технику стихосложения и излагающие результаты своих размышлений в дидактических трактатах XIV века. Семь жителей города Тулузы, назвавшиеся трубадурами, становятся основателями Литературной Академии, иначе Консистории Веселой Науки[104]; желая поддержать поэтические традиции прежних поэтов, они в 1324 году заказывают составить своеобразный свод правил стихосложения, получающий название «Законник Любви» (Leys d’Amors). «Любовь» (Amors) в данном случае выступает в качестве синонима «лирической поэзии».
Раймбаут Оранский распахивает ворота навстречу формальному поиску, а поскольку стезя эта весьма разнообразна, то он нашел множество желающих как в Провансе, так и за его пределами, вступить с ним в соревнование. Среди конкурентов его немало трубадуров значительно более скромного происхождения: Пейре Овернский, Арнаут Даниэль и Гираут де Борнель. Не обошло увлечение trobar clus и поэтов XX столетия: Луи Арагон использовал «темный стиль» в своей поэзии Сопротивления.
Раймбаут видит и описывает цветок, похожий на окутанную туманом звезду: это «наледь», цветок, названный «перевернутым». И сам трубадур тоже чувствует себя «перевернутым»:
«Я словно был перевернут, блуждая в полях и скалах […], Я горевал, будто наледь»[105].
В Куртезоне, где находится его двор, он со свойственным ему великодушием принимает своих менее богатых собратьев, черпая для этого средства из отцовского наследства. С 1161 года Раймбаут медленно, но упорно распродает доставшиеся ему от отца земли. Мирваль и несколько других замков, расположенных неподалеку, он уступает своему кузену Гильему VII де Монпелье в качестве возмещения долгов; а задолжал он немало. Его родственник, Адемар де Мюрвьель в 1171 году берет у него под заклад окруженное крепостной стеной селение, вместе с которым к нему переходит и титул сеньора д’Омела. А через два года, 10 мая 1173 года, весной, Раймбаут умирает в комнате старого замка Куртезон. Он умирает молодым, как Моцарт, как поэт Рембо, не оставив потомства, но воспитав целую плеяду блистательных учеников, для которых он навсегда остался неповторимым учителем словесного и музыкального трубадурского художества.
Трубадуры: короли и сеньоры
В конце XII века признанной знаменитостью в мире трубадуров становится Дофин, граф Овернский и Клермонский. Он так усердствует, проявляя свою щедрость, что едва не лишается половины принадлежащего ему графства Клермонского; к счастью, вскоре ему удается возвратить утрату. Двери его пышного двора всегда открыты для менее удачливых собратьев по поэтическому ремеслу. В распре между Филиппом Августом и Ричардом Львиное Сердце он активно выступает на стороне Ричарда, о чем свидетельствуют его песни, хотя сам король-трубадур в стихотворении, написанном им по-французски, и упрекает Дофина в том, что тот не поддерживает его так, как следует поддерживать своего законного сеньора.
Известно, что и среди королей были трубадуры, Ричард I Львиное Сердце (1157–1199) — король Англии, по линии матери Альеноры является графом Пуатье и герцогом Аквитанским. Следовательно, он — правнук Гильема IX, первого трубадура. По возвращении из Третьего крестового похода, где его победы позволили ему потребовать от Саладина привилегий для паломников, направлявшихся в святые места, он, проезжая через Австрию, попадает в плен, где томится до тех пор, пока за него не вносят выкуп. Воспитанный на культуре трубадуров, от рождения владеющий двумя языками, Ричард в тюрьме пишет окситанское стихотворение, близкое по жанру к сирвенте, в котором описывает свое пленение. Обращаясь к сводной сестре, графине Марии Шампанской, он жалуется на коварство короля Франции и его союзников и вассалов, позабывших о нем: а ведь он вот уже две зимы прозябает в темнице германского императора!
У пленных и у мертвых, искони / Известно, нет ни друга, ни родни. / Я брошен. Злата и сребра ни-ни, / Все ждут. Но будут — даже извини / Я их — обвинены они одни, / Коль я умру в плену[106].
Несмотря на своенравный и тиранический характер, Ричард являет собой образец идеального короля-рыцаря XII столетия; его безрассудная храбрость и щедрость снискали ему прозвище Львиное Сердце, а после смерти он удостоился одного из самых красивых плачей во всей окситанской лирике Средневековья; плач (planh*) этот сочинил лимузенский трубадур Гаусельм Файдит:
Умер тот, кто воистину был отцом и повелителем Доблести […] умер король […] и больше подобного ему уже не будет![107]
Более века отделяют Гильема IX от прославленного Арагонского короля Альфонса II (1162–1196) и других владетельных князей и принцесс из Барселоно-Арагонского дома, сочиняющих на окситанском языке. Творчество этих знатных уроженцев Испании свидетельствует о том, что лирическое искусство трубадуров перешагнуло через Пиренеи. Меценат Альфонс II, чье имя трубадуры упоминают чаще всех прочих имен покровителей искусств того времени, хотя и не всегда в положительном контексте, играет одну из главных ролей в жизнеописании Гильема де Кабестаня и легенде о съеденном сердце, впоследствии получившей широкое распространение во французской средневековой литературе. Каталанский трубадур Гильем де Кабестань был влюблен в супругу Раймона де Кастель-Руссильон. Ревнивый муж убил трубадура, вырезал его сердце, приказал его изжарить и подать на стол жене, а затем заставил жену съесть его. Узнав, что за еду она только что съела, дама выбросилась с балкона и умерла. Король, сеньор ревнивого мужа и несчастного трубадура, восстановил порядок согласно законам куртуазной любви (fin’amor) — прославил память о влюбленных и покарал пожизненным заключением убийцу-мужа, вменив ему в вину не только убийство, но и ревность[108].